Что ж, оранжевая краска была, конечно, красивой, но жёлтая тоже нужна. Зато французу пришло в голову обработать эту оранжевую краску азотной кислотой. В результате у него получился тёмно коричневый порошок с запахом озона. Как краска он не годился, ничего красивого. Разочаровавшись, Рэ на всякий случай ещё раз обработал этот порошок сначала азотной кислотой, потом серной, а потом соляной. Вот при обработке соляной из колбы и стал выделяться газ с острым запахом. Всем даже пришлось выбежать из лаборатории и потом долго её проветривать. Жан после этого стал работать аккуратнее, но опыты с этим жёлто‑зелёным газом не прекратил. Только запах всё равно был невыносим, и ван Бодль отселил француза в сарай. А через несколько дней Рэ всех удивил. Он принёс и продемонстрировал белый порошок, который в смеси с серой легко вспыхивал. Порошок этот француз получил, пропуская жёлтый ядовитый газ через нагретый раствор поташа.
Вот тут ван Гельмонт и вспомнил про спички. А что если смешать этот порошок с фосфором? Смешали, потёрли о камень. Состав вспыхивал, даже почти взрывался. И спички не всегда загорались, головка уже прогорала, разбрызгивая искры, а деревянная палочка ещё не загоралась. Нужно было замедлить горение головки. Выход нашёлся в изобретении фосфорно‑серных спичек, головка которых изготавливалась в два этапа ‑ сначала черенок обмакивался в смесь серы, воска, небольшого количества новой соли Рэ (бертолетова соль) и клея, а затем в смесь белого фосфора, опять соли Рэ и клея. Вспышка фосфора зажигала более медленно горящую смесь серы и воска, от которой зажигался черенок спички. Для стабильного горения и чтобы обезопасить спички от воды черенок стали пропитывать воском. Это было просто чудо! Интересно, а откуда князь Пожарский узнал о спичках? Опять прочитал в своей книге древних Атлантов? Эх, сейчас бы сюда эту книгу, сколько в ней должно быть всего интересного.
Пока ждали возвращения князя Пожарского, в Вершилово из охваченной войной Европы приехало сразу несколько медиков больше занимающихся химией, чем лечением людей. Двое были из Парижа, их переправили с помощью банка "Взаимопомощь". Первого звали Себастьян Бассо. Он был кальвинистом и преподавал риторику в кальвинистской академии в городе Ди, центре французского кальвинизма. Антиаристотелевские взгляды Бассо были известны лидерам его религиозной общины, и в 1620 он был вызван в Женеву для объяснения с кальвинистскими теологами. Постоянные трения с руководителями академии привели к тому, что в 1623 году Бассо был вынужден покинуть Ди и переехать в Париж, где и обратился за помощью в банк для кредита на опубликование своей книги. До этого сочинение Бассо "Двенадцать книг по натуральной философии против Аристотеля" было издано в Женеве в 1621 году. Из разговора с Бассо Ян Баптиста понял, что тот отрицает аристотелевское разделение Вселенной на надлунную и подлунную области. По его мнению, вся материя состоит из четырёх типов атомов, соответствующих элементам земли, воды, воздуха и огня. И эти атомы могут объединяться между собой в молекулы. Теперь, прожив два года в Вершилово ван Гельмонт вспомнил, как над ним смеялся Иоганн Кеплер. На самом деле, какой бред с этими подлунными областями. Что ж, доктору Бассо тоже придётся начинать с первого класса школы.
Вторым был доктор Шарль де Лорм, знаменитый чумной доктор. Он изобрёл костюм для докторов, которые имеют дело с больными чумой и тоже пришёл в банк за кредитом на изготовление и продажу потом этих костюмов. Костюм, предложенный де Лормом, был сделан по образу кожаных доспехов лёгкой пехоты. Помимо известной "клювастой" маски, он включал в себя длинный, от шеи до лодыжек плащ, узкие брюки, перчатки, ботинки, и шляпу. Все элементы костюма выполнялись из вощёной кожи или, на худой конец, из грубого холста, также пропитанного воском.
