Ознакомительная версия.
— Сам попробуй, — буркнул бывший профессор и замолчал.
Да уж… чего жаловаться, если в случившейся голодовке виноват только сам, и никто другой? Так случилось, что новое боевое заклинание против драконов, составленное из дикой смеси древнебиармийских шаманских песен и современного ро-денийского матерного языка, действует на летающих тварей столь избирательно? Удар невидимого кулака вызывал у крылатых ящериц разлитие желчи и чёрной слизи во всём организме, сопровождающееся взрывом внутренних органов. И, к большому сожалению, и без того жёсткое невкусное мясо становилось настолько горьким, что лишь некоторые части упавшего дракона можно было считать условно-съедобными. Да и то после долгого отваривания с острыми травами, тушения не менее половины дня, и обязательно с диким чесноком, хоть как-то отбивающим резкий запах. Да, канули в прошлое блаженные вечера с жареной печёнкой под самодельное вино из медвежьей ягоды… Даже семь с лишним десятков сбитых не греют душу… О какой душе может идти речь, если пустой желудок присыхает к спине?
— Ерёма, может, скажешь Большой Земле, чтобы хоть хлеба планером прислали? Пудов десять аппарат поднимет?
— Сам попросить не хочешь?
— Да пошёл ты… — обиделся старший десятник.
Он уже несколько раз приближался к сооружённому из трёх переговорных устройств агрегату, причём последний случай произошёл вчера вечером, и больше с продуктом извращённой творческой мысли бывшего профессора никаких дел иметь не желал. Неровный столбик из поставленных друг на друга переговорников позволял ежедневно связываться с Цитаделью, но никого, кроме своего создателя, слушаться не собирался. Может, тому виной были многочисленные амулеты, наспех сделанные Еремеем из драконьих косточек, их же засушенных глаз, кривых веточек и разноцветных камешков, разбросанных в кажущемся беспорядке, но попытки посторонних войти в землянку пресекались грубо и решительно. Изобретение Баргузина не только угрожающе гудело и светилось в темноте, но и больно било синими искрами, да так, что кольчуга раскалялась, угрожая зажарить владельца живьём. Одним словом, сволочь, а не профессор!
— Значит, хлеба не попросишь? Тогда завтра съедим твои сапоги!
— Иди к кагулу, Матвей! В Цитадели и без наших просьб полон рот забот, а мы тут ещё… Летунов бы наших проверил, что ли.
— А чего летуны? Нормальные бойцы.
— Дети ещё они.
— Твои? — изумился Барабаш, но не смог удержать серьёзное выражение лица и заржал. — Так вот ты чем в университете занимался! Ладно, не переживай, я никому не расскажу.
Старший десятник погрозил Баргузину пальцем и ушёл в прекрасном расположении духа, мурлыкая под нос песенку популярного до войны исполнителя Колывана Попочки:
Цветут ли цветы камнеломные,
Летят ли драконы огромные,
Вздыхают пиктийские гусли,
В Родению гусли не пустят.
На лётчиков, с недавних пор ставших полноценными бойцами сборного отряда, вид поющего командира произвёл впечатление не меньшее, чем если бы заговорил памятник легендарному воеводе Богдану Нечипайло в роденийской столице. Не иначе готовит какой-то подвох.
— Ну как, орлы бескрылые, к подвигу готовы?
— Так точно, товарищ старший десятник! — за всех ответил Михась Кочик. — Всегда готовы! И это… не посрамим… Да!
— Ещё бы вы посрамили, щеглы пестрожо… хм… в смысле, герои.
Добродушию Барабаша можно было верить. А можно и не верить, но даже насмешливая похвала приятна. Заслужили! Вот на прошлой неделе отловили десяток глорхийских дезертиров, неизвестно какими путями попавших в предгорья, и положили кочевников раньше, чем те успели испугаться. Правда, усовершенствованная профессором Баргузином огнеплюйка била теперь на двести шагов и прошибала противника навылет. А при удачном попадании вообще отрывала голову, но разве это умаляет победу? А ещё недавно дракона убили. То есть добили. Он с высоты в полторы версты упал, но всё-таки…
— Значит, так, ребятки, — Матвей присел на корточки у костра, постаравшись, чтобы запах от висевшего над огнём котелка сносило ветром в сторону. — Погодите, вы где дров раздобыли?
Вопрос не праздный — здесь даже кусты горного шиповника растут неохотно, да и те Еремей просил не трогать для маскировки. А у летунов полыхает так, будто среди леса расположились. Только вот поленья какие-то странные.
— Это засушенные драконьи пальцы, с одной лапы на полдня хватает, — пояснил Михась. — Если их обмазать мозгами и положить на солнце…
— Чьими мозгами?
— Э-э-э…
— А, ну да. Это вы хорошо придумали.
— Профессор подсказал.
— Он откуда узнал?
Впрочем, о причине появления у Еремея неожиданных знаний можно было и не спрашивать. С того памятного боя в Большом Лабазе Баргузин изменился, а вот в лучшую или худшую сторону… Скажем так, в полезную. Ладно, ещё глаза вновь стали нормальными и заполняются тусклым серебром лишь в случае опасности. Поначалу это пугало, зато теперь о приближении пиктийских драконов узнавали заранее, ещё до появления их в прямой видимости. Да и прочие умения, в большинстве своём пугающие неожиданностью и разрушительной силой.
— Да кагул с ними, с дровами, — махнул рукой старший десятник. — Для вас есть дело.
— Будем есть дело, — согласился Михась.
— Что?
— То есть мы готовы. На всё готовы.
— Это хорошо, — Матвей многообещающе улыбнулся. — Станете приманкой для драконов.
— Опять? — удивился обычно молчаливый Ефим. — Второй раз за неделю.
— Ну и замечательно! Опыт есть, опять же. И это приказ.
— Вот так всегда.
— А ты как хотел? Геройство, в отличие от подвига, явление не одноразовое и требует постоянной тренировки.
Но Михася сейчас больше интересовало другое:
— Много их будет, командир?
Старший десятник вздохнул:
— С Большой Земли передали, что в небе над столицей потрепали Гэльский полк огневой поддержки, который как раз сегодня и перебрасывают обратно в Пиктию для пополнения и лечения уцелевших драконов.
— Гвардия?
— Вроде того, — Матвей протянул руки к огню. — По данным разведки, там почти сотня осталась. Так что… Да не стучи зубами, летун, мы этих гэльцев уже гоняли в хвост и в… ну пусть будет в гриву. У профессора своего спроси, уж он-то не даст соврать.
— Не-е-е, — помотал головой Михась, — он такой занятой человек. Да и неудобно как-то.
— Боишься?
— Я? — оскорбленно воскликнул лётчик, но потом немного подумал и кивнул. — Опасаюсь. Вдруг в жабу превратит? В университете про его рассеянность легенды ходили.
Ознакомительная версия.
