в связи с личными услугами. Это с величественным апломбом сообщила его невеста. Пусть на самом деле все было значительно иначе, кто осмелится спросить.
Невеста Макурина была фрейлина императрица со звонкой фамилией Татищева. Ее даже не спрашивали о предках и об имении. Достаточно было уточнить, того самого рода? И после положительного и весьма надменного кивка все уважительно кивали. Тот самый род, знаменитый и именитый, когда-то ставший в родстве с императорской фамилией!
В общем, эта была еще та чета, уже почти семейная, которая появилась здесь почти случайно и почти так случайно их сметет, даже их не заметив их. Высший свет! Она вся такая волшебная и чудесно-прелестная, он — вежливо-важный и куртазно-надменный, с одними лишь портретом государя императора и нашейным орденом святой Анны II степени, Ах!
И только незаметно и благоговейно посмотрев на них издалека, а кто по чину и по должности и поближе, но так же почтительно, служители, как можно быстрее решали их так сказать просьбы, разумеется, положительно и с почтительной улыбкой.
При чем провинциальные чиновники, естественно, были люди не всевластные и все решить не могли, как бы не желали. Но ведь и Андрей Георгиевич не вчера появился в XIX веке и практически все понимал, что могли сделать уездные чиновники, что столичные, а что нижайше требовалось подать только самом августейшему монарху.
Так что все его прошения (заявления), некоторые месте с невестой благородной помещицей Анастасией Татищевой, были приняты, рассмотреныи благоприятными резолюциями возвращены.
Гаврила и Марья отправлялисьв столицу, как поданные уезда. Даже Марья, что б без недоуменных вопросов столичных. Хоть. хотели поначалу бумаги сделать в уезде, но ах! Кроме того, официальные бумаги на варницу соли с дополнительными предприятиями. Разрешение на создание и работы каретной мастерской. Даже бумагу на каменное здание на всякий случай вытребовал Макурин. От него ее еще не требовали, но он знал — рано или поздно дойдет и до этого. Бюрократия она всесильна!
А вот попа (священника) он так и не нашел. Служители уездной канцелярии только руки развели — такого-с не держим, а у архиерея опять подбодрили — найдем, но не скоро. Православная церковь на Руси тысяча лет стояла и еще простоят и нам нечего торопится!
Так-то оно так, только он, собственно, не о церкви беспокоится, а о людях. Вон вчера Аким к нему пришел с беспокойством, что завтрева он не будет. Отец умер. Родитель у Акима, который сам старый, совсем уж был престарелый, оставалось только радоваться, что отправился на небес на ангелах. Но вот как хоронить. Либо на чужой погост, за три девять верст, либо просить батюшку соседних церквей за большие деньги отпевать.
Управляющий Аким ничего не сказал — знал, что барин старается, что есть сил. Сам застеснялся. Давит его мирское, все доходы да прибыли. А ведь Господь сам к нему был добр, из миллиардов даже не людей, существ (!) выделил и помог. И сегодня, когда архиерей сказал ласковое и оптимистичное, но вообще-то пустое, поймал его служку из монашеского чина, спросил, нет ли тут кого из надобных людей в попы в церковь в Березовое.
И, чтобы думалось легче, сунул синенькую бумажку, то есть пять рублей ассигнациями. Служка деньги вроде бы не заметил, но остановился и задумался. А потом вышел итог мыслительной деятельности. Мол, у попа уездного собора Святой Богоматери Афанасия сын есть на старших курсах Санкт-Петербургской семинарии. Нраву краткого и рассудительного, а знаний хороших. Часто бывает у отца и даже помогает ему в службах.
Андрей Георгиевич думал недолго. Настя с Марьей и увязавшего с ним Гаврилой будет еще час, не меньше. Все одно окажется на роли бездельников, ждущих у моря погоду. Так что и он нашел себе занятие самый раз. Пришел к искомому собору Божьей Богоматери как раз вовремя службы. Лепота!
В XXI-то веке он и в богу не верил и на церковные службы время не находил. Век был такой, суматошный, бестолковый, безбожный.
А Бог любит тишины и спокойствия, чтобы душа твоя отогрелась и отдохнула и уже потом потянусь к вышней молитвы божественного благоволения.
Он до того присмотрелся, прислушался к службе, что не сразу почувствовал, что кто-то шустрый начал позади поглаживать его руку.
Вор! Грабят — крадут — убивают! — мгновенно пронеслось в голове. В панике он не нашел ничего лучшего, чем сначала выйти из церкви, а уж потом оглянутся.
«А если будет вырываться, то в миг в морду!» — мстительно подумал он, покрепче держа руку незнакомца.
Его невидимый собеседник ничуть, однако, не стал рваться, послушно идя за ним. Впрочем, шли они буквально шагов десять и оказалось на улице. Здесь уже было можно о греховном.
— Милостивый государь! — надменно начал попаданец. Впрочем тут же и закончил. Оказывается он вел за руку спою удивленную и уже обозленную невесту.
— Милостивый государь! — спародировала она его, а потом почти заорала, — куда ты меня тащишь? Я просто взяла его за руку, а он, как ничем не бывало, потащил куда-то в безлюдное место. Подлец! Негодяй! Насильник!
Андрей Георгиевич просто опешил. И как он сейчас ей скажет о возможном воровстве, когда она превратилась уже в полноценную фурию? Мда-с!
Священник собора отец Афанасий прекратил ссору, но, судя по лютому лицу, лучше бы они продолжали ругаться. Настя, копя в себе негативную злость, еще более злилась.
Меж тем отец Афанасий сам заговорил о нужном Макурину разговоре. И он даже обрадовался тому, что она ушла. Потом поговорим, вернее разоремся.
— Да, святой отец, я тоже хотел поговорить об этом, — согласно заговорил он в ответ на слова священнике о том, что он бы хотел давно познакомится и побеседовать о церкви его поместья.
— Вот и мой сын, — обрадованно произнес отец Афанасий при виде своей молодой копии, — разрешите вам представить, как, кстати, вас назвать, ваше благородие?
— Ах да, — спохватился попаданец, — разрешите представите — Андрей Георгиевич Макурин, надворный советник свиты его величества, камергер двора.
Наивный этот житель XXI века, наверное, подумал, что представился и все. Ага, это все равно, чтоангел представился ангелом как бы невзначай и стал ждать, оглядывая.
Отец и сын, священник и будущий священник, дети XIX века, стали вести, как соответственно обыватели этой эпохи. Несмотря на свой сан и церковную должность, они вначале от неожиданности замерли, а потом принялись говорить, как младшие со старшими. Макурин сначала пытался усовестить их, потом осерчал, потом устал и смиренно стал ждать.
Отец Афанасий, у которого оказалась светская для государства фамилия Смирнова