Считалось, что маска с клювом, придающая доктору вид древнеегипетского божества, отпугивает болезнь. Но у клюва была и функциональная нагрузка: он защищал врача от "болезнетворного запаха". Клюв или его кончик были заполнены сильно пахнущими лекарственными травами, которые облегчали дыхание при постоянном чумном смраде. А поскольку чумной доктор для профилактики постоянно должен жевать чеснок, клюв защищал окружающих от чесночного запаха. Кроме того, врач помещал ладан на специальной губке в ноздри и уши. Чтобы он сам не задохнулся от всего этого, в клюве имелись два небольших вентиляционных отверстия. Маска имела также стеклянные вставки, защищающие глаза. Длинный, пропитанный воском плащ и кожаная или промасленная одежда из плотной ткани были нужны, чтобы не допустить контакта с больными. Действия в костюме сводились лишь к вырезанию или прижиганию чумных бубонов. Чумные врачи практиковали кровопускание и другие меры, такие, как помещение лягушек на бубоны, чтобы "сбалансировать соки нормальной жизни".
Денег ему в банке дали, но с продажей не заладилось, вот в банке ему и предложили бросить заниматься ерундой и ехать в Вершилово. Сейчас ван Гельмонт понимал, что кровопускание при чуме только вредит, а лягушки это просто смешно, но ведь двенадцать лет назад в Антверпене во время эпидемии чумы он и сам был таким же "врачом‑вредителем", как их называет Пётр Дмитриевич.
Двое других были немцами. Первым был Даниил Зеннерт ‑ профессор медицины в Виттенберге.
Ван Гельмонт был знаком, с его книгой вышедшей пять лет назад "Epitome scientiae naturalis", что переводится на русский как "Натуральный, соответствующий законам природы". В книге он тоже доказывал, как и Себастьян Бассо, что всё состоит из четырёх атомов. У всех атомов есть изначально определённые формы и только на движении атомов или телец основывается всякое изменение. Причину соединения атомов Зеннерт предлагает видеть именно в формах, в которых Бог образовал эти атомы. Да!!! А ведь пять лет назад Ян Баптиста восхищался книгой этого немца. Этому тоже придётся начинать с первого класса.
Последним был химик Йоханнес Хартманн профессор химии и медицины в университете Марбурга. Его книгу "Помощь начинающим изучать химию" Ян Баптиста в своё время тоже читал. Тоже бред про то, что причиной всех болезней является образование в теле больного избыточных "едкостей" кислотной или щелочной природы, и, в соответствии с принципом "противоположное лечи противоположным", при одном типе болезней нужно назначать щёлочи, при другом ‑ кислоты.
Ну, это сейчас голландец понимал, что бред, а в то время сочинение этого немца стало его настольной книгой. И ведь всего два года жизни в Вершилово. Невежество всех этих профессоров угнетало. Как можно всё так запутать. Понятно, почему князь Пожарский не советовал писать учёным в Вершилово письма в Европу с описанием своих открытий. Не поймут и будут смеяться, целые книги напишут, чтобы высмеять "русских". Да и бог с ними. Намного лучше быть высмеянным русским, чем просвещённым европейцем. Хоть жив, останешься, если заболеешь.
Событие шестьдесят седьмое
В Миассе до самого февраля 1624 года или лютня 7131 года от сотворения мира всё было спокойно. Прибывшие с последней партией переселенцы потихоньку обживались, учили русский, справляли свадьбы, крестили детей. Были, конечно, проблемы, ведь из более чем ста семей, что привёз с собой сын князя Разгильдеева Чепкун, больше половины были немцы. Ещё двадцать семей были башкиры, что забрали у мурзы Бадика Байкубета. Шульга даже попросил Чепкуна на обратном пути сказать мурзе, чтобы башкир пока не покупал, с этими‑то не очень понятно, что делать. Часть решила крестьянствовать и распахала себе наделы, часть переквалифицировалась в металлургов, но больше двадцати семей захотели продолжать заниматься овцеводством. С ними намучились. Всё‑таки вокруг не бесконечная степь, а лес с небольшими полянами и пойма реки. Пришлось даже лес частично недалеко от города вырубить. Так‑то лес на строительство и на производство древесного угля сплавляли по реке. Причём пришлось и против течения тащить хлысты ‑ много леса надо. Население Миасса достигло без малого четыреста семей, почти две тысячи человек.
