Я для этого взвода людей по одному отбираю, после тестирования
и проверки на совместимость, а также умения принимать и применять новые знания. Взвод пока состоял из одиннадцати бойцов, Путянин был двенадцатым, но результаты я уже видел.
— Товарищ старший лейтенант! – четко вскинул руку к виску взводный. – Согласно вашему приказу мы организовали ложный пост на дороге. За два часа ничего не происходило, пока в одиннадцать часов восемнадцать минут по московскому времени не заметили приближение техники противника. Это была грузовая машина французского производства. После её остановки мой заместитель сержант Секалин, одетый в форму офицера Вермахта, приказал водителю, старшему машины и пассажирам выйти, предоставив документы. После этого он приказал им сложить оружие, пояснив, что в случае неповиновения будет открыт огонь, указав на пулемёт, что был установлен в люльке мотоцикла. В результате были захвачены и допрошены солдаты из гарнизона села Красятичи, находящегося в шестнадцати километрах от нас. После допроса немцев выяснилось, что их направили для прояснения ситуации с замолчавшим лагерем военнопленных. С их слов, особо их командование не обеспокоилось пропажей связи, такое уже случалось, но согласно инструкции машину для прояснения ситуации выслало. Машина и пленные доставлены в лагерь, пост на дороге продолжает действовать.
— Переводчика ко мне! – крикнул я начштаба, который с интересом слушал доклад, продолжая работать. Он отдавал приказы подходившим бойцами, посыльным и диктовал штабному писарю приказы по хозчасти. У меня не было зама по хозчасти, Смелов взял это на себя, пока не найдётся замена. – А вам, бойцы, выношу устную благодарность за отлично проделанную работу. Кстати, немцев зачем привели?
— Так я думал, вы их допросить захотите? – удивлённо ответил взводный.
— Мне вашего доклада хватает. Форму с них снимите, пригодится, а их самих под нож.
— Это не по праву! – тут же завизжал один из «немцев». Заметив мою улыбку, он тут же замолк, сообразив, что его провели.
— Немцев на допрос, – приказал я подошедшему переводчику. – Мне нужно знать всё об их гарнизоне в Красятичах, подъездах к нему, имуществе и о командовании. Если они что знает о других гарнизонах, тоже допросите. По окончании немедленно доложите.
— Есть, – козырнул немолодой мужчина с лопнувшей линзой в очках.
Этот мужчина был учителем немецкого языка под Киевом, по мобилизации попал переводчиком в стрелковый полк. Тот был разбит, под Житомиром он попал в плен. После освобождения из лагеря сержант Ней принял должность штатного переводчика. Одним словом, привычную должность. Для диверсионной работы он не годился, не та фактура, но вот для допроса в спокойной обстановке – вполне.
— Пару бойцов возьми, помогут, если немчура молчать будет, а с этим русскоговорящим я сам поговорю. Путянин, обеспечь нам место для спокойной работы, чтобы никто не мешал. А то у нас в лагере не стоянка, а проходной двор, – приказал я взводному и направился в штаб, а «немца» повели куда‑то в сторону озера. Оно тут недалеко находилось, буквально в трёхстах метрах.
— Докладывайте по продовольствию. Что у нас, всё так плохо?
— Запасов продовольствия, с учётом того, что захвачено в лагере, хватит по всем прогнозам на пять дней. Вы приказали не снижать норму, больных кормить усиленно, чтобы они восстановили форму, но если…
— Нет, паёк не снижать. Вы и так похожи на ходячие скелеты. Требуется вас откормить, а для этого нужна нормальная кормёжка. Продолжайте работу, если что, я у озера, провожу допрос языка.
— Хорошо.
Новая информация по продовольствию особо из колеи меня не выбила, я уже решил, что и как делать, просто чуть–чуть подкорректировал планы согласно полученной информации.
Пройдя по тропинке до опушки леса, я мельком посмотрел на замаскированный трофейный грузовик высокой проходимости, тонны так на три, возможно, даже четыре, который охранял часовой, и свернул к озеру, тут метров пятьдесят осталось, пропустив мимо взвод из сорока бойцов, что промаршировал от озера. Судя по влажным волосам, бойцы принимали водные процедуры. С учётом того, что лёд совсем недавно сошёл, это был подвиг. Хотя, наверное, они скорее всего обтирались влажными тряпками, чем действительно лезли в воду. Чревато это, заболеть могут.
На берегу бойцы хозвзвода стирали старые бинты, подготавливая их для повторной эксплуатации, на деревьях висели и сохли на солнце уже постиранные, ещё трое стирали старую форму и постельное бельё, используемое в санвзводе. У бережка присела Таня, девочка, что была с нами. Её с сестрёнкой закрепили за санвзводом. Она помогала санитарам в меру своих сил кормить с ложечки, утирать пот со лба у тяжелораненых и другое. Тоже к месту пришлась. У меня в подразделениях бездельников нет и не будет.
Пройдя по тропинке мимо них, я вышел на полянку рядом с озером. Там меня и дожидались язык, взводный и шесть бойцов разведывательно–диверсионного взвода. Демонстративно хрустнув суставами пальцев, я спросил:
— Ну что, готовы к урокам по допросу в полевых условиях?
— Так точно! – хором ответили бойцы и командиры.
Сегодня утром я ввёл по мехгруппе это нововведение по обращению и ответам командирам. Не сказать, что всё прошло на ура, но приказ бойцы приняли к исполнению. Хоть и старорежимное, но действительно удобное. А повлиял на моё решение долгий трёхчасовой разговор с Игнатьевым и Захаренко, пока освобожденные бойцы спали и пока мои, уже принятые бойцы их охраняли. Меня интересовало всё, что происходит на Большой земле, а лётчики были самыми информированными. Вместе со мной рассказ слушали и Смелов, и Семёнов, но они раньше ушли спать, устали.
Первый шок от слов лётчиков – это то, что Генштабом было принято решение о вводе погон и знаков различий офицерского, сержантского и рядового состава. Да–да, указом Президиума Верховного Совета Союза ССР с десятого мая 1942 года Красная Армия переформировывается по новым стандартам, будут введены такие понятия, как офицер, солдат, матрос. Короче, всё, как в моём мире, но происходило введение погон гораздо раньше. Только странно, что ввели всё это не немедленно, а перенесли на май. Но тут мне Захаренко пояснил смысл этого решения. Партийные органы решили узнать, что об этом думает армия и народ. Политруки и комиссары потихоньку узнавали, спрашивая бойцов, и отправляли доклады наверх. Судя по опросу, погонам быть.
Про члена военного совета фронта Хрущёва ни Игнатьев, ни Захаренко не знали, хотя капитан вроде как слышал, что его ещё до Нового года отозвали в Москву, а на его место прислали другого представителя Ставки. О дальнейшей судьбе Хрущёва он не знал.
