одну галочку поставить…
Порт-Саид. Денщики наших офицеров уже начали мундиры щетками в порядок приводить, понятно — не свои, а тут и какая-то загвоздка вышла. На берег нас что-то не пускали.
К «Latosche—Treville» один за одним начали подходить баркасы, тянущие вереницы барж. Их груз в авральном режиме перегружали в трюмы нашего корабля.
Нечего себе! Сколько же, оказывается, в него входит. И в предыдущих портах что-то грузили, и сейчас.
Не потонем мы от перегрузки?
Баржи всё подходили и подходили. Работа продолжалась до самой темноты.
Утром погрузка продолжилась.
— Пустят нас на берег? — чуть ли не в сотый раз спрашивал меня Рязанцев.
Я-то откуда знаю? Генерал-майор по таким вопросам со мной не советуется.
— Никифор Федорович, откуда такое нетерпение? — мне самому на берег хотелось, так что сказано это было без особой радости.
— Да вот… — неопределенно выразился капитан.
Баржи всё подходили.
Может, что перепутали? Не нам весь этот груз предназначен?
В гавани было так много кораблей, что мачты их создавали впечатление леса в воде. Это, конечно, несколько образно, но недалеко от истины.
— Слышали, Иван Иванович, что нашу охрану в море усиливают? — Рязанцев поделился со мной очередной новостью.
— Откуда. Это Вы всё первым узнаете…
— Про какую-то знаменитую германскую подводную лодку поговаривают. Свирепствует она просто в Средиземном море и приказ ей дан наш транспорт потопить. Союзный флот её ловит, ловит, а всё без толку. Не один десяток уже торговых и военных судов у германцев на счету. Особенно торговые суда страдают…
Ага, может поэтому нас так и грузят? Торговые суда боятся из гавани выходить, а нам всё равно до Марселя двигаться. Вот и решили хозяева судна деньжат подзаработать.
— Вот как… — не обрадовал меня бригадный интендант, не обрадовал. Ещё и на берег не отпускают…
Это ко всему прочему.
Утром у меня уже не сильно хорошие дела начались. Несколько моих подчиненных пьяными оказались. Где только умудрились выпивку раздобыть? Впрочем, свинья, она — грязи найдёт.
В последнее время мне встречались по утрам солдатики, от которых винцом попахивало. С моей медицинской командой до сегодняшнего дня было всё нормально, а тут — на тебе.
Мой допрос ничего не дал — молчат, как рыба об лёд…
Я так и сяк, а они ни в какую. Просто партизаны…
В этот момент мой разговор с Рязанцевым прервался по причине шума и ругани за нашими спинами. Подпрапорщик из души в душу распекал какого-то ефрейтора, а он… лыка не вязал.
Мля…
Да что же это такое?
Мои пьяные, а тут ещё и какой-то ефрейтор…
Дело принимало крутой оборот — эта сцена попала на глаза генералу.
По поводу пьянства нижнего чина был проведён строгий розыск и дело вскрылось. Лучше бы и не начинали всего этого…
Картина вырисовывалась неприглядная.
Оказывается, французское правительство, коли уж мы едем за него сражаться, отпустило с первого дня нашей посадки на корабль по литру виноградного вина в сутки на каждого солдата и офицера. По литру! Бочки с вином находятся в трюме корабля, но выдавать его запретил какой-то русский полковник.
Кто?
Полковника тут же выявили. Не так их много на «Latosche—Treville» и было.
Почему?
Не положено такое в русской императорской армии…
Не положено?
Мы тут от жажды страдаем, а в трюме наше законное вино киснет!!!
Генерал-майор своим взглядом чуть полковника разума не лишил.
При всех его распекать не стал, а к себе в каюту велел отправляться.
То ли одна из бочек подтекала, то ли что ещё, но некоторые наши ушлые солдатики про вино прознали. Решили им угоститься. Кстати, только после того, как из оставшегося неизвестным источника выяснили, что вино, это им и предназначается. Матросы ежедневно по литру получают, а типа — вам почему не дают? Боцман говорит, что положено, но одним из русских офицеров запрещено.
Быстро нашлись специалисты по вскрытию бочек так, что ни одна живая душа не заметит. График был составлен и строго соблюдая его среди нижних чинов началось тихое пьянство.
Начала дегустировать напиток первая рота. Причем, не в полном составе. Пьяных-то надо покрывать. Кому? Понятно — трезвым.
За ночь выпивали по семь бочек. Ну, плюс-минус…
В прошлую ночь пировал младший и средний медсостав.
Вот как-то так.
