— Особенно, если твоя сеньория будет больше, чем у него, — подсказал Вильям Стонор.
— У него нет сеньории, — сообщил мой потомок, но не стал уточнять, к какому сословию относится его будущий тесть.
Первую неделю ветры были попутными, западных румбов. Наши матросы когда-никогда подправляли паруса, не особо напрягаясь. К концу второй недели ветер начал заходить против часовой стрелки и усиливаться, и я почувствовал, что стремительно падает давление. Все указывало на циклон, которые в этих широтах раскручиваются на несколько тысяч километров и набирают немалую силу. Я успел предупредить Яна ван Баерле и Дирка ван Треслонга, капитанов «Золотого сокола» и «Святого Иеронима», о проближающемся шторме и напомнить, как они должны действовать во время него и после. На фрегате команда убрала верхние паруса и взяли рифы на нижних, закрепила всё по-штормовому, обтянула стоячий такелаж и приготовила запасные тросы, чтобы стравить их в воду с кормы и дать возможность кораблю дрейфовать кормой к ветру. На всякий случай приготовили и штормовые стакселя.
Ветер набирал силу долго, почти весь световой день, и к ночи раздулся до штормового. В этом был плюс для неопытных моряков. Когда не видишь высокие волны, они кажутся не такими страшными. Впрочем, новичков всех загнали в кубрик. На вахте были только опытные моряки. Дел у них было не много. Основное занятие — откачка воды из трюма. Корабль был хорошо проконопачен и просмолен, к тому же, оброс ракушками и шубой из водорослей, так что воды брал мало. На волне вел себя нормально, раскачивался не сильно, потому что был загружен, сидел глубоко. Некоторые очень высокие волны заливали палубы, включая квартердек, но случалось это не часто. Морская вода какое-то время металась от борта к борту, вытекая через шпигаты. К концу второго дня экипаж пообвыкся, на палубе начали появляться и салаги. Отважные забирались на мачты, чтобы зарядиться адреналином. Чем ты выше, тем больше амплитуда качки. Иногда фрегат наклонялся так, что, казалось, вот-вот чиркнет ноками рей по верхушкам волн. В такие моменты с мачт доносился рев — смесь ужаса и восторга.
На шестой день шторм начал стихать, полил дождь. Мы пополнили запасы пресной воды. Экипаж помылся и постирался. К ночи ветер ослабел баллов до шести, но мы продолжили дрейфовать. Утром задул западный ветер силой баллов пять. На бак вытащили большой медный котел, в котором развели костер из сена и веток, запасенных в Номбре-дел-Диос. Их смачивали водой, чтобы валил густой дым. Так мы давали знать галеонам, где находимся. Оба корабля уже на второй день шторма исчезли из зоны видимости. Парусность у них больше, дрейфовали быстрее.
«Святой Иероним» заметили во второй половине дня севернее нас. До наступления темноты он приблизился к фрегату и в паре кабельтовых лег в дрейф. Дирк ван Треслонг прибыл на яле, доложил, что корабль в порядке. Во время шторма галеон брал много воды, поэтому дрейфовал медленнее, чем «Золотой сокол». Груз перца и кошенили вроде бы не подмок, а слиткам серебра, которые лежало на дне трюма, вода не страшна. Мы прождали еще один день. Второй галеон так и не появился. Лорд Стонор сразу погрустнел. Ему достанется часть добычи со «Святого Иеронима», но это будет намного меньше, может не хватить на все его планы. С наступлением сумерек перестали жечь костер, поставили паруса и легли на курс норд-ост.
Больше штормов не было. Два дня дул встречный ветер, шли галсами. На двадцать седьмой день увидели землю. Это была Ирландия. Мы вышли к ней немного севернее залива Дингл. Спустились южнее, к архипелагу Бласкет. Он состоит из пяти островов и нескольких скал, которые острыми зубьями торчат из воды. Вроде бы все острова необитаемы. На самом западном будет построен маяк, огонь которого я частенько наблюдал по ночам. Мы встали на якорь возле острова Большой Бласкет, самого большого из них. Он покрыт зарослями вереска, дрока и высокого кустарника. На самом высоком холме острова матросы развели большой костер из этого кустарника. Днем делали так, чтобы давал побольше дыма, ночью — чтобы ярче горел. Я был уверен, что мы обогнали «Золотого сокола». Ян ван Баерле знал, что мы будем ждать его у берегов Ирландии и подавать сигналы пять дней. На второй день возле острова появилась лодка с рыбаками. Наверное, их послали на разведку. Может быть, думали, что мы потерпели кораблекрушение, и хотели помочь, а может, что скорее, собирались ограбить. Два больших корабля, целые и невредимые, показались им слишком большим кушем, поэтому убрались восвояси, даже не пообщавшись в нами. На всякий случай я усиливал на ночь караулы, но никто не напал.
