и полуторок с пехотой стала медленно «пятиться». Наткнувшись на окапывавшуюся, как я видел пехоту немцев с кучей артстволов. И их, немцев, там, в районе Гродно становилось всё больше. Как и южнее главной дороги. С юга они пробивались к Слониму!
Таки клещи! А по дороге шло всё больше и больше наших отступающих сил.
Которые я как мог, продолжал прикрывать в этот и следующий день.
* * *
А на третий день, после разговора по комлинку с типом из столицы, назвавшимся наркомом госбезопасности Меркуловым (хм… вроде же тут Берия был в эти времена, или я чего-то путаю?), взглянув на показания запасов субсветового топлива, я понял, что праздник жизни пора сворачивать. Треть! Я сжёг за полсотни сбитых и сгоревших в авиатопливе фрицев (специально добивал, разлохмачивая их поршневики вдрызг и лишая даже призрачного шанса на спасение с парашютом немецких пилотов!) за три дня треть своего топлива… со всеми эти разгонами, торможениями, манёврами, заходами в атаку, прицеливаниями и собственно кульминационными моментами авиаохоты.
…от того и прервал разговор с Меркуловым и молчавшим Бельченко.
Но не только потому… мгновенная вспышка Видения Силы, которое я принял за тысячные доли секунды, очень расстроила меня.
Я узнал место, около которого прошёл один раз в Белостоке… немцы уже были там. Сила говорила, что то, что увидел я в ней, вот-вот произойдёт.
Но «вот-вот», как я знал из теории о Видениях Силы, может быть растяжимым — от секунд до дней. И сократившийся изрядно запас топлива словно подталкивал меня к переносу действий из неба вниз. Вернуть корабль с плато Путорана я всегда смогу обратно. Сейчас на мне полный комплект брони и оба меча с собой (я сгонял ночью с 25-го на 26-е к нычке около Смоленска за вторым). Пофиг уже, кто увидит и кто что подумает…
Глава 11
«Як анёл нябесны» («Jak aniol nieba»). Часть III
Слушаю: Warpath — Солнечный Круг (римейк песни 1962 г. «Пусть всегда будет солнце» в исп. Майи Кристалинской), Stive Morgan (Влад Мотков) — Man In The War (альбом «The Best Of Electronic», 2014).
Блоггер воюющий и фаталистичествующий. Запись номер 69.3
(Записано некоторое время спустя описываемых событий).
…Чем больше убиваешь, даже во имя Света, тем ближе ко Тьме. Пусть твои помыслы и полностью чисты и искренни. А убитые тобой — патентованные мрази.
«…Никто не знает, когда падёт. И, погружаясь во Тьму, нельзя предсказать — когда не вынырнешь из неё. Может сегодня, может через годы и десятилетия… но, каждый раз, обращаясь к ней, ты сокращаешь свой путь до точки не возврата и она у каждого — своя…».
Так учили меня, так говорила Риду за время моего короткого обучения. И эти слова — опыт десятков тысячелетий Ордена Равновесия, Ордена Джедаев и союзных к нам малоизвестных в Галактике иных, самостоятельных от нас, организаций одарённых.
Но что бывает с теми, кто — не джедай и не сит? С теми…
«Кто нечто большее?».
Тот, с Мортиса, сказал это в адрес ЭС о себе, Дочери и Сыне в «отменённом будущем». И сколько крови неведомых мне рас и по неведомым поводам пролил Отец в прошлом, которое ныне не помнит никто?
Какое будущее ждёт подобных ему… спустя бесчисленные эпохи?
Я тоже ступил на этот путь? Если не рожавшая физически меня не солгала об нашем нежданном, по Воле Силы, «родстве».
Таки выблядок семейки Небожителей…
Насмешка Силы над ними — своими Ангелами и Демонами?
Бегает этот «недокандидат в Небожители» по заштатной планетке, надрываясь и буквально «верша огнём и мечом справедливость» в городишке, жителей которого сможет защитить лишь на несколько часов… пока лично сам тут.
Какая это насмешка над теми, кто кроил судьбы целых рас Галактики. Двигал планеты и строил звёздные системы. Готовил планы на тысячелетия и воплощал их.
А их ублюдочное и нежданное Дитя… всё, что может сказать… спасённым («спасённым здесь и тут»…):
«Бегите, глупцы!»
Тьфу, и здесь стырил и сплагиатил… и так — во всём!
27 июня 1941-го. Белосток. Городская площадь у Большой синагоги.
— …Из твоей речи, падла, я понял только слово «нихт». Ну да и… похер.
Эти слова из-за моего глухого, с опущенным забралом, ведра на голове — были последними, какие услышал в своей жизни этот немец.
С висящего в удушающем захвате очередного солдафона в серой форме слетает его фашистская касочка… вместе с головой, отсечённой движением Силового клинка.
Четвёртый десяток пошёл, убитых лично и не издалека, как в небе. И за какие-то 20 минут пешкодрала по городу, в который вчера начали вваливаться немцы, берущие его под контроль.
Мысль покататься (как когда-то на Тайтоне, в Старом городе Гри) с ветерком по Белостоку на гравицикле из трюма фрахтовичка, шокируя местных и ворвавшихся в город фашиков, была с сожалением отвергнута. А весело было бы устроить пострелушки из бластера.
Но мне пришлось бы его периодически оставлять… то там, то сям. Угнать не угонят, а тупо испортить может кто угодно. Так что идею отверг ещё на начальном этапе, когда экипировался для миссии в Белостоке. И чапал по городу пешкодралом да прыжками Силы по крышам, спрыгивая на улицы, где была нужда.
Полная, но не тяжёлая броня не сковывала мои движения, а городские крыши — прекрасные места для перемещения прыжками Силы без особого привлечения к себе внимания… до поры до времени. Которое уже наступило.
Похоже через несколько минут всего за полчаса я набью столько же фрагов, сколько за три целых прошедших года на просторах ДДГ (какой я миролюбивый тогда, оказывается был…) и столько же, сколько в воздухе за прошлых три дня… Хотя стоп… это в истребителях — одно рыло… а в бомберах же больше?
Одно слово — война.
Пофиг. Сегодня, я похоже, побью все рекорды кровопролития. Жуть какая. Самое страшное — то, что я «просто делаю свою работу». И то, что Видение, похоже, уже не сбудется…
Заколоченные двери синагоги уже разломаны мной. А из начавшего дымиться здания еврейского культа разбегаются надрывно кашляющие люди.
Страх близкой и ужасной смерти… а теперь чувства нежданного спасения от неё давит в них удивление от трупов немецкой солдатни, буквально порезанной на куски на площади.
Некоторые таращат на меня глаза. И лишь ускоряются, убегая прочь.
Семейная пара, оказавшихся около здания то ли белорусов, то ли поляков, лопочущие на своём, вроде местами понятном по отдельности, но не понятном в целом языке, храбро бросаются
