Царь озадаченно повернул голову к Годунову, некоторое время пристально всматривался в его лицо, остающееся по-прежнему невозмутимым, хотел было что-то сказать, но тут его взгляд упал на издохшую собаку, и он, кашлянув, нерешительно произнес, будто размышлял вслух:
Стало быть, и подьячий неповинен. Ну-ка, спусти его с дыбы, Малюта, а ты, Елисейка, чару ему государеву подай, да гляди, хоть теперь ничего не спутай.
Толстячок молча склонился перед царем в низком поклоне и снова ненадолго шагнул в темный угол.
За корчившимся в смертных муках подьячим Иоанн наблюдал с неподдельным наслаждением. Лишь когда тот затих, он спохватился и напустился на лекаря:
— Ты что творишь, Бомелий?! Сызнова все поперепутывал! Нешто я повелевал зелье подсунуть?!
— Прости, государь, но, кроме мед хмельной, в кубке ничто не быть, — перепуганно развел руками Елисей и огляделся по сторонам. — Где взять собака?! — плачуще взвизгнул он и тут же гордо заявил: — Нет собака — я сам аки собака. Гляди, царь-батюшка. — И махом опрокинул в себя недопитое Митрошкой зелье из кубка. — Выпив, он торжествующе перевернул кубок, из которого упало на земляной пол не больше семи-восьми капель, и гордо заявил: — Обман нет!
— Это что же делается, Бориска? — одними губами еле слышно прошептал царь.
— Я так мыслю, что сие есмь третий знак от господа, — предположил Годунов. — Знать, подьячий был и впрямь повинен в тех грехах, в коих каялся пред тобой. — И с неподдельной тревогой в голосе заметил: — Боюсь я за тебя, государь. Еще раз попытаешься супротив небес пойти и…
— Я ишшо не обезумел, — хмуро ответил тот, надменно вскинул голову и резво вскочил на ноги. — Бориска, нынче же надобно вклад по сто рублев отвезти в Чудов монастырь, Богоявленский, Симонов, Девичий, Троицкий, Волоцкий… — Он на секунду замешкался, прикидывая, куда бы еще.
— Может, нищим раздать? — осторожно спросил Годунов.
— Нищие тут ни при чем, — сердито отмахнулся Иоанн. — Мне от кого знаки пришли? Вот ему и заплатим. Снизошел.
М-да-а, ничего не скажешь, оригинальная вера. Я хоть и не религиозный человек, но так хамски с богом поступать никогда не стал бы. Впрочем, пес с ним. Нет-нет, я имею в виду царя, а то вы еще подумаете, что я лишен благодарности за свое спасение. Хотя все равно странно. Ну не верю я в чудеса… и правильно делаю.
Бомелий, которого царь на всякий случай отрядил вместе со мной в качестве сопровождающего до подворья Воротынского, наказав пробыть там со мной до вечера, чтоб потом все обсказать, пояснил технику произошедшего чуда. Спустя несколько минут после того, как я лег в постель, он присел у моего изголовья и, еще раз опасливо оглянувшись на плотно закрытую входную дверь, вполголоса поинтересовался:
— А что сам светлейший князь мыслит о чудо, кое с ним быть, и о свой необычный спасение?
Я посопел. Врать, что я уверовал в знак, знамение и прочее, не хотелось, но и выказывать сомнения в божественном промысле тоже чревато. Осталось неопределенно пожать плечами, и пусть себе понимает как хочет. В конце концов, я не обязан отвечать этому полулекарю-полуотравителю.
— Стало быть, князь не верить в чудо, — с легкой укоризной констатировал Елисей, и тут же последовало неожиданное продолжение: — И правильно делать.
Я недоуменно уставился на него.
— От моего зелья человека не спасет даже сам сатана, — горделиво заявил он, внезапно начав говорить практически правильно, без искажения родов, падежей и прочего. — Я же говорил, князь, что запомню тебя. Вот и свиделись. А долг я помню, так что ныне мы квиты. Жизнь за жизнь.
— А… как же собака? — вспомнил я несчастную псину.
— Если бы я не полил второй кусок хлеба остатками из твоего кубка, а скормил его так, она бы все равно сдохла, — пояснил Елисей. — Та краюха уже была пропитана отравой, а в вине ее вовсе не было. А что до подьячего, то тут еще проще — я постоянно принимаю противоядия. Государь Иоанн Васильевич — человек непредсказуемый, посему лучше попытаться себя немного защитить заранее. — Он несколько вымученно улыбнулся, громко рыгнул — видно, даже регулярный прием противоядий не полностью помогал справиться с отравой, и поучительно заметил: — Но впредь я бы посоветовал тебе быть осторожней. Чудо может хорошо помочь, особенно если как следует подготовлено, только не след забывать, что случается оно не каждый день.
Он еще посидел возле меня, хотя и недолго. Осип вертелся у меня на уме с самого начала, но спрашивать было страшно, и лишь под самый конец, когда толстяк засобирался уходить, я осмелился.
— Это тот молодой князь, с которым ты рубился на судном поле? — уточнил Бомелий.
Я сглотнул слюну и молча кивнул, не в силах вымолвить ни слова.
— Удар, что и говорить, богатырский. — Он одобрительно поцокал языком. — Не хвалясь скажу — ежели бы не я, то ныне бы его уже хоронили. Да и я мог не успеть — очень много крови потерял сей молодец. Одначе с помощью божьей удалось отвоевать его у костлявой, как тут у вас на Руси именуют смерть. Ныне же могу с уверенностью сказать: хоть и плох сей князь, но должен со временем выздороветь, так что на тот свет он отправится не скоро, и уж точно, что не от этой раны.
Фу-у-у! Будто камень с души свалился. Вот теперь я мог окончательно успокоиться — оба мы с ним от смерти утекли. Надолго ли — никто не знает, но передышку я получил.
Однако передышка оказалась весьма короткой — меньше суток…
Уже на следующий день из царских палат на подворье к князю Воротынскому прискакал Иоаннов гонец. Дескать, царь жалует фряжского князя Константина шубой с государева плеча и дозволяет явиться пред его очи ныне после вечерни. Я поначалу не придал этому значения, наивно посчитав, что раз сказано «дозволяет», то это вроде разрешения на аудиенцию исключительно в добровольном порядке: хочешь — являйся, а не хочешь — наплюй.
Хорошо, что еще не переехал в свой терем на Тверской и было с кем посоветоваться. В ответ на мои догадки Воротынский в очередной раз весьма красноречиво постучал себя по лбу и тяжело вздохнул, с укоризной глядя на меня. Мол, учу я тебя, дурака, учу, а ты как был, так и остался… фрязин. Оказывается, разрешение на самом деле и есть приказ, только в завуалированной форме.
Делать нечего, и я поплелся собираться. Честно говоря, после всего пережитого я не испытывал ни малейшего желания присутствовать на аудиенции, где непонятно что говорить и, разумеется, придется как всегда врать, да и лицезреть самого царя тоже хотелось не больно-то. А уж про его угощения и вовсе особый разговор. Вот теперь и ломай голову — что он там для меня припас. То ли курочку со стрихнином, то ли свининку с мышьяком, то ли медку с цианистым калием. А может, все вместе? Так сказать, для надежности? С него и это станется. Я почесал в затылке и мрачно задумался. Судя по вчерашнему дню, игрок в азартные игры из меня никакой. Сплошная невезуха.
