Римлянам же было всё равно, они пьянствовали, не уступая в этом готам. Только вот Эйрих отметил, что далеко не все воины римлян являются римлянами. По лицам было видно, что для некоторых из них готы гораздо ближе, чем «цивилизованные люди».
Дослушав довольно простенькую песню до конца, чтобы окончательно убедиться в отсутствии необходимости переводить что-то Брете, Эйрих вышел из-за стола и направился на выход.
Свежий воздух ударил в голову. Эйрих с облегчением вздохнул и направился домой.
— Эйрих! — окликнул его голос отца Григория.
— Да, святой отец? — развернулся мальчик.
— Ты, я вижу, проявляешь истинное благочестие, — подошёл к нему священник. — Мне отрадно видеть, что твоя вера в Христа крепка.
— Бог один — остальные «боги» ложны по своей природе, — уверенно высказал Эйрих свою точку зрения по этому вопросу.
— Это божья благодать — узнать, что вера наших молодых дружинников крепка! — обрадованно воскликнул изрядно выпивший отец Григорий. — Завтра приходи в часовню — я буду рад поговорить с тобой о Христе!
Эйрих не нуждался в прояснении каких-то там религиозных вопросов, но на отца Григория у него имелось несколько далекоидущих планов.
— Приду с утра, перед охотой, — кивнул он. — Пейте больше воды и меньше хмельного, святой отец.
— Не учи меня проповеди читать, Эйрих! — укорил его отец Григорий. — Но ты прав, чрезмерные возлияния оскверняют рассудок...
Священник ушёл к себе домой, а Эйрих, неопределённым взглядом посмотрев на охраняющих телеги римлян, откровенно скучающих от бездействия, направился в лес.
— Господин! — догнал его Виссарион.
Мальчик уже прошёл, примерно, тысячу двести шагов по лесу, держа путь к первому силку.
Раб не чувствовал себя в безопасности в лесу, поэтому нервно оглядывался по сторонам — он был наслышан о волках, из-за чего старался даже не выходить из дому по ночам.
— Что? — развернулся Эйрих, услышавший своего преследователя шагов за семьсот.
— Вас зовёт госпожа Тиудигото, — ответил Виссарион.
— Что ей надо? — спросил Эйрих. — Я, вообще-то, не просто так иду в лес.
— Она, судя по всему, хочет узнать о том, что происходит в бражном доме, — ответил Виссарион.
— И ради этого послала тебя за мной? — слегка удивился Эйрих. — Нет, пусть подождёт. А ты прогуляешься со мной. Проверим силки и обернёмся до заката.
Виссарион не посмел ослушаться.
Первый силок сразу же принёс дивиденды — полупридушенная лесная куропатка пыталась вырвать черенок силка, разбрасывая своими лапками землю.
Очевидно, что Эйрих, за эти годы, достиг большого мастерства в установке силков, поэтому, если какая-то лесная дичь, всё-таки, находила силок и соблазнялась приманкой, то ловушка, безальтернативно, срабатывала. Раньше крупные твари срывались, а вот в прошлом месяце Эйрих принёс домой задушенную лисицу — шкурка её уже выделана лично отцом. Когда-нибудь накопится достаточно шкур, чтобы можно было выручить за большой набор мягкой рухляди (1) приличные деньги.
Дальнейший осмотр силков не принёс никаких результатов — шесть силков ещё не привлекли ни одну тварь.
Сейчас Эйрих оставляет силки на дни, потому что они стали очень редко давать сбои и, как правило, замыкают петли на шеях жертв, а не как раньше. И если жертва силка удушает себя за полчаса-час, то потом маловероятно, что тело быстро найдут лесные хищники.
Одна куропатка — это тоже мясо и достойное вознаграждение для одного дня. Придётся отдать её отцу, конечно...
— Знаешь, что, Виссарион? — спросил Эйрих, когда они уже возвращались в деревню.
— Не знаю, господин, — ответил раб.
— Я хочу, чтобы ты начал писать летопись, — сообщил ему Эйрих. — «Деяния Эйриха». Пока писать почти что не о чем, но начало моей жизни, участие в первом набеге, захват виллы, а также овладение латынью и грамотой — всё это уже можно начать записывать. Чистых пергаментов у нас полно, а стол для письма я тебе сделаю.
— Это большая честь для меня, господин, — признательным тоном ответил Виссарион.
