Она крепко вцепилась в коромысло:
— Нет. Я справлюсь.
— Не сомневаюсь, — улыбнулся незнакомец. — Вижу, ты способна на многое. Но зачем утруждаться?
— А почему бы и нет? — спросила женщина, по-прежнему не спуская с него глаз.
— Потому что ты носишь ребенка, — спокойно ответил мужчина. — А эта ноша и так непроста.
— Не стоит беспокоиться. — На этот раз ее голос звучал увереннее. Женщина попыталась двинуться прочь, но с удивлением обнаружила, что не может стронуться с места. Хотя собеседник не удерживал ее, но все же каким-то образом препятствовал продвижению вперед. — Я вовсе не слабачка.
— Очень может быть, — приветливо согласился незнакомец. — Но в защите нуждается дитя, которое ты носишь. Твой пульс бьется сильно, но в то же время слишком быстро, ты покрылась потом, а в твоем положении этого следует избегать.
Женщина нетерпеливо кашлянула.
— Я справлюсь, — вновь повторила она, подозрительно глядя на мужчину: отчего он так внимателен к ней?
Незнакомец прямо взглянул на нее темными глазами:
— Я прошу тебя позволить мне помочь ради твоего ребенка.
— Тебе что за дело? — резко спросила она, не собираясь извиняться за неучтивость.
— Так я прав? — в свою очередь осведомился незнакомец. Оживленное движение огибало их с двух сторон. — Глядя на тебя, твою осторожную походку, я заключил, что ты в положении. Если я ошибся или же мое наблюдение дерзко и неуместно, прошу меня простить.
Женщина по-прежнему не спускала с него настороженного взгляда.
— Откуда тебе известно, что я в положении? — Ей пришло в голову, что не будь она так голодна, то и нужды защищаться бы не было; можно было бы просто уйти от незнакомца. Но сейчас ей надо тянуть время, чтобы прийти в себя и собраться с силами для преодоления оставшегося до дома подъема.
— Признаюсь, я занимаюсь врачеванием. Я не считаю, что чрезмерная изнеженность идет на пользу беременности. Но также уверен, что напряженный тяжелый труд тоже ни к чему для женщины в положении, особенно если у нее прежде случались выкидыши, а это как раз твой случай, верно? — Перекладывая тяжелую ношу к себе на плечо, мужчина увидел ее кивок. — Теперь скажи мне, куда отнести воду.
Женщина вздохнула.
— Если тебе так хочется, следуй за мной, — сказала она, продолжая прерванный путь. — Но не рассчитывай получить за помощь нечто большее, нежели благодарность.
— Никоим образом, — заверил ее незнакомец, легко шагая рядом с ней.
— У меня нет денег, чтобы расплатиться с тобой, и распутничать я тоже не стану, — решительно заявила она, проходя перекресток и выбирая идущую правее дорогу. Женщина увернулась от мужчины на осле и продолжала свой путь мимо беднеющих по мере подъема вверх домишек. — Торговаться я не намерена.
— Это делает тебе честь, — ответил незнакомец.
Навстречу вышли трое молодых людей с модными стрижками и холеными надушенными бородками, наряженные в красивые хитоны из окрашенного расписного льна. Они смеялись, переговариваясь друг с другом, и едва ли замечали происходящее, уверенные в том, что толпа непременно расступится перед ними. Один из них нес амфору, причем держал ее высоко, словно трофей.
Когда они проходили мимо женщины, она сделала рукой оградительный знак, словно желала защититься от зла.
Незнакомец в черном с любопытством наблюдал за ее действиями.
— Ты так их не жалуешь? — поинтересовался он, когда молодые люди благополучно их миновали.
Женщина через плечо взглянула на спутника:
— От них одни неприятности. От всех богатых молодых людей жди беды.
Незнакомец кивнул и продолжал шагать вверх по улице.
Вскоре женщина скользнула в переулок, жестом приказав спутнику остановиться.
— Не стоит тебе идти дальше. Отсюда я донесу коромысло сама.
— Знаю, ты сможешь. — В голосе незнакомца звучала такая доброта, которую женщине редко доводилось слышать. — Но я думаю, что мне стоит отнести воду до твоего дома.
— Если тебе будет угодно, — пожала плечами женщина. — Но предупреждаю: дом мой не очень.
Переулок вел вправо и вверх, сужаясь по мере подъема.
— Ничего страшного, — заверил ее мужчина.
— Поступай как хочешь, — сказала она и пошла вперед, до самого конца переулка, терявшегося в низенькой травке у домика, который оказался едва ли больше, чем полуразвалившийся сарай. Клочок земли, где среди чертополоха паслась тощая коза, огораживал шаткий забор.
— Вот и мой дом, — вызывающе сказала женщина.