Через два дня будет Марсель.
Ну, это если из пучин морских германская подводная лодка не вынырнет где-то рядом нам на погибель.
Пока же генерал-майор отдал приказ всем нижним чинам брить головы, усы и бороды, сдать в хозяйственную часть старое обмундирование, а получить новое, специально пошитое для Франции. Сукно там хорошее, не хуже того, из которого офицерам форменную одежду шьют. Решил государь император пыль немного в глаза французам пустить…
Да, перед этим ещё и всем помыться было приказано.
Солдаты туда-сюда засновали по палубе. Заблестели на солнце сотни бритв. Водокачки заработали на полную мощность — всем враз мыться надо было.
Нижние чины сдавали и получали обмундирование — кальсоны, нижние рубахи, гимнастёрки, брюки…
Кто-то чистил пряжки новых ремней до самоварного блеска.
Да, ещё и сапоги всем поменяли.
Офицерскому составу специальная форма ещё а России была выдана. Я не составлял исключения.
— Солдатики-то наши — как женихи. — подмигнул мне бригадный интендант.
— Точно-точно, Никифор Федорович. Совершенно с Вами согласен.
— Гвардейцы, да и только…
Тут я тоже разделял мнение капитана.
К вечеру все нижние чины были чисто выбриты, щеголяли в выданной форме. Пояса с сияющими пряжками были подтянуты туже обычного. Зачем? А, положено. Так устав велит.
Солдатский коллективный разум, коль уж на корабле им всего две ночи осталось, принял решение вино допить. Не пропадать же добру.
Вечером после поверки, когда офицеры разошлись по своим каютам, группы по десять — двенадцать человек начали спускаться в трюм. Такое количество нижних чинов нацеливалось на бочку и до утра её досуха выцеживало.
Хоть и винцо было не слишком крепкое, но количество постепенно переходило в качество и военнослужащие русской императорской армии упивались в мат.
Люди хотели выпить всё, что им было подарено правительством Франции. Литр на день — за сорок три дня плавания изрядная порция винишка на каждого уже накопилась…
На утреннюю поверку почти поголовно все вышли с красными глазами и помятыми лицами. От строя соответствующим образом разило.
Подпрапорщики и фельдфебели головами горестно помотали и распустили народ.
На десять часов был назначен общий смотр…
Генерал-майор, гадать не надо, это дело учует…
Что и будет…
Оркестр не очень умело захрипел марш.
Ротные рявкнули команду.
Строй замер.
Генерал майор направился к первому батальону. Подошёл, как водится, к первой роте и принял рапорт от её командира.
Николай Александрович недовольно поморщился — ветерком на него неприятный запашок от строя донесло.
Лохвицкий поздоровался с солдатами. Те ответили хрипло и нестройно.
Лицо генерала выразило недоумение.
Он прошелся туда-сюда перед выстроившимися. Помолчал немного. Тяжело вздохнул.
— Завтра будем в Марселе. Вести себя нужно во Франции так, чтобы не запятнать честь и славу русской армии…
Генерал продолжал ещё говорить, как из строя вдруг прозвучал вопрос. Это уже ни в какие ворота не лезло.
— Ваше высокоблагородие! Разрешите вопрос.
Лохвицкий сдержал себя. Кивнул солдату. Говори мол, коль уж начал, перебил генерала.
— Ваше высокоблагородие! Почему в ходе нашего пути запретили выдавать то, что положено было нам, русским солдатам, от французского правительства?
Генерал поморщился.
Вроде, данный вопрос уже прояснён? Кому-то ещё это непонятно?
— Два шага вперёд, марш! — рявкнул Лохвицкий.
Солдат шагнул вперёд, вытянулся по стойке смирно.
— Что лично я запретил выдавать?
— Вино, ваше высокоблагородие!
— Я?
Николаю Александровичу стало вдруг до слёз обидно. Он-то к данному запрету никакого отношения не имел.
— Кто же ещё!
Солдат вёл себя крайне вызывающе.
Тут ему и прилетело по морде.
Нижний чин заморгал, из носа у него текла кровь.
— Бабушка ещё мне говорила — Васятка, не спускай никому!
После этих слов солдата прилетело уже генералу. Тот не устоял на ногах.
Ротный, габаритами мало чем уступавший нашему знаменщику, бросился генералу на помощь.
Солдата утащили в трюм.
Я наблюдал эту картину с горечью. Солдат-то, судя по всему, хороший был. Первая рота первого батальона бригады — сюда самых лучших отбирали. Половина нижних чинов этой роты с высшими
