— До ошейниковой.
— А я не дошёл — я так родился.
Терентий был потомственным рабом. В пятом или шестом поколении. Его предки появлялись на свет, проживали жизнь и умирали во славу своего господина. Только, в отличие от хозяйского боярского рода, родословная Терентия шла по женской линии.
Лет полтораста тому назад, очередной киевский боярин, пристыженный христианской проповедью о вреде разврата и греховности внецерковного зачатия, выдал свою очередную беременную наложницу за холопа.
Стандартное господское решение на «Святой Руси» и в Императорской России при аналогичных изменениях женской фигуры.
Родилась девочка. Естественно — роба. Спустя некоторое время, боярин обрюхатил и её — свою молоденькую дочь-рабыню. Потом, по стандарту — и её выдал замуж за холопа. Дальше процедура повторялась из поколения в поколение. С некоторыми вариациями «святорусского» инцеста.
Автор «Белого раба», «зомбируя» своих читателей — англо-американских протестантов — на отвращение к институту рабовладения, осторожно упоминает, что отец (и хозяин) раба-мулата, воспользовавшись временным отсутствием героя, взял к себе в постель его жену — свою невестку и собственную рабыню.
«Ах! Ах! Какой ужас!» восклицает пуританская мораль по обе стороны Атлантики.
Не наше это, не исконно-посконное. Об устойчивости «снохачества» в тысячелетней истории русского общества, и безуспешности борьбы с ним православной церкви — я уже писал.
А брюхатить своих крестьянок — для русского «лучшего человека» — норма жизни. «По Ясной Поляне толпами бегали крестьянские детишки как две капли воды похожие на великого русского классика».
Патриархат, однако. Глава рода может и хочет трахнуть всех членов рода. И — членок.
Это отнюдь не «чисто русское» явление: командир полка шотландцев перед Ватерлоо с гордостью показывает свой полк Веллингтону и, посмеиваясь, уточняет:
— Многие из этих парней доводятся мне не только арендаторами.
Объективно полезно: глава рода, обычно, человек пожилой. Поэтому распространяется набор генов, обеспечивающий долгую и активную жизнь.
На киевском боярском подворье — гены долголетия активно распространялись. Беременные рабыни — дочери, внучки, сёстры, тётки и племянницы очередного куска «соли земли русской» отправлялись под венец с очередным «орудием говорящим».
Приносили приплод, умножая господское достояние, растили законных господских и своих незаконных, но тоже господских, отпрысков, вели хозяйство, старели, уступая место под солнцем и под своим очередным господином более юным родственницам, умирали… Род продолжался.
Терентий, родившийся в одни год со своим будущим хозяином, был при нём постоянно в услужении. Чему учили боярича, то и холопу приходилось учить.
Плюс ведение хозяйства — род Терентия постоянно занимал ведущие должности в этом боярском мирке.
Парня женили. На холопке, естественно. Жена оказалась доброй, жили мирно, прижил с ней двух сыновей. Часть — от «соседа по парте».
Глава рода достаточно успешно провёл свой «корабль» через бури четвертьвековой смуты. Но под конец обмишулился — встал не на ту сторону.
Его отца Изя Давайдович когда-то выкупил из половецкого плена. Выкупленный дед уже помер, но… «долг платежом красен». Что и было исполнено.
А Ростик склерозом не страдает.
Терентий был под Белгородом в боярской дружине старшим слугой. После разгрома киевских ратей оказался в плену у смоленского боярина.
Жена с детьми оставались в Киеве, поэтому пошли на торг как «конфискат». Городских купили, большей частью, «гречники» и увезли вниз по Днепру.
Полонённого слугу новый хозяин погнал в другую сторону — вверх по реке, в свою усадьбу под Смоленском.
Мирный человек. Не воин, не вятший, потомственный холоп. Не всё ли равно кому служить? Лишь бы кормили да не били… Терентий бежал с дороги. Его поймали, выдрали, забили в колодки. Он пытался сбежать сразу по прибытии в Смоленск. Его поймали, избили, привезли в усадьбу и бросили в поруб. Он попытался убежать и оттуда. Рефрен дополнился фразой: «и продать его нахрен!». Хозяин-боярин продал парня купцу-работорговцу. А тот вывел раба на рынок.
Что мы и наблюдаем.
Краткое «сиви» Терентия было завершено дерзким взглядом и задиристым тоном:
— Ты побереги куны свои, сын боярский. Я и от тебя убегу.
«Колобок-колобок»… А ведь и его съели.
Терентий прав: держать его на привязи — смысла нет. Жаль — по кондициям подходит. Просто редкостная удача. Где я ещё такого найду? Образованный, обученный, имеющий опыт, не имеющий посторонних «завязок», вырванный из своего привычного мира, возвращаться ему некуда, молодой… Типичная «моя сволочь». Но — «бегун».
Это-то и непонятно:
— А чего ты бегаешь-то? Это ты так сильно своего господина любишь?
Терентий аж поперхнулся.
— Ты чего?! Издеваешься?! Эти придурки… Я же им говорил! Ведь понятно же сразу было! А они: «честь, честь». Идиоты! Я через их… дурную честь — всего лишился! Ни родных, ни дома, ни семьи, ни детей! Всё прахом пошло. Всё!
Он чуть не бросился на меня с кулаками. Потом, отвернувшись к стене, продышался и продолжил уже спокойнее:
— И куда я теперь? Я ж не плотник, не столяр. Не кузнец или, там, скорняк. Ремесла-то в руках… Так-то я знаю — что да как, а навыка нет. Ну и куда меня сунут? Или — навоз кидать, или — подай-принеси. А я — тиун. Знаю — как усадьбу обустроить, как пахоту разметить. Но сам-то… за плугом раз в жизни ходил. А кто меня тиуном поставит? — Никто. Потому как никто здесь меня не знает и доверия ко мне не имеет. Затычкой быть? Пятым колесом в телеге? Да чего ради?! Обрыдло мне всё. Остохренело! Одно только в жизни и осталось: жена да детки. Вот решил: убегу, найду их. Потом… как-нибудь устроюсь.
Чем-то похоже на моё состояние после «вляпа». Как-то не думал, что положение — «по уши в дерьме» — столь распространено на «Святой Руси».
Но ему легче. Я-то вообще тогда… как слепой на пожаре. А он — местный, и у него цель есть. «Целеустремлённая моя сволочь»… это хорошо. «Цель» — это «поводок».
— Пойдёшь ко мне?
— Ты чего?! Глухой?! Я же сказал — сбегу! Тоже, придурок нашёлся — кто ж у холопа спрашивает: «пойдёшь — не пойдёшь»… Я смотрю у тебя с головой… Косыночку носишь, чтобы последнее ветром не вынесло?
А парень-то занервничал. Хамит. Боится. Боится, что я его куплю, и ему придётся меня… обманывать для побега? А отношения-то уже человеческие как-то устанавливаются: он мне про себя от сердца рассказал, кусочек души своей в меня вложил.
— Э-э-э… Боярич? Очень удачный выбор. Этот холоп обладает массой редких качеств, которые особенно ценны именно в вашем случае. Слава храброго сотника смоленских стрелков… э-э-э… да. Широко известна. И все местные жители весьма обрадованы награждением э-э-э… достославного героя вполне заслуженным боярством. Наш светлый князь вновь явил столь присущие ему мудрость, благородство и щедрость.
