Я не развил лихорадочную деятельность, что бы не вызывать подозрений, но потому как к моменту смены власти я начал готовиться заранее, к началу 1825 года мои усилия начали приносить свои плоды.
Второго сентября Александр отбыл в Таганрог. Там он планировал провести всю зиму. Императрица Елизавета Алексеевна была довольно болезненной, но отказывалась ехать на воды за границу. Поэтому было решено провести зиму в Таганроге, где климат мягче, а Петербург так далеко. Брат с супругой тяготились светской жизнью и посему оба были рады побыть подальше от двора и его интриг. Лишь только я знал, что в Петербург они больше не вернутся.
С Елизаветой у меня сложились хорошие отношения. Она была очень теплым и отзывчивым человеком. Ей не повезло в браке, и она всю жизнь провела с нелюбимым человеком, третировавшим ее. Это я о моем брате. Несмотря на это Елизавета осталась отзывчивой и простой в общении. Почти все свои деньги она жертвовала на благотворительность. Хотя она и была императрицей, главной женщиной империи была моя мать, Мария Федоровна. Что при ее властности и желании все контролировать было неудивительно. Отношения со свекровью у Елизаветы тоже не сложились. От сложностей в личной и придворной жизни она нашла пристанище в религии. В эти времена религиозность была нормой, но Елизавета стала набожной, с явными признаками мистицизма. Благо православие к этому располагало. Мне же она нравилась именно своими человеческими качествами, а еще мне было ее немного жалко. Ведь ее жизнь была испорченна династическим браком. Ей же более подходило быть женой немецкого дворянина средней руки. В тихой, бюргерской атмосфере она была бы более счастлива. Елизавета чувствовала мою симпатию, и отвечала мне тем же.
Что интересно, императрица сошлась обратно с моим братом именно на почве религии. После войны, как я уже упоминал, Александр ударился в религию и мистицизм. Даже запретил масонские ложи, хотя до этого был заядлым масоном. Впрочем, о непоследовательности моего брата я тоже упоминал.
Александр уехал в Таганрог раньше Елизаветы, чтобы подготовить ее прием. Вдобавок, императрица была больна и не могла переносить длительные поездки, а посему она планировала частые остановки.
С братом я прощался с двойственным чувством. С одной стороны мы не были близки, ибо он, прежде всего, был мой император, да и братом, мне настоящему он мне не был. Но за те тринадцать лет, что я провел в этом мире, это время стало мне родным, а Александр тоже стал частью той жизни, к которой я привык. Если история не изменится, то скоро изменится моя жизнь, а то к чему я успел привыкнуть, опять станет прошлым. Поэтому после того как он уехал, мне стало грустно и немного одиноко. Благо у меня была семья, которая совсем недавно пополнилась малышкой Александрой. В прошлой жизни я и предположить не мог что стану многодетным отцом. Но вот стал, и это было самое лучшее, что произошло со мной в этом мире.
Вечером 25 ноября, ко мне в Аничков дворец буквально вбежал граф Милорадович. По тому, что на нем не было лица, я понял, что по-видимому то, чего я ожидал, случилось. Михаил Андреевич шагал по приемной взволнованный и со слезами на глазах.
— Что случилось, Михаил Андреевич? — спросил я.
— Ужасное известие, — ответил он. Я провел его в кабинет, где он, рыдая, отдал мне письма от князя Волконского и генерала Дибича, говоря:
— Император умирает, остаётся лишь слабая надежда.
Оказалось, что история с моим появлением в этом мире ничуть не изменилась.
Те два дня до того, как пришло окончательное известие, что Александр скончался, я провел довольно лихорадочно. Для соблюдения приличий я несколько раз навещал свою мать, но остальное время я провел встречаясь с нужными людьми и в написании нескольких десятков писем и приказов. Первым, кого я вызвал был капитан Соколов. Я также два раза встречался с генералом Милорадовичем, а письмом, попросил генерала Паскевича, быть наготове и ежели понадобиться, двинуть одну из дивизий его корпуса, форсированным маршем к Петербургу. Декабрь не самый подходящий месяц для маршей. Обычно войска сидят на зимних квартирах, но тут ситуация могла стать чрезвычайной. Да и дивизию все же легче перебросить и обеспечить, чем целый корпус.
С капитаном Соколовым мы обсуждали списки членов тайных обществ, подлежащих аресту. С генералом Милорадовичем у меня в итоге сложились очень хорошие отношения, и я был уверен в его поддержке в случая восстания. Но я не хотел допускать восстания в принципе, а это требовало нейтрализации потенциальных бунтарей из различных обществ. Я не был уверен, что Михаил Андреевич поддержит арест потенциальных бунтовщиков, ведь многие из них были его приятелями. Поэтому в эти мои планы он посвящен не был. Благо солдат Измайловского полка для этой задачи хватало.
Из агентурных донесений я знал, что Южное общество готовит заговор, с целью свержения императора. Это было известно и Александру, который инициировал расследование. Но оно велось медленно и неэффективно. Северное общество не было так однородно по отношению к монархии. Но из истории я знал, что в итоге многие примкнули к экстремистки настроенным Рылееву и Трубецкому. Поэтому мы планировали арест сотни самых известных и решительных, что должно было пресечь восстание на корню.
Я также послал письма генералу Дибичу и уже генерал-адъютанту Киселеву о планах восстания среди членов Южного общества с просьбой арестовать зачинщиков. На всякий случай в Тульчине, где находился Пестель, была группа из пяти человек с задачей нейтрализовать главных зачинщиков. Хотя многие заговорщики были подчиненными генерала Киселева, я был уверен, что генерал выполнит мой приказ. Павел Дмитриевич, хотя и был либералом, был монархистом по убеждениям. А существование тайного общества под его носом, могло плохо сказаться на его карьере. Посланные доказательства не оставляли место сомнениям.
Кроме Петербурга и Тульчина, по нескольку человек находились в Москве, Одессе, Нижнем Новгороде, Риге, Киеве и Варшаве. Соответственно, как только стало известно о смерти Александра, я отослал письма генерал-губернаторам этих городов с просьбой всячески содействовать людям капитана Соколова.
В результате было арестовано около пятисот человек и таким образом десятку различных тайных обществ был нанесен смертельный удар. Даже тем, которые не участвовали в заговоре. Уж очень был подходящим момент.
Утром, 28 ноября мне принесли присягу гвардейские полки, а днем гарнизон Петербурга. Смена власти прошла на удивление буднично. Люди еще не отошли от шока по причине скоропостижной кончины Александра, а потенциальные мятежники уже заполнили камеры Петропавловской крепости. Учитывая, что я был официальным наследником-цесаревичем и имел полную поддержку со стороны графа Милорадовича, присяга прошла без каких либо инцидентов.