— Не лукавь, — пренебрежительно попросил Эйрих. — Это работа, а не честь. Если, когда-нибудь, мы захватим город, я дарую тебе в нём дом — это будет оплатой за твою работу.
Виссарион с благодарностью поклонился. Но Эйрих знал, что думает этот человек. Он, скорее всего, настроен скептически и полагает, что сопляк много о себе возомнил. Время покажет.
— Ты задумывался о том, чтобы взять жену? — поинтересовался Эйрих. — В будущих набегах я могу найти тебе какую-нибудь римлянку.
— Зачем вам это, господин? — спросил Виссарион.
— Просто так, — пожал плечами Эйрих. — Ты верен мне, а те, кто мне верен, не должны жить плохо.
— Вы будете великим правителем, господин, — вновь поклонился Виссарион.
— Я знаю, — ответил Эйрих. — Но будь добр стараться не лизать мне задницу, раб. Твоего положения это не улучшит, я знаю тебе цену, а также знаю цену себе. И ещё, можешь говорить то, что думаешь на самом деле — я, как ты заметил, наказываю тебя за дела, а не за мысли.
— Но зачем это вам, господин? — снова спросил Виссарион.
— Затем, что мне нужен надёжный советник, который увидит то, что я упустил, — объяснил Эйрих. — Хрисанф недостаточно надёжен, братья мои слишком туповаты, на сестру у меня другие планы, а вот ты... Ты достаточно умён и внимателен, чтобы подмечать то, что может ускользнуть от моего взора. Если покажешь себя очень полезным — будь уверен, что в рабах тебе прозябать недолго.
Виссарион думал недолго. У него было чутьё на судьбоносные моменты.
— Я не подведу вас, господин, — ответил раб.
— Я в тебя верю, — усмехнулся Эйрих. — Но помни — предательство приведёт тебя к участи, что хуже, чем смерть.
Виссарион уже давно знал Эйриха, но ни разу не слышал, чтобы тот шутил. Эйрих вообще никогда не шутил и не смеялся над чужими шутками или промахами — это одна из тех вещей, которая делала его странным в глазах окружающих. И раб прекрасно понял, что слова Эйриха следует воспринимать предельно серьёзно. Потому что, где-то глубоко в подсознании, он не воспринимал этого ребёнка как ребёнка, ведь дети больше времени уделяют развлечениям и забавам, ведь они же дети, а Эйрих... Раб не встречал таких взрослых, которые с такой самоотдачей предаются интенсивному труду и тренировкам. Он сам не прилагал и десятой части таких усилий не то, что в детстве, а даже во время пребывания в статусе общественного раба...
Они вернулись домой, Эйрих передал куропатку Татию, уже почти смирившемуся со своей судьбой, после чего прошёл к Тиудигото, ожидавшей его у очага. Там же сидели Эрелиева и Мунто. Последняя, дочь Фульгинс, была до крайности молчалива. Настолько, что Эйрих думал, что она нема. Но она не нема, просто, почему-то, очень бережёт слова. Или ей нечего сказать.
— Что за римляне в деревне? — с нетерпением спросила мать. — И почему ты так долго возвращался?
— Куропатка сама себя не поймает, — указал Эйрих на добычу в руках Татия. — А римляне — это посланники константинопольского императора. Они пришли, якобы, замирить готов с римлянами...
— Якобы? — уцепилась Тиудигото за ключевое слово.
Мальчик уселся перед римской печью, построенной Виссарионом. От очага Тиудигото не отказалась, потому что на костре ей привычнее готовить еду, но против каминуса не выступала, на практике убедившись, что греть дом им гораздо экономичнее и эффективнее.
— Да, якобы, — кивнул Эйрих. — Они говорят красивые слова, но я не понимаю, почему они появились только сейчас. Римляне на юге терпели от нас бедствия в течение всей моей жизни, а посланники прибыли только сейчас. Это странно.
— Может, их император решил, что выгоднее платить нам положенное, чем терпеть убытки? — предположила Эрелиева.
Сестрица всегда верит в лучшее — возможно, со временем, это пройдёт.
— Я бы не был так уверен, — вздохнул Эйрих.
Он бы, окажись на месте императора, прислал бы сюда пару-тройку легионов и истребил всех готов, кроме женщин и детей. Последних он, в традиционной манере, измерил бы колесом арбы (2) — это самый надёжный способ установить возраст. Лицо и кожа могут обмануть, но рост никогда не обманывает. Потому что даже взрослый человек настолько низкого роста не представляет угрозы воинам.
