свободу и независимость своей Родины.
Удивительно в этой истории и то, что, вернувшись в боевую часть после ампутации обеих ног, Маресьев сбил 7 боевых самолетов, доведя свой список воздушных побед до 11 вражеских машин. Тогда же он был удостоен звания Героя Советского Союза.
Наш O’clock с английским чаем закончился тем, что советник пообещал озадачить посла переговорить с главами правительства на тему помощи фабрикой Овчаренко инвалидам легкими протезами и — со временем — колясками. Требовалось убедить ответственных, что заказ моей фабрике обойдется СССР в два раза дешевле и что костыли и протезы новаторские, из авиационного металла. Кстати, пока единственные в мире и только то, что я — россиянин позволит государству получить продукцию!
Заодно решили технический вопрос и я вселился в квартиру на территории посольства, где еще не закончили ремонт, но спальня и кабинет были уже готовы. Выделили мне и машину с соответствующим флажком о причастности к другому государству и водителем в фуражке, под которой невинно моргал офицер MI5 или МИ-6 (не разбираюсь я в этих нюансах).
И вот на этой машине еду я на прием (тоже советник договорился) к ответственному секретарю Советского комитета ветеранов войны Алексею Петровичу Маресьеву.
Еду, пытаясь вспомнить песню на слова Юрия Левитанского: «Ну что с того, что я там был». Вот уж настоящий воин, не с сосны слова брал для стихов… Насколько я помню поэт со второго курса института добровольцем ушёл на фронт в звании рядового, служил в частях ОМСБОН, стал лейтенантом, затем военным корреспондентом, начав печататься в 1943 году во фронтовых газетах. После капитуляции Германии Левитанский [24] участвовал в боевых действиях в Маньчжурии.
Ну что с того, что я там был.
Я был давно. Я все забыл.
Не помню дней. Не помню дат.
Ни тех форсированных рек…
Берковский его пел… Точно, Берковский — по YouTube я его слушал в первой жизни.
Я неопознанный солдат.
Я рядовой. Я имярек.
Я меткой пули недолет.
Я лед кровавый в январе.
Я прочно впаян в этот лед —
Я в нем, как мушка в янтаре…
Причудливо мое бытие, но ели это козни высших сил, то подскажите — зачем? И что я должен сделать?
Но что с того, что я там был.
Я все избыл. Я все забыл.
Не помню дат. Не помню дней.
Названий вспомнить не могу.
А может сие — просто сбой в компьютерных ячейках космической Матрицы, в которой студенты исследуют эволюцию биологического разума. И кто-то неверно вписал код или просто запустил файл вторично?..
Но что с того, что я там был,
В том грозном быть или не быть.
Я это все почти забыл.
Я это все хочу забыть.
Так и не разобравшись в своем бытие я вышел из машины и, провожаемый уважительными взглядами немногих прохожих (ну что за почитание у нас иностранцев!) взбежал по лестницам к кабинету к Маресьеву. Хорошее время — ни тебе пропусков, ни охранников дюжих в приемной. Комсомолка в в блузке и с красным платочком на шее сидела на стуле — ждала очереди. Вышедший здоровяк сказал:
— А захотите оба, что тут тянуть.
Ну да, я знал, что герой постоянно поддерживал себя в отличной физической форме (катался на лыжах, коньках, велосипеде, занимался плаванием) — установил личный рекорд, переплыв Волгу (2 км 200 м) за 55 минут, но никак не рассчитывал встретить столь юного и бодрого человека. (На фото).
И в разговоре он был быстр, активен. Мигом смекнув что почем (так и в Париже побывал на Конгрессе сторонников мира, кандидатскую защитил по истории). При все этом обращался он ко мне и к девушке исключительно на Вы, не перебивал, выслушивая уважительно. В целом вел себя, как интеллигент в пятом поколении.
Девушка, кстати, оказалась куратором. И горячо сказала, что никакой помощи от райисполкома она не получила, хотя дважды ходила к его руководству.
— «Госопекаемые», как официально принято называть инвалидов в домах инвалидов, — рассказывала она, — плетут авоськи и похоронные венки, клеят конверты, вяжут носки — это единственная возможность их нищенского заработка, из которого, к тому же, по положению министерств социального обеспечения 50 % отчисляется в доход государства. Имеющиеся библиотеки, иногда кино или лекции, малосодержательны и не дают хоть сколько-нибудь реального представления о происходящем в мире. Питание скудное и однообразное, нередко недоброкачественное. Медицинское обслуживание на уровне младшего медицинского персонала, которого, к тому же, из-за низкой зарплаты, катастрофически не хватает.
— Кошмар! — реагировал Маресьев. — А пенсии у них есть?
— В среднем по пятьдесят — шестьдесят рублей, ну ветераны и участники ВОВ получают небольшую надбавку. Но в моем Доме лежат большей частью гражданские [25].
— Кошмар! — повторил Маресьев. — Надо бы организовать пожертвования.
— Пожертвования — одноразовая акция, — вмешался я. — Надо шефство организовать. Есть подходящий рабочий коллектив?
— А вы к нам работать не пойдете? — мгновенно среагировал Алексей Петрович. Видно с кадрами у них напряженка. — Зарплата у нас символическая, но зато трудовой стаж идет.
— Ну мне, право, как-то и неловко даже символическую зарплату теперь получать, — сказал я смущенно.
— Ах, ну да, ну да. Никак не привыкну, что с живым миллионером разговариваю. Во Франции у нас на Конгрессе выступал один, а вот так лицо в лицо не приходилось. В общем, будем прорабатывать этот вопрос, вот я себе записал памятку: Дом инвалидов на ул. Лосиноостровская, д. 27. Завтра на утренней планерке подниму вопрос, если что — маршала попрошу, Александр Михайлович Василевский, наш председатель, человек отзывчивый. И ваш, — он повернулся ко мне, — вопрос будем решать, искать ходы. Честно говоря я и сам бы от новых протезов не отказался, если они, как вы говорите, даже бегать позволяют и гнуться, как здоровые ноги.
— Для вас, Алексей Петрович, по индивидуальным чертежам сделаем. Вы у нас рекламным образцом будете… шучу.
Распрощались. На обратном пути обнаружил лифт, запрятанный в соседней кишке коридора. Наташа, так звали комсомолку, Кажарская проявила явный интерес к мне. А че, я вроде как еще молодой и лицом не урод, да и фигура спортивная. И одет прилично. Да еще и загадочный миллионер — какая девушка не захочет попробовать на вкус