«Золотой сокол» появился на четвертый день. Услышав крик наблюдателя из «вороньего гнезда», лорд Стонор выбежал из каюты на квартердек и простоял там, продуваемый сильным ветром, до тех пор, пока корабль не приблизился настолько, что был опознан.
— «И к смеху примешивается печаль, концом же радости плач бывает», — процитировал Вильям Стонор.
Он был напичкан цитатами из Библии, которые, по моему мнению, употреблялись не всегда к месту. Но настаивать не буду, потому что, в отличие от лорда, прочитал Библию всего раз. Никогда не был любителем ненаучной фантастики.
21
Мы расстались возле острова Уайт. Галеоны «Золотой сокол» и «Святой Иероним» пошли в порт Саутгемптон, а фрегат — дальше по Ла-Маншу. Лорд Вильям Стонор, Роберт Эшли, Ричард Тейт и английские солдаты убыли на галеоны, а Ян ван Баерле, Дирк ван Треслонг и голландские матросы вернулись на фрегат. Сразу за проливом Па-де-Кале нам повстречался караван из дюжины каравелл. Когда не надо, добыча сама плывет в руки. Они сразу свернули к берегу, чтобы оторваться от нас на мелководье. Я не стал их преследовать. Довезти бы награбленное.
В Роттердаме мы встали к молу неподалеку от Рыбного рынка, возле складов купцов, торгующих заморскими товарами. Купцы были приглашены на борт фрегата. Им показали перец и кошениль, которые без ущерба качеству пережили переход, договорились о цене. Серебро я решил отдать в слитках. Пусть каждый продает сам. Такое количество обрушит рынок, а при дележе посчитали его по высокой цене. Я взял свою долю золотом, изумрудами, жемчугом и двумя центнерами серебра, которое пойдет на изготовление столового сервиза, подсвечников и прочих мелочей для дома.
Князю Оранскому тоже отдам его долю серебром в слитках. Если начеканит из серебра монеты со своим профилем, то почти не потеряет на падении цены этого металла. Поехал к Вильгельму Оранскому на следующий день в сопровождении Яна ван Баерле, Дирка ван Треслонга, Бадвина Шульца и десяти конных солдат. Лошадей для солдат арендовали. Каждый теперь мог купить себе лошадь и не одну, но еще не успели.
Князь Оранский принял нас в своей резиденции в монастыре святой Агаты в Делфте. Это была гостевая келья из двух комнат, расположенная на втором этаже. В первой комнате с узким окном, зарешеченным и застекленным разноцветными кусочками разной формы, стоял прямоугольный дубовый стол с покрытой лаком столешницей, не застеленной, и чертовой дюжиной стульев с высокими спинками. Позади стула, которое занял князь, не стене висело распятие из дерева, может быть, черного, а может быть, покрашенного в черный цвет. Вход во вторую комнату был завешен тонким ковром с изображением сражающихся галеонов. Видимо, в честь одного из выигранных князем Оранским сражений, ведь все победы приписываются ему. Возле входа стояли два охранника-немца в кирасах, но без шлемов, вооруженные короткими мечами. Еще два охранника охраняли вход в келью. Они забрали у нас кинжалы. Видимо, король Испании все еще тратит деньги на наемных убийц. На Вильгельме Оранском был красно-золотой дублет и темно-коричневые штаны-«груши» без разрезов, но с золотыми кантами по швам. Выражение лица хмурое, несмотря на то, что дела, как я слышал, идут неплохо. Испанцы свирепствуют севернее Амстердама, который до сих пор под их властью, но на юг, где расположился князь, не суются. По правую руку от него сидел Филипп ван Марникс. Меня и моих офицеров посадили по левую руку. Слуги подали нам французское белое вино, довольно средненькое и налитое в зеленоватые стеклянные кружки емкостью граммов на двести.
