есть она, наверное, есть, для «покхазьюхи», но реально… Вот в вашем университете она существует? – начал провоцировать меня Мюллер.
А я и не прочь провоцироваться. А то что-то стало кисло в круизе. Кисло и скучно.
– В нашем университете (я не стал говорить, что учусь в обычном институте, лишние подробности ни к чему), в нашем университете она очень даже существует, самодеятельность.
– Мы, конечно, верим вам на слово, но…
– Никаких но, я это могу доказать.
– Как же? Покажете фотографию?
– Покажу… Покажу номер самодеятельности. То есть мог бы показать, только зачем?
– Ну… Я постараюсь сделать это представление незабываемым, сказал Мюллер из Оснабрюка.
– Вот как?
– Вот так. Подождите пять минут, я вернусь, – и он убежал.
Мы продолжали сидеть в шезлонгах. Мы – это наш стол. Плюс Катя и тётя Марта. Видно, она и в самом деле была важной персоной, тётя Марта: и Шмидты, и Брауны обращались с ней подчеркнуто почтительно.
Ну да, Катя явно охотилась за мной. Настойчиво и даже агрессивно. Или мне так кажется? Просто я не только первый парень на деревне, я единственный парень – среди туристов. Весь стройный и местами красивый, при бабочке, с японским зонтом. Есть, конечно, молодые парни среди команды, но, может, она считает, что команда – это фи? Или просто – команда по-немецки знает только хенде хох? А я говорю хоть и как диктор, но знаю и Маннов, и Ремарка, и даже Гессе. И могу угостить в баре шампанским, подумаешь, восемь марок за бокал, три рубля чеками категории D. Не расход.
Солнце уже закатилось, но ночной загар – это ночной загар. Обещанный антициклон пришел из Средней Азии и принёс тепло. Днем даже жарко, и, действительно, можно загорать.
Тем временем теплоходные музыканты, две электрогитары, синтезатор и барабанщик – устанавливали аппаратуру на танцплощадке. Танцы, танцы, танцы. Играют они так себе, в свободное от вахты время. Вчера уже слушали. Наш институтский «Медпункт» на голову лучше, но для танцев сойдет.
– Михаил, можно вас на два слова, – сказал господин Браун.
Пришлось отойти в сторонку: господину Брауну непременно требовалась приватность.
– Вы как русский… – он замялся.
– Я не как русский, я настоящий русский. И советский.
– Да, да, это… Скажите, как у вас лечат? В России?
– У нас в России, как и во всём Советском Союзе, лечат, используя новейшие достижения передовой советской науки. И зарубежной тоже, мы не изоляционисты.
– Я читал… слышал, что… – он замолчал, не решаясь продолжить.
Я помогать не стал. Смотрел вперед по курсу. Звёзды в небе, звезды на воде… Скоро подойдем к Ульяновску. Мы его минуем без остановки. Остановка запланирована на обратном пути, когда будем подниматься к Москве.
– Я слышал, что у вас за венерические болезни сажают в тюрьму! – наконец решился господин Браун.
– Не за венерические болезни. За преднамеренное заражение – это первое, и за уклонение от лечения – это второе. Если заболел – лечись, сколько пропишет доктор. Бесплатно. И даже больничный лист открывают. Представляете, лечит человек, к примеру, сифилис. Месяц лечит, другой, выписывается из больницы – и получает сумму, равную зарплате за два месяца! Вот он, социализм в действии!
– Не сифилис, нет. Триппер…
– Триппер, он же гонорея. Тоже лечат, да. Но не два месяца.
– И где? Где его лечат?
– Обыкновенно в диспансере. Дерматовенерологическом диспансере. Он есть в каждом областном центре и в крупных райцентрах. Вот в Ульяновске есть – я показал вперед по курсу. – Правда, мы его минуем, но будут и другие города.
– А здесь, на теплоходе… Если я обращусь к врачу, то… то что со мной будет?
– Обратитесь – и узнаете.
– Но… тюрьма…
– Полноте, какая тюрьма? На теплоходе нет тюрьмы. А доктор есть.
– Тогда я прямо завтра… Понимаете, там, в Угличе, я, кажется… ну…
– Это доктору и расскажете. Он поймёт.
– Она. Здесь доктор женщина.
– Тоже поймёт. Доктора, они понятливые.
– Надеюсь. Только, пожалуйста, никому не рассказывайте. Или, может, прямо сегодня?
– Смотрите. По тройному тарифу можно и сегодня.
– По какому тройному?
– За срочность по тройному.
– А… откуда вообще тариф? В России… В Советском Союзе ведь медицина бесплатная? Нам говорили перед поездкой, что к доктору можно обращаться без денег.
– Тариф за конспирацию. За секретность, то есть. Без постановки на учёт, без сообщения Куда Надо. Впрочем, в каждой избушке свои игрушки, каковы порядки здесь, на теплоходе, я не знаю. И да, господин Бауэр… Вы ведь и жену, вероятно, заразили?
– Может быть… – вид у берлинца был невесёлый. Но это его проблемы. Возьмется их решить доктор? Думаю, да. Тот, кто сопровождает длительные круизы, должен быть готов к подобного рода болезням. И быть во всеоружии. Чтобы симптомы гонореи исчезли по крайней мере до конца тура. А что будет потом – это будет потом. Если вдруг выживут гонококки – долечат в Западном Берлине. Там хорошие лекарства. Даже замечательные. Дорогие, да. Потому и дорогие, что замечательные.
Я вернулся к своим. Вот, стали уже свои. Человек – существо общественное, и даже среди чужих ищет своих. По языку, по вере, по столу, за которым обедает. Свой чёрт милее чужого.
– Поговорили? – спросила фройлян Катя.
– Поговорили, – ответил я. Каков вопрос, таков и ответ. Буквально.
Фройлян Катя хочет танцевать и веселиться.
А я?
В меру, в меру. Всё яд, главное – доза.
Музыканты подключили к усилителю инструменты и микрофоны. Как водится, посвистело и погудело, но вот все отрегулировано. Народ подтянулся поближе. Они, немецкие пенсионеры, плясать горазды. Отчего б и не поплясать на Волге на реке.
И тут у микрофона возник Мюллер из Оснабрюка.
– Дамы и господа! Камрады! Внимание!
Народ притих.
– Я с моим русским другом заключили маленькое пари. Даже не пари, а просто… Сегодня мы смотрели русский фильм, где все поют и пляшут. Художественная самодеятельность. Любительское искусство. Мой русский друг, студент Михаил, утверждает, что художественная самодеятельность – не иллюзия кинематографа, а существует на самом деле. Я же сомневаюсь. Я всегда сомневаюсь. Но в доказательство Михаил вызвался показать её достижения, художественной самодеятельности то есть, на собственном примере. Так вот, если выступление Михаила покажет, что прав он, то я выставляю пять… нет, десять ящиков пива для общего пользования!
– А если нет? – крикнул кто-то.
– Тогда не выставляю, – ответил господин Мюллер.
– А судьи кто?
– А вы и будете судьями!
Народ загудел – и люди стали быстро прибывать. Конечно, дармовое пиво, да ещё русский студент будет пыжиться, изображая искусство. Чижик, пыжик, ну, зачем?
Просто так. Для развлечения. Времяпрепровождения. Пустим крови из
