— сказал я. — Но не раньше! Вы меня поняли, пацаны?
Комсомольцы кивнули.
В вольере тявкнул пёс.
— Вот и молодцы, парни, — сказал я.
Взял в правую руку и чемодан, и сумку. Обёрнутые газетами бутылки ударились друг о друга — отозвались на мои действия приглушённым стуком. Я решительно зашагал к забору.
— Чёрный, а зачем тебе водка? — крикнул мне вслед Кир.
Я обернулся, хмыкнул и ответил:
— Как это, зачем? Малый, запомни: без водки в нынешние времена — никуда…
Я шагал по центру дороги в парадной форме ВДВ Советской армии. С потёртым, будто потрёпанным жизнью, чемоданом в руке. Словно вновь возвращался со службы. Вот только теперь я топал не домой, а в обратную сторону: шёл в направлении дома Варвары Сергеевны Павловой. Любопытные детишки не спускали с меня глаз. Бдительные пенсионеры с орденскими планками на груди провожали меня взглядами и спрашивали, куда это я направился — я отвечал им уклончиво, нагнетал загадочность… и позвякивал завёрнутыми в газеты бутылками.
Солнце давно перевалило за зенит — придорожные деревья и кусты отбрасывали длинные тени. То здесь, то там звучали голоса: советские граждане возвращались домой с работы. Я вспомнил, что Варвара Сергеевна сегодня отсыпалась после ночной смены. Но не дошёл до дома Павловых. Я поравнялся со свежевыкрашенным в синий цвет деревянным забором — сбавил темп, а потом и вовсе свернул с проезжей части к облицованному кирпичом дому с покатой крышей. Распахнул калитку, прошёл мимо припаркованного во дворе мотоцикла и постучал в дверь веранды.
Долго я не ждал: на мой стук из дома выглянула невысокая темноволосая женщина. Она заслонила собой дверной проём, просканировала меня внимательным взглядом. «Заслонила — это очень меткое слово», — подумал я. Потому что встретившая меня женщина действительно походила на небольшого слона. Она буквально заполнила собой нижнюю часть дверного проёма: между её боками и дверной коробкой не протиснулся бы и муравей. Женщина рассмотрела мою обувь, чемодан, пряжку ремня, пуговицы и аксельбанты. Запрокинула голову — взглянула на кокарду.
— Чего ломишься в дом, солдатик? — спросила она.
Сжала губы, от чего те почти спрятались между щеками и подбородками. Упёрла строгий взгляд в ворот моей тельняшки, будто смотреть выше ей было неудобно. Плавными движениями вытерла ладони о фартук на своём животе. Промычала: «Ну⁈» Я попятился (спустился на ступеньку ниже), заявил хозяйке дома, что пришёл к Степану Кондратьевичу. Женщина шумно выдохнула (от чего покачнулись аксельбанты на моей форме) и повернулась ко мне боком. Свободное пространство между её телом и дверной коробкой не появилось. Она снова набрала в грудь воздух.
— Стё-о-оп! — крикнула женщина. — Сте-пан!
Из дома донёсся топот ног: словно большой пёс стремительно бежал на зов своего хозяина.
— Стёпа, тут к тебе мальчик пришёл, — сказала женщина.
Она вновь развернулась вокруг своей оси и, не прощаясь, зашагала по коридору. Подобно поршню вытеснила из прихожей всё (и всех), что оказалось у неё на пути. Сквозь марлевую штору я видел, как женщина протиснулась в дверной проём комнаты. Мне почудилось, что по дому промчался ветерок, точно в разных его частях выровнялось давление. Заметил, как на смену женщине в прихожую юркнул тощий плешивый мужичок. Он посмотрел на меня — грозно надул щёки. Но тут же бросил тревожный взгляд через плечо, откуда доносилось потрескивание деревянных половиц.
— Чего пришёл? — спросил Степан Кондратьевич.
Я поднял на уровень его груди сумку с газетными свёртками.
— Водку принёс, — сказал я. — «Столичная». Три бутылки по пол-литра.
Мужчина шикнул на меня, приложил к своим губам указательный палец. Он снова посмотрел в глубину дома, прислушался. Сглотнул. Жестом показал, чтобы я отошёл от ступеней. Я выполнил его просьбу. Степан Кондратьевич походкой опытного охотника двинулся мне навстречу. Доски пола под ним не скрипнули, не хрустнули. Мужчина переступил порог, затолкнул в веранду прозрачную штору. Прикрыл дверь. Взглянул на сумку с водкой, на чемодан. Поднял взгляд и тут же сощурил глаза, будто его ослепил блеск кокарды на моём берете. Подобно голубю, мужчина склонил на боку голову.
— Мириться, что ли, пришёл? — спросил он.
Я дёрнул плечом.
— Степан Кондратьевич, так мы с вами и не ссорились.
— А это тогда зачем? — спросил мужчина.
Он указал на сумку с водкой.
— Степан Кондратьевич, мотоцикл мне ваш нужен, — ответил я. — На пару часов. Друга из деревни заберу. Здесь недалеко. Деревенька Майская — знаете такую? Это по дороге к Первухино. Я туда и обратно. Глазом не успеете моргнуть.
Мужчина перестал щуриться, приосанился, подпёр кулаками бока. Посмотрел на меня снизу вверх, но будто глядел свысока. Возмущённо крякнул.
— Ишь ты, стервец, чего удумал! — сказал он. — Чижика моего умыкнуть решил⁈
Степан Кондратьевич грозно выпятил грудь и заявил:
— Не позволю!
— Не умыкнуть, а одолжить ненадолго: за плату, — сказал я.
Тряхнул сумкой — бутылки приглушённо цокнули.
— Соглашайся, Кондратьич. Три по пол-литра. Или расскажу твоей жене о шампанском.
Степан Кондратьевич резко и шумно выдохнул, будто его проткнули иглой. Бросил тревожный взгляд на дверь веранды.
Он посмотрел на мотоцикл — затем: на меня. Заскрежетал зубами.
— Да ты не переживай, Кондратьич, — сказал я. — Верну твоего Чижика целым и невредимым: ещё засветло. Даже не сомневайся! Ты ж батю моего знаешь! Когда Черновы кого-то обманывали?
Степан Кондратьевич тоскливо вздохнул.
Он мазнул глазами по мотоциклу — словно погладил любимую лошадку. Перевёл взгляд на сумку с водкой.
Махнул рукой.
— А ты ездить-то умеешь, паря? — спросил Степан Кондратьевич. — Это ж тебе не велосипед. Тут умения нужны. И права!
Я улыбнулся.
— Умею, дядька Степан. Я за время службы в армии на чём только не ездил. Даже на танке!
Передал мужчине сумку с водкой.
Тот взвесил сумку в руке и сказал:
— На танке — это серьёзно…
Почесал затылок.
— Батя твой человек умный, правильный, — сказал Степан Кондратьевич. — Ладно. Бери, чего уж там. До вечера! И помни: Чижик бережного отношения требует. Мотоцикл — техника нежная, чувствительная. Он верная рабочая лошадка, а не скакун. Нечего на нём носиться сломя голову…
Дверь веранды распахнулась — на верхнюю ступень шагнула темноволосая хозяйка дома. Искавшие лазейку в дом мухи пугливо разлетелись по двору. Женщина замерла, пошевелила густыми бровями. Вне дома ей ничто не помешало грозно расставить локти.
