не совсем первую, конечно. Потому как имелись следы вырванных листов. То есть было еще что-то написано, но это «что-то» уничтожил либо автор дневника, либо еще кто посторонний. Я скорее всего склоняюсь к первому варианту. Посторонний не оставил бы тетрадь в землянке. Или оставил бы…Так ведь и непонятно, кто организовал склад оружия.
— Вот…– Маша провела пальцем по тому абзацу, на который хотела обратить мое внимание. — Так…Я был категорически против применения данного препарата. Наша цель — создать чуть более усовершенствованный вариант человека. Человека! А не монстра. Мы не имеем возможности предположить, как среагирует тело на подобные изменения. Мозг — темная, неизведанная территория. Что произойдёт, если получиться включить его на полную мощь, мы не знаем. Но это — риск. Огромный риск!
Фокина подняла на меня взгляд. Я тоже уставился на нее.
— Видишь, этот человек пишет о некоем препарате, который должен включить клетки и нейронные связи на сто процентов…
— Вижу. — Я кивнул. — Еще вижу, что дневник надо изучить досконально. До каждой буковки.
— Да. Я успела полистать первые страницы. Там идет описание конкретной экспериментальной группы. Единственное, чего не могу понять — время и место. — Маша потерла одну бровь пальцем. — Но, возможно, эта информация появится дальше. В любом случае, судя по тому, что мы видим вокруг, судя по отсутствию у тех же пионеров сведений подобного толка, либо этот эксперимент проводился давно, либо он сильно засекречен. Но и тетрадь, прямо скажем, не новая.
Маша постучала ладонью по дневнику наблюдений. И я с ней был абсолютно согласен. Такое чувство, будто эта тетрадка где только не валялась. Она выглядела потертой, замызганной и старой.
— Фокина! Ванечкин! — Голос Селёдки в вечерней тишине прозвучал слишком громко.
Тупикина стояла на пороге корпуса и крутила головой во все стороны. Учитывая, что мы с Машей сидели, склонившись над дневником, который лежал на лавочке, нас Селедка не заметила.
— Вот черт…– Прошептала Фокина. — Эта особа будто наш личный надзиратель. Ты поговори с ней. Понял?
— О чем? — Так же тихо спросил я.
— О том, что не можешь ответить ей взаимностью. Нечего девчонке мозги засирать. — Маша усмехнулась, а потом выпрямившись, громко ответила Тупикиной. — Лена, мы здесь. Что случилось?
Селёдка замолчала, уставившись на подругу обиженным взглядом. Еще более обиженным этот взгляд стал, когда я тоже выпрямился. Стало понятно, ей сильно не понравилось, что мы с Машей опять вместе.
— Нина Васильевна вас ищет. К отбою пора. — Наконец, озвучила Селедка причину своего появления. Голос ее звучал при этом сильно расстроенным.
— Поговори с ней. — Одними губами повторила Маша. Затем она, сунув тетрадь под мышку, вскочила с лавочки. — Идем, Лен.
Фокина резво рванула в корпус. Пронеслась мимо Селёдки и захлопнула за собой дверь. Видимо, это было сделано намеренно, что я смог откровенно побеседовать с Тупикиной.
А я как бы мог, но сильно не хотел. Вся эта подростковая драма о первой любви вызывала у меня категорическое неприятие. Черт знает что, если честно.
— Слушай… — Подошел к Селедке, замер напротив нее, соображая, как сделать все быстро и максимально безболезненно.
Для девчонки, естественно. Она мне нравится. Как человек, как личность. Потому что несмотря на возраст, Тупикина — реально личность.
— Лена… Тут такое дело…
— Петя, тебе нравится Маша? — Спросила вдруг Селедка. Смотрела она при этом прямо мне в глаза. Решительно. С такой решительностью обычно идут на подвиг. Необходимый, но смертельно опасный.
— Да блин… — Я вздохнул. Очень все это не вовремя, ни к месту. Да и вообще, не сильно много опыта у меня имеется в выяснении отношений с девчонкой, которая, так-то, настоящему мне годится в дочери.
— Ничего страшного. — Тупикина положила мне руку на плечо. — Я все понимаю. Маша, она… Красивая. И очень хорошая. Да… И ты оказался очень хорошим. Неожиданно. В общем… Все хорошо. Мы будем просто дружить…
Селедка, не дожидаясь от меня ответа, развернулась и скрылась в корпусе.
— Очень сомневаюсь… — Буркнул я ей вслед.
То, что девчонка несколько раз использовала слово «хорошо», говорило об одном — ни черта не хорошо. Но с другой стороны, Маша права. Лучше так, чем реально очень даже адекватная для своих лет Селёдка будет верить в то, чего не существует. В конце концов, когда вернётся настоящий Ванечкин, а я искренне на это надеюсь, разберутся уже сами.
В общем, спать я отправился далеко не в радужном настроении. И в первую очередь, конечно, из-за того, что правда, в которую верил столько лет, скорее всего правдой не является. Да и ощущать себя итогом пусть старого, давно случившегося, но эксперимента — радости мало.
Проснулся так же, с камнем на душе. Хотелось продолжить изучать дневник и поговорить с Фокиной.
— Слышь, Ванечкин… Разговор есть. — Я оторвался от Маши, в сторону которой пялился последние несколько минут, а затем повернулся к тому, кто остановился рядом с нашим столом.
Федька с товарищами замер возле нас, сунув руки в карманы и перекатываясь с пятки на носок.
— Ну? Что надо? — Я стоял напротив Федьки, хотя с гораздо бо́льшим удовольствием находился бы совсем в другом месте.
Федька, скажем прямо, выглядел сурово. Прямо решительно настроен был Федька. У него даже брови одна на другую пытались залезть. Так активно он хмурился.
Пока, правда, непонятно на что именно настроен. Однако опыт нашего недолгого знакомства подсказывает, точно не на хорошее. Как правило каждая встреча заканчивается какой-то ерундой. С чего бы сейчас было по-другому?
Честно говоря, мне казалось, Лапин уже сделал правильные выводы из прошлых ситуаций и, наконец, понял, надо оставить Ванечкина в покое. Один черт все попытки причинить вред мне выходят боком ему. Но вот, нет… Федька, видимо не только очень тупой, но еще и очень упрямый.
Рядом со мной замерла команда поддержки. Мишин и Ряскин. Вернее, не совсем рядом. Пацаны, как два телохранителя, стояли сзади, за моей спиной. Они с самого начала, как только этот придурок нарисовался возле нашего стола, заявили, мол, тоже пойдут вести переговоры.
— Зассал что ли? — С насмешкой спросил Федька и кивнул в сторону моих друзей.
— Ты время не трать. — Я решил не обращать внимания на его тупые попытки спровоцировать ссору. — На себя посмотри. Так-то
