— Мой, василевс…
— Славно иметь такого предка, — сказал император. — Но это и большой долг. Наверное, те, кто знают историю кентуриона, часто напоминают тебе о нем?
— Случается, василевс.
— Ныне вижу и говорю тебе — ты своего предка не посрамил. Верю, так будет и в будущем. И кому как не тебе служить в возрождаемом войске. Думаю, скоро я услышу о новом кентархе Трофиме. Что скажешь, Феофилакт?
— Думаю, со временем услышим и о стратиге Трофиме, василевс.
— Ого! — поднял брови император. — А впрочем… почему бы и нет.
Он улыбнулся оторопевшему Трофиму и пошел к следующему в строю — Титу. Несмотря на смешение мыслей, Трофим ловил каждое слово из дальнейшего разговора. Феофилакт назвал имя Тита, и император тут же продолжил.
— Тит Ипатий Киракор. Изумительный финальный удар. Еще мой дед возвел твоего предка в достоинство патрикия. Долгие годы твой род верно служил нам от отца к сыну. Отчего ты нарушил волю отца? Отчего убежал от свой невесты в солдаты?
— Ох, василевс, — пробормотал Тит. — Если бы вы увидели невесту, которую выбрал отец, вы бы не спрашивали. У нее длинный нос и скверный характер. Я понял, что не уживусь с ней.
— Может и так, — улыбнулся император. — Но разве не сказано в писании: «Почитай отца своего и мать свою». Разве не должен был ты согласиться с их выбором?
— В писании сказано так же, «не возжелай жены ближнего своего», — извиняющимся тоном, (как-никак возражал императору), ответил Тит. — Когда я поглядел на выбранную отцом невесту, то понял, что если женюсь, мне не останется ничего другого кроме как желать жен ближних. Поэтому я решил ослушаться отца, чтобы не ослушаться Бога, василевс.
Император непонятно хмыкнул и двинулся далее.
Феофилакт продолжал представлять, а император продолжал изумлять осведомленностью.
— Фока, сын Лазара…
— Почему сын лавочника решил пойти в воины?
— Большая война представляет больше шансов, чем мелкая торговля, василевс, — ответил Фока. На отбитую ногу он по возможности старался не наступать.
— Ты стойко бился сегодня. Однако у судьбы в руке мало зерен, они редко падают, и еще реже дают всходы. Верю, в следующий раз ты выиграешь на глазах у своего императора. Таким как ты не нужно повторять дважды, ведь так?
Фока лишь молча кивнул, на щеках его горели два красных пятна, как у чахоточного.
— Улеб, сын Ингвара. Твой отец язычник, а женился на христианке. Не захотел сменить языческую веру на истинную, и уехал с Руси, к нам. Служит у нас в трапезитах-пограничниках, добился начального поста, но прямо скажем, странно он выбрал новый дом, чтобы укрыться от христовой веры… Доволен ли он тем, что его сын стал христианином?
— Мы редко видимся.
— А когда видитесь?
— Этого мы стараемся не касаться, василевс, — пробурчал Улеб. — А в ином у нас разногласий нет.
— Мой вопрос опечалил твой лик, молодец?
— Нет, василевс.
— Что тогда?
— Я думал, что был зван на твой двор драться. А пришлось просидеть штаны на скамье.
— Вот оно что… То политика, воин. Не было бы государству на пользу, если бы этериота побил рус. Нужно было, чтобы его побил именно природный ромей. Разумеешь ли?
— Разумею, василевс. Но когда нужно будет драться без этой твоей политики, ты кликни меня.
Император засмеялся.
— Я запомню тебя и твои слова, воин. Будь уверен.
Император подошел к последним в ряду — двум муголам.
— Ну а этих молодцов представлять мне не надо. Амар-Мэргэн, сын и брат великих хаганов Мугольской Державы, и его друг Юлхуш-Очугуй, тоже родом не последний.
Вся контуберния глазела на Амара. Трофим усилием воли приставил нижнюю челюсть обратно. Амар — сын мугольского хагана! Да правильно ли он понял, нет ли ошибки? Но император сказал, что сказал, и Амар почтительно кивнул императору, и теперь стоит, спокойно улыбаясь своей тонкой улыбкой. Император оглядел Трофима и товарищей.
— А что у твоих друзей такой ошарашенный вид? Неужто они и не знали ничего?
— То было бы лишнее, василевс, — покачал головой Амар. — Нам было бы труднее общаться попросту.
— Что ж, и то верно. Ну теперь-то они знают.
— Надеюсь, это ничего не изменит, василевс. — Юлхуш ответил императору, но глядел при этом на свою контубернию.
Здесь император промолчал, но улыбнулся.
— Тогда давайте дадим им время привыкнуть к этой мысли. Амар, Юлхуш, пойдемте, прогуляемся по соседней галерее. Давно не видел вас. — Он повернулся к остальным. — А вы, воины… О вас позаботятся. — Лысый служитель в стороне почтительно кивнул. — Приведите себя в порядок и оттрапезничайте. Вы гости в моем доме.
Все поклонились, когда император покидал залу. Амар и Юлхуш последовали за ним, а остальные — за лысым служителем. Трофим мельком успел увидеть императора с друзьями, неторопливо идущих по боковой галереи. Их же отвели сперва для омовения, а после к столу.
* * *
Император неторопливо шагал по дворцовой галерее, поглядывая на идущего рядом Амара. Юлхуша они оставили поскучать у первой же двери… Смотрел, прикидывал, изучал. Мягкие красные императорские сапожки без каблуков ступали по плиткам неслышно, а подкованная воинская обувь Амара отбивала каждый шаг цокотом. Амар не участвовал в бою и не взмылился, как его други, но все равно он выглядел чужеродно здесь в своей простой без роскоши паноплии… Ни слуг, ни придворных они не встречали. Галерею блокировали доверенные люди, и можно было поговорить о том, что есть, и по разговору прикинуть, что будет.
Император остановился, и развернувшись к Амару, внимательно посмотрел ему в глаза.
— Вырос, — задумчиво сказал император.
— Годы прошли, мой василевс, — осторожно ответил Амар. И поколебавшись, продолжил. — Не думал, что ты и вспомнишь меня с той единственной встречи…
— Пять лет, — сказал Диодор. — Я отослал тебя из дворца, но не из своей памяти. Такова была воля твоего отца.
— Воля отца?
— Он был хороший человек. Он не хотел, чтобы ты изнежился. Во дворцах, знаешь, плохо растут воины. Вот интриганы, болтуны и сластолюбцы здесь цветут пышно.
— Не скажу, что твои дворцовые этериоты плохие войны, василевс.
— Они пришли сюда уже устоявшимися мужами. Да и живут, хоть и при дворце, наособицу. Они чужаки здесь, и в этом их сила, их слабость, их польза. В этом их смысл.
— Сколько всего в одном…
— А по-другому и не бывает, Амар.
— Позволишь спросить, василевс?
— Мы не в приемной зале. Здесь и сейчас говори, не спрашивая дозволения, мальчик… О, вспыхнул! — Диодор улыбнулся. — Не обижайся. Да, не мальчик, — мужчина… Чем старше я буду становиться, тем чаще я буду называть всех, кто моложе меня, мальчиками. Если они мальчики, то вроде и я еще не старик… Это ты поймешь только через несколько десятков лет. А сейчас спрашивай без церемоний. Церемонии крадут время, а я в нем ограничен. Империя, знаешь, прилипает к тебе как пиявка, и все время требует внимания. Она ревнивей самой ревнивой жены. Со временем уже трудно различить — держава принадлежит тебе, или ты державе. Спрашивай.
