class="p1">Вторник, значит, размышлял я. Меня похитили в воскресенье, в обед. Быстро, однако. Значит, запихнули в какой-то самолёт. Интересно, как через границу протащили. Дипломатический груз? Ладно, неважно, когда-нибудь узнаю.
Приехал лифт. Мы вошли. Мой спутник нажал кнопку с цифрой «4». После чего засветилась изнутри кнопка с цифрой «-3», и лифт двинулся вверх. Значит, мы на минус третьем этаже, сделал я вывод, разглядывая панель управления. Всего кнопок с обозначением «-» было четыре. И семь обычных. Из чего я сделал вывод, что всего этажей в здании одиннадцать: семь надземных и четыре подземных. Информацией о Центральном разведывательном управлении США я почти не располагал — только то, что было написано об этой организации в Большой Советской Энциклопедии, а также обрывки фактов, почерпнутых из советских газет. В том, что меня похитило ЦРУ, я уже почти не сомневался. Только у них хватило бы денег, возможностей и наглости на такую операцию. А главное, только ЦРУ с его разветвлённой по всему миру агентурной сетью могло выйти на мой антиграв и, как следствие, на меня самого. Другим разведкам мира такое вряд ли было под силу. Ну что ж, ответ близок, — вон уже кнопка «3» загорелась… едем… стоп, приехали.
Двери автоматически разошлись в стороны, мы вышли.
Здесь были окна. Сразу, как только мы вышли из лифта, я их заметил и тут же, замедлив шаг, впился глазами в пейзаж за ними. Взгляд успел выхватить верхнюю часть какого-то купола, дорогу и лес за дорогой, покрытый зелёной апрельской дымкой. Было солнечно. По синему небу плыли пухлые белые клочья облаков.
— Сюда, — позвал Майкл. — Не отставай.
— А то что? — спросил я.
Кабинет, в котором мы оказались через несколько минут, отличался от тех высоких кабинетов, в которых я успел побывать за свою недолгую жизнь на Земле. Но не слишком. Мебель и телефонные аппараты выглядят немного иначе, окна шире, жалюзи вместо занавесок, англоязычные корешки книг в книжном шкафу и отсутствие фотографических портретов важных персон прошлого и настоящего. Зато имелся синий круг с жёлтой окантовкой на торцевой стене. Посредине круга — белый щит с красной шестнадцатилучевой звездой. Сверху над щитом — орёл. Выше надпись белым по синему: Central Intelligence Agency. Ниже, красным на жёлтом поле: United States of America.
Эмблема ЦРУ.
Что и требовалось доказать.
За Т-образным столом в кабинете сидели двое. Оба в костюмах и галстуках. Один постарше, лет шестидесяти, с очками в чёрной пластмассовой оправе на крупном мясистом носу, с коротко стриженными чёрными кудрявыми волосами и посеребренными сединой висками. Кого-то он мне напоминал… Ба! Да это же вылитый товарищ подполковник Алиев Ильдар Хамзатович, начальник кушкинского госпиталя. Только старше лет на пятнадцать. Второй моложе, около пятидесяти, без очков, лысоватый со лба. Умные серые глаза, худощавое лицо.
Полковник и Умник, определил я. Так и буду их звать про себя.
— Здравствуйте, Сергей, — поздоровался по-английски Полковник. — Добро пожаловать в США. Проходите, садитесь, разговор у нас будет долгий.
Майкл перевёл, но я всё понял и без перевода. Постоянные занятия с нашей «англичанкой» не прошли даром. Осталось приноровиться к местному «жёваному» выговору, но это быстро, не так уж он и отличается от классического английского из записей в школьной фонотеке.
— Добром гостей жалуют, — сказал я по-русски, не садясь. — А вы меня выкрали, словно тати ночные. Скандала дипломатического не боитесь? Миша, переведи. Да смотри, точно переводи, я прослежу.
— Что такое тати? — спросил переводчик.
— Разбойники, — пояснил я. — Бандиты.
— Мы не бандиты! — протестующе приподнял над столешницей руку Умник.
— Ну да, вы уважаемые люди, которые по чистому недоразумению выкрали из Советского Союза несовершеннолетнего, ребёнка. Комсомольца и сына советского офицера, между прочим. Переводи, Майкл, переводи, не стой столбом.
Майкл перевёл.
— Уверен, когда мы всё объясним, то найдём общий язык,- сказал Полковник. К слову, должен заметить, что на ребёнка вы, Сергей, не похожи. Внешне — да, подросток. Но ведёте себя и разговариваете, как взрослый уверенный в себе человек.
Я прошёл вперёд, отодвинул стул, уселся и забросил нога за ногу.
— Это потому что я нахальный, — сообщил. — Прикрываю нахальством свой страх. Психологический приём такой. Вам, как профессионалам психологического давления, должно быть знакомо.
— Знакомо, знакомо, — улыбнулся Полковник. — Так что, продолжим?
— Продолжайте, — разрешил я. — Только представьтесь для начала, пожалуйста. А то вы меня знаете, а я вас — нет.
— Справедливо, — согласился Полковник. — Меня зовут Томас Карамессинес, я заместитель директора ЦРУ. Вы ведь, как я понимаю, уже догадались, что находитесь в штаб-квартире ЦРУ?
— Трудно не догадаться, — я кивнул на стену, где висела эмблема. — Если это, конечно, не бутафория.
— Не бутафория, — заверил меня Полковник. Он же Томас. Как его? Карамессинес. Грек, что ли? Запоминай, Серёжа, запоминай, чтобы было что рассказать потом нашим, они наверняка знают, кто такой этот замдиректора.
— А вы? — я посмотрел на Умника.
— Карл Даккет, — сказал он. — Радиолюбитель.
— Карл скромничает, — усмехнулся Томас. — Он тоже заместитель директора. По науке и технике. Ваш непосредственный руководитель, Сергей, он будет курировать вашу работу.
— Мою работу? Разве я на вас уже работаю?
— Будете, — уверенно сказал Томас и приступил к охмурёжу.
В следующие полчаса я услышал много интересного. Во-первых, конечно, что зла мне никто не желает. Наоборот. Соединённые Штаты Америки являются защитниками добра и демократии по всему миру. Более того. Во времена Второй мировой войны, память о которой священна, как для американского, так и для советского народа, США и Советский Союз были союзниками и вместе победили величайшее зло на земле — фашизм.
— Не кажется ли вам, Сергей, что с союзниками нужно делиться таким важным открытием, которое сделали вы? — вопрошал Томас. — Не может одна страна, пусть даже такая могущественная как СССР, обладать подобным знанием. Это нарушает равновесие. А только равновесие, паритет, является тем фактором, который удерживает наши страны от перехода из состояния «холодной войны» в её горячую фазу.
— Вы противоречите сами себе, — сказал я. — То мы союзники, то в состоянии «холодной войны». Определитесь уже.
— Никакого противоречия. В отношениях между государствами это обычное дело. Союзники становятся противниками и наоборот. Главное, сохранять хотя бы видимость мира. А залог этого, повторю, — равновесие. В том числе и научно-техническое.
