так как знал, что моего уровня знаний японского языка не хватит, чтобы точно понять, о чём говорит лейтенант.
– Что за ресторан? – спросил я на своём скверном японском. Дальше опять пришлось воспользоваться услугой Романа Романовича, который перевёл мне краткий восторженный спич о припортовом ресторане «Рамен», который славится на всю столицу оригинальными и очень вкусными блюдами из рамен, то есть яичной лапши с различными морепродуктами и соусами. Лейтенант даже посоветовал обязательно посетить это заведение, уверив, что мы не пожалеем. Единственно, лучше это делать не в русской форме.
В этом момент подошел катер, и мы, простившись с охраной, перешли на него и отправились к броненосцу.
– Да, шустрый постреленок работает рекламным агентом у этого Хи. Не побоялся охраны и нас в иностранных мундирах, – улыбаясь, произнес барон, присев на банку на корме катера, перед этим аккуратно расправив полы своего мундира.
– Думаю, это другой Хи, господин барон. И мне срочно надо будет с ним встретиться, судя по записке, сегодня в двадцать два ноль-ноль в этом ресторане «Рамен», – тихо ответил я, продолжая стоять, удерживаясь за леер.
– У вас есть секретные сотрудники в Токио, Тимофей Васильевич? – наедине мы уже давно перешли с Романом Романовичем на «ты».
– Думал, что нет, а оказалось, что да. Либо это ловушка, поставленная на меня, – задумчиво ответил я.
Был в записке один иероглиф, который переворачивает всё с головы на ноги или наоборот в этом послании. И он означал «тхэккён» – древнюю школу корейского рукопашного боя. Именно ей четырнадцать лет назад в станице Черняева обучал меня старик Ли Джунг Хи, у которого была чудесная внучка Ли Мэй Лин – весенний цветок и настоящая корейская принцесса.
Да, да. Ли Мэй Лин – плод любви придворной дамы Ли ранга гвиин из павильона Нэандан, одной из любимых наложниц вана Коджона, двадцать шестого короля династии Чосон, который теперь император Кореи.
– И вы собираетесь сунуться в эту ловушку, Тимофей Васильевич? – нарушил мои размышления и молчание барон.
– Да, Роман Романович, собираюсь. Время подготовиться есть. Сейчас доставим вас на флагман, а я отправлюсь на «Лену». Там есть люди, которые прикроют меня во время этого вояжа. Если же я встречу того, кого думаю, то, может…
– Что же вы замолчали?
– Много чего может произойти. Чтобы вы не подумали, что я преувеличиваю, могу сказать, что этот человек должен знать о судьбе родной дочери императора Коджона, которая находится в Японии, – я посмотрел в расширившиеся от удивления глаза барона. – Это только для начала, Роман Романович.
Я вошёл в центральный зал японского ресторана «Рамен» и огляделся вокруг. Центральный зал был заставлен небольшими низкими столиками с плетеными тотами вокруг них, на которых на коленях сидели посетители, вкушая различные блюда. Стоял многоголосый гул. Довольно-таки громко звучала музыка. Что-то такое восточное. Я различил звуки флейты и лютни.
Как мне рассказали на «Лене», в этом действительно известном и пользующимся спросом и у гайдзинов столичном припортовом ресторане для них оборудованы закрытые комнаты с европейской мебелью. Только вот как меня тогда Джонг Хи найдёт, если я сразу пройду в такой отдельный кабинет.
Тем более что я ещё и загримировался, используя комплект одежды, рыжий парик, накладные усы и бороду, которыми маскировался в Англии. В общем, я был вылитый лондонский денди с дорогой тростью в руке. Трость, соответственно, с клинком внутри. Плюс к этому два метательных ножа на запястьях, в подмышечных кобурах – два револьвера «Галан Тё-Тё». И на лодыжке в кобуре – оружие последнего шанса, восьмимиллиметровый пистолет-малютка «Райдер» фирмы «Ремингтон», который имел подствольный магазин на пять патронов; подача патронов осуществлялась нажатием рычажка, находившегося рядом с курком. Их недавно закупили для секретных сотрудников дворцовой охраны.
Мало того, меня ещё и страховали мои старые «соратники-подельники» по британским вояжам Буров, Зарянский и Горелов, которые также косили под англичан. Трое уже коллежских секретарей должны были обеспечить в случае необходимости силовой уход из возможной ловушки.
При развитии такого неблагоприятного варианта мы все вместе с боем должны добраться до причала, где на купленной несколько часов назад рыбачьей лодке с навесом нас дожидались четыре моряка с двумя пулемётами. И через час туда же должен будет подойти ещё катер с «Лены» с тройкой вооруженных «тюленей» из отдыхающей смены.
Если говорить откровенно, то я превысил свои полномочия и рисковал сорвать мирные переговоры, но, зная Джунг Хи, понимал, что если записка действительно от него, то просто так он на встречу меня бы не позвал. Значит, есть какая-то важная причина, и она, вернее всего, связана с нашим присутствием в порту Токио.
Да, Ли Джунг Хи – личный врач ван Коджона, друг его отца Тэвонгуна Ли Ха Ына, отец любимой наложницы тогда ещё короля, а теперь императора Кореи и дед принцессы Мэй Лин.
Их, то есть Джунг Хи и Мэй Лин, мы с Ромкой спасли от верной смерти от рук китайских солдат в июне 1890 года. Если кратко, то Джунг Хи попытался довести до ван Коджона информацию о том, что за смертями его детей от наложниц стоит его жена – королева Мин.
Ван не нашел ничего лучшего, как рассказать об этом своей жене, в результате спастись от мести разъяренной королевы смогли только Джунг Хи и Мэй. Двенадцать лет старик вместе с сыном, снохой и внучкой от дочери прятались в Поднебесной, пока их и там не нашли преследователи. Во время бегства уже из Китая погибли сын и сноха, сам Джунг Хи был ранен, как и я.
На территории Российской империи старик, хотя какой старик?.. Ему тогда и пятидесяти не было, просто из-за седой бороды и волос он выглядел намного старше. В общем, старик и его внучка в Приамурье также не могли долго оставаться, опасаясь, что Мин, договорившаяся с императрицей Цыси, также договорится и с Александром III об их выдаче в Корею. Поэтому, выздоровев, Джунг Хи с тринадцатилетней Мэй уехали в Японию в надежде, что там их месть королевы Мин не достанет.
После их отъезда у меня остались знания рукопашного боя тхэккён, которые передавались в семье Джунг Хи из поколения в поколение начиная с XIII века, и детская, точнее юношеская влюблённость в Мэй. В памяти долго хранилась сцена прощания с девушкой, когда она неумело, но жарко поцеловала меня в губы, прошептав: «Я буду ждать тебя, мой Тимохей».
Моё довольно долгое стояние у входа в зал наконец-то заметил официант, или как он здесь
