Джеймс, душа которого ликовала от полученных оплеух, — русской крови в нем не было ни капли, но уж больно глубоко он вжился в роль, — решил перейти ко второй части наступления.
— Павел Федорович, — мягко начал он, — вы, конечно, понимаете, что взять и сделать вас царем сию минуту ни я, ни те, кого я представляю, конечно, не можем. Я не уверен, что скрижали рисовых письмен, составленные вашим батюшкой, — Павла опять едва не сморило от всеведения Романа Денисовича, — содержат все сложные подробности вашего происхождения. Мы знаем гораздо больше вас, но, возможно, даже мы всего не знаем. Наши ученые, — Джеймс запнулся, не зная, продолжать ли дальше плести ахинею насчет Томского края, решил не вдаваться в подробности и продолжил, — уже несколько десятков лет, не щадя сил, изучают генеалогию Дома Романовых. У нас имеется несколько десятков относительно законных претендентов на старшинство в роду. Как из младшей ветви, так и из старшей. Да, да: так мы называем потомков царя Александра Первого Романова от его брака с Анастасией Скоробогатовой. Может быть, не все они вам известны.
Павел глядел на гостя теперь уже просто с интересом. Все, что было известно ему — и даже гораздо более того, — все, решительно все оказывалось секретом полишинеля. Теперь окончательно приходилось мириться с обстоятельствами игры в «цари-разбойники», может быть, гость знал что-то из того, что попало в утробу Митьки?
— Ваша тетушка в Лондоне уже много лет не делает тайны из своего происхождения. Беда ее в том, что у нее на руках нет ни малейших доказательств, которые, впрочем, мы могли бы для нее раздобыть, не будь она столь, м-м, неудобных убеждений. Об этом после, если пожелаете. Имеется и почти законный кандидат в одной из стран Латинской Америки. Знаете ли вы о нем?
Павел мотнул головой.
— Его полное имя… Ладно, он им все равно не пользуется, он, кстати, занимает очень видное положение, — его имя Ярослав Никитич.
— Двоюродный брат отца? Сын Никиты Алексеевича? Но ведь Никите было в восемнадцатом году неполных шестнадцать лет!..
— Не все сразу… ваше величество. В вашем роду много способных людей. К тому же не знаю, как вы, а я вполне мог бы оказаться отцом и в четырнадцать лет. Дело в другом. Ярослав Романов не может рассматриваться как серьезный претендент ввиду враждебности его политики… Впрочем, и об этом потом, если позволите. Кстати, за границей вообще нет приемлемых кандидатов из старшей линии Романовых, с тех пор, как ваша бабушка, Анна Вильгельмовна, скончалась в Праге накануне… Простите, тоже потом. Зато много кандидатов по младшей линии. И о них временно тоже забудем, если позволите. Наиболее законным из претендентов здесь, в России, должен был бы считаться ваш покойный батюшка, но по ряду причин он… находился вне поля нашего внимания.
Не мог же рассказать Джеймс о том, что ряд причин — это всего лишь полное неприятие Федором Михайловичем какого бы то ни было алкоголя. Павел же, при случае с большой охотой прикладывавшийся к рюмке, о своем происхождении до последнего времени просто не знал.
— Итак, вы и ваша сестра…
— Сестра моя — женщина.
— Это, знаете ли, в России никогда не служило препятствием для наследования престола. Возьмите хотя бы вашу прапра… бабушку, а также предшественниц. Или же батюшка завещал престол именно вам, да еще оформил завещание у нотариуса?
Павел мотнул головой снова.
— Но обращаемся мы, как видите, к вам. Не стану вас пока подробно вводить в курс дела. Скажу только, что родственников у вас много, гораздо больше, чем вы полагаете. Даже законных. А незаконнорожденными в вашем роду испокон веков принято было сорить.
Павел внезапно покраснел, и Джеймс немедленно сыграл на этом. Ничего подобного ученые-генеалоги Форбса не знали, но упускать ли случай?
— Вот взять хотя бы вас. Не так ли?
— Это-то вы откуда можете знать?
— В наше время, как и во всякое прежнее, супружеская верность — немалое ярмо, даже если у человека такая очаровательная жена, как у вас.
— Неправда! Я с Катей тогда даже знаком не был. Я вообще не знаю — где они теперь. Я даже и не видел его никогда.
Джеймс понял: женщина, и ребенок от Павла, явно мальчик. Это очень даже могло пригодиться.
— Зато мы кое-что знаем. Или можем узнать. Но ведь речь идет не только о вас, простите. Ваш отец был женат дважды. Где гарантия, что в его жизни не было третьей женщины, а то, прости Господи, и четвертой? Еще раз простите меня и не хватайтесь за пепельницу, она слишком легкая. Бейте меня лучше столиком. Также и в жизни вашего деда. Словом, претендентов очень много, но, пожалуй, если считать старшинство по мужской линии и учитывать лишь законным образом оформленные браки, то старшинство за вами.