Заслышав ее голос, навстречу поспешили три до невозможности худых ребенка — два мальчика и девочка. Все трое носили ветхую, изношенную одежду, и только старшая девочка, девяти или десяти лет, была обута в сандалии, тоже старые и изодранные.
— А это мои дети.
— Понятно, — проговорил незнакомец, опуская ведра на землю. Затем прислонил коромысло к забору.
Женщина приласкала младшего — маленького шестилетнего мальчугана, — вздохнула, пробормотала что-то, склонившись к нему, касаясь спутанных волос. Посмотрела на незнакомца.
— Этот не совсем в порядке. Почти не говорит и… Только этот такой.
Ее улыбающиеся губы дрогнули, когда младший мальчик прижался, обнимая, к ее ноге.
— Так было с рождения? — поинтересовался незнакомец, в его словах не было даже намека на осуждение.
— Нет. Когда ему не было и двух лет, он перенес тяжелую лихорадку, и он не… — Она запнулась и судорожно сглотнула. — Два моих ребенка умерли от лихорадки — мальчик и девочка. И, как ты сказал, у меня были выкидыши. Три.
— Не повезло.
— Могло бы быть намного хуже. Они могли бы выжить.
— Значит, ты вдова, — в наступившей тишине прозвучал голос незнакомца.
— Ты так думаешь, да? Определенно, именно так всем и кажется, — неожиданно пылко сказала женщина, подняв лицо к жаркому солнцу. — Но нет, я не вдова. У меня есть муж.
— Он в отъезде? — спросил незнакомец.
— Нет. Он здесь, в Афинах. Пока, — ответила женщина. Вежливое молчание собеседника побудило ее продолжить рассказ. — Вероятно, его отправят в изгнание. И нас вместе с ним. Или же продадут в рабство.
— Что он сотворил? — Незнакомец казался искренне заинтересованным.
— Отчего ты расспрашиваешь меня? Ведь тебя это не касается, — грубо бросила она, приглаживая волосы.
— Просто любопытно, — признался незнакомец.
— Нет здесь ничего любопытного. Мужа решили наказать в назидание другим, а нас заодно с ним.
— Наказать в назидание?
Повторенная фраза приковала внимание женщины.
— Выглядит примерно так, — уклончиво отвечала она.
— Каково его преступление? — настойчиво продолжал расспрашивать незнакомец. — Очевидно, не измена и не убийство — тогда бы вы все сразу оказались в руках властей. Значит, дело не в этом. Так в чем же?
— Развращение молодежи, — прямо сказала женщина. — Его обвиняют в развращении молодежи. Как будто собравшихся вокруг мужа молодых людей можно испортить больше, нежели они были испорчены до знакомства с ним.
— И как же он развращал их? И кого?
— Его обвиняют в растлении умов сынов важных господ. Муж говорит, что он их учитель. В самом деле, они следуют за ним как за наставником. Похоже на то, что учение мужа их как раз и развращает, по крайней мере, так говорят многие могущественные граждане, заявляя, что оно портит их сыновей. — Женщина нагнулась и взяла на руки младшенького, который тут же принялся теребить тяжелый узел волос матери, терпеливо сносившей шалости сына. — Я знаю, что против моего мужа настроены отцы молодых людей, последователей учения мужа.
— Чему же такому он учит, что здесь, в Афинах, так настроил против себя народ, который собирается остановить его?
Женщина посмотрела в глаза собеседнику:
— Не знаю. Семью-то он не учит. Сыновья не умеют ни читать, ни писать. — Она собралась было отвернуться, но внезапно продолжила: — Женщины, как известно, прекрасное зло, а когда красота увядает, остается лишь зло, так не раз говорил мне муж. Еще он считает, что я непременно предам его, стоит мне только что-нибудь узнать, и посему он говорил мне лишь то, что я хуже мегеры, если понуждаю его покинуть товарищей и заняться содержанием семьи.
— Разве ученики ему не платят? — Казалось, незнакомец озадачен. — Обычно учителям платят за знания.
— Нет, он денег не берет, — вздохнула женщина.
— Но в таком случае как же он живет и чем питается? — вопросил незнакомец, даже повысив голос.
— О-о, они берут его на пиры и прочие развлечения, поэтому муж-то не голодает. Некоторые из учеников заискивают перед ним, словно перед возлюбленным, — может, он таковым им и приходится, кто знает. Идеи мужа кажутся им захватывающими, и его… его поощряют к разговорам, просят передать мудрость, как они это называют, чем он охотно и занимается. Они видят, что муж одет, хоть и не просит одежды, причем явно предпочитает старую одежду новой; как он мне говорит, это дело принципа. Молодые люди всюду сопровождают его и стараются охранять от тех, кто… — Продолжить она не смогла.