— Ну, а делать-то что? Фер-то кё?
Джеймс посмотрел на Павла с уважением.
— Я не знал, что вы знаете французский.
— Не знал и не знаю. Это из русской литературы.
— А придется знать. Император без знания иностранных языков — не совсем, простите, император. И еще очень многое выучить тоже придется.
— Вы что, в самом деле надеетесь свергнуть здесь… — Павел даже не смог заставить себя выговорить, что именно нужно здесь свергнуть, чтобы ему войти в свою роль русского царя по всем правилам, — то, что свергнуть хотите, и меня, никому не ведомого, короновать?
— Это уж несомненно. Не вздумайте играть в демократию! Не смейте лезть в президенты! Это все не для России, она без царя во главе не может! Собственно, не считая отдельных смутных времен, с начала семнадцатого века она без царя и не обходилась, если вы думаете, что сейчас иначе…
— Вовсе не думаю.
— Простите, государь. Словом, речь идет именно о том, чтобы вам быть царем всея Руси. Ни на какие другие условия мы не пойдем.
— Да кто это «вы»?
— А вот это вопрос преждевременный, покуда вы не дали принципиального согласия.
— Ну, допустим, я его дал, дальше что?
— Дальше вы будете следовать моим инструкциям, и в течение трех лет мы обещаем вам торжественную коронацию в Успенском соборе Московского кремля.
— И гроб с музыкой?
— Не ожидал от русского царя такой пошлости.
— Ну, а если не соглашусь?
— Тогда мне придется для начала заставить вас забыть о нашем разговоре, можете убедиться, что я вообще кое-что умею.
Джеймс вынул спичку из последнего своего краденого коробка и положил на край пепельницы. Чуть присмотрелся к ней, спичка вспыхнула. Павел посмотрел на Джеймса с иронией.
— Это именно то, что вы умеете? Это же старый фокус…
— Старый фокус? Ну, тогда смотрите!
Павел с некоторым ужасом убедился, что неведомая сила стаскивает с его ног ботинки с носками, — ничего более остроумного Джеймс не придумал, вспомнив о своей незадаче с носком; ботинки слетели с ног Павла, он почувствовал, что брюки тоже натянулись и спешно ухватился за ширинку.
— Прекратите!
— То-то же. Так вот, я заставлю забыть вас о нашем разговоре. Монархия в России должна быть восстановлена, это воля истории и русского народа, наконец. Но придется призвать на царство кого-либо из менее законных кандидатов. А ваша судьба в дальнейшем могла бы стать очень, очень, как бы это выразиться точнее, сложной. О происхождении вашем рано или поздно узнает именно та организация, за сотрудника которой вы меня сначала приняли. Кроме того, вы же умный человек, и не рассчитываете же вы идти сдаваться в КГБ в надежде на то, что вам и дальше разрешат преподавать в средней школе историю. Простите, государь, но мне кажется, что у вас вообще нет никакого выбора.
Павел потянулся за бутылкой, далеко еще не пустой, кстати.
— А не выпить ли нам, Роман… Денисович, если вы только и в самом деле Денисович и все это не роман…
— Господи, да прекратите вы плоско острить! Не к лицу это императору!
— Мертвецу… все к лицу… — тихонько ляпнул Павел и поднял стопку. — Ну, давайте считать, что я согласен. Дальше что? И какие будут инструкции, дорогой Роман Денисович?
Джеймс выпил, и тут же по телу его прошла судорога, притом не алкогольного свойства, а телепатического. Несомненно, Атон Джексон ломился в его сознание с вечным вопросом; откуда Джеймсу было знать, что генерал Форбс добился наконец-то мольбами и редчайшими сортами виски того, чтобы индеец занялся непосредственным поиском пропавшего агента:
«ЧТО ПЬЕТЕ?»
«ВОДКУ», — привычно подумал Джеймс.
«СВЯЗЬ ОКОНЧЕНА, СООБЩЕНИЕ ПРИНЯТО», — ухнул индеец и исчез.
— И все же… я бы твою мать, — задумчиво произнес Павел, опрокинув свою стопку.
— Очень жаль, ваше величество, но этот факт, к моему несчастью, не имел места. Иначе у меня тоже были бы кое-какие права на русский престол. Итак, во-первых… Кстати, государь, простите, а у меня есть закуска! — прервал Джеймс сам себя, полез в карман пиджака и торжественно извлек оттуда украденную утром у хиппи-соседей банку морской капусты.
