Павел, не говоря ни слова, пошел за консервным ножом.
Bibo, ergo sum.
ЛАТИНСКАЯ МУДРОСТЬ
Генералу Форбсу не хотелось решительно ничего.
Даже повышения. Собственно, хотеть было нечего: по прямой над ним располагались только посты военного министра и директора ЦРУ, но первый он, будучи сам военным, занять не мог, а второй едва ли не понизил бы его в должности, ибо ЦРУ без института Форбса напоминало бы инвалида, потерявшего четыре конечности и еще кое-что. На пост президента США генерал претендовать не мог вообще: он был уроженцем Нового Южного Уэльса и, хотя покинул Австралию больше чем шестьдесят лет тому назад, по американской конституции лишен был права занять этот почетный — и вовсе генералу не интересный — пост.
Не хотел генерал также и большей власти: имел и так ее столько, что дальше некуда, занимая пост директора Центра Прикладного Использования Паранормальных Явлений. Имел в своем подчинении четыре сотни телепатов, тавматургов, магов, каждого из которых в лучшие времена отправили бы на костер за любое из действий, ныне совершаемых ими на благо независимости и оборонной мощи США: Сервальоса, в чьих руках живой воробей рассыпался крошками радиоактивного лития; Тодорана, обращавшего бутылку с химически чистым спиртом в бутылку дистиллированной воды, а то и вовсе в реторту с серной кислотой; Ямагути, медиума, благодаря которому чуть ли не все бывшие президенты США, кроме еще не покойных, вынуждены были состоять советниками нынешнего; Джексона, державшего под мысленным контролем всю пьющую часть человечества и засекшего недавно в необозримых глубинах космоса — неизвестно где, правда, — еще какую-то пьющую расу; Рубана-Казбеги, голыми руками лепящего забавные фигурки из расплавленной платины, и сотни других. Какой же еще власти?
Форбс не хотел любви. В его-то возрасте? Забвения тоже не хотел, что за странное такое желание бывает у людей, кадровому военному такого иметь не полагается, за такое гонят в шею. Не хотел вола ближнего своего, не хотел осла ближнего, жену его тоже не хотел, свою тоже не хотел (женат не был), во-первых, по природе, во-вторых, не был христианином, — хотя в анкетах, порядка ради, числился он мормоно-конфуцианцем, т. е. составлял отдельное вероисповедание, без других приверженцев оного: таким людям и нынешняя администрация и все прежние особенно доверяли. Короче говоря, генерал Форбс и в самом деле не хотел ничего. В данный момент его единственное желание было то, чтобы скорее, любым способом, отыскался пропавший в дебрях, тьфу, просторах России чуть ли не лучший разведчик вверенного генералу Колорадского центра, универсал Джеймс Карриган Найпл. Ибо Найпл не давал о себе знать уже восемь дней, да и последняя весточка от него, полученная через Джексона, была, как всегда, очень скудна: было известно, что тогда разведчик пил водку. С кем? Где? То, что он тогда еще не должен бы попасть в лапы КГБ — как будто ясно, с чего его там стали бы поить? Хотя, впрочем, уж эти славянские хитрости… Ни в чем нельзя быть уверенным. Вдруг водка применяется при допросах?
Никаких внятных сведений от стационарных агентов, иначе говоря, людей из ЦРУ, годами вкалывающих в разных отделах КГБ, получить было нельзя: настолько смутной и непланируемой была деятельность этой советской организации, что подчиненный не знал ничего о действиях начальства, — это, казалось бы, нормально, — но ведь и начальство не знало о действиях подчиненных почти ничего, даже и приказаний не пыталось отдавать, — так, считало, видимо, что полковники и сами справятся. Советская система оставления в полковниках всех, кто имел неосторожность доказать свою способность справляться с каким-либо делом, давно была изучена советологами. «Царством бесправных полковников» хотел назвать нынешнюю советскую систему безопасности президент США (нынешний), когда выступал перед Конгрессом, но предупрежденный Форбс воспротивился: не наша работа разъяснять советским дедам-начальникам, по какой причине у них все идет наперекосяк. Хотя особенной тревоги за исход операции «Остров Баратария», проводимой сейчас, не было причины испытывать: предиктор ван Леннеп дал почти положительный прогноз, но по мелочам мало ли что могло приключиться, а в масштабе ван-леннеповских предсказаний мелочью были жизнь и свобода любого из разведчиков-универсалов, тавматургов и телепатов, каждый из которых стоил американским налогоплательщикам миллионы. Форбс точно знал к тому же, что четко налаженная схема работы его собственного Центра представляет собою одновременно и самое слабое место: один-два агента с Лубянки — и все, или почти все о Колорадском центре станет противнику известно. Но куда вероятней было, что бесправные полковники зашлют агента не туда, или не того, а если туда и того, то не за тем, за чем надо, а если даже за тем, за чем надо, то опять-таки или не туда, или не того. Полковники руководствовались в своей работе квартальным, ну, от силы годовым планом засылки шпионов или же отлова диверсантов. Форбс руководствовался в своей работе точно известным будущим. Оно же для Соединенных Штатов существовало только в двух вариантах, и какой из них восторжествует в реальной жизни зависело исключительно от того, будет или не будет в России реставрирована династия Романовых.
Предикторы, люди, видящие будущее, хотя и состояли формально подчиненными Форбса, но на деле именно он, Форбс, а в конечном счете и президент, и все правительство, и вся страна, и даже весь мир подчинялись их предсказаниям. Собственно, предиктор на сегодняшний день у Штатов имелся только один, привезенный притом из Европы, раньше, правда, был свой — чистейший американец, ныне покойный. Как теперь казалось Форбсу, именно этот человек, предиктор Джереми Уоллас, потомок вермонтских лесорубов, потерявший зрение в Арденнах, и заварил всю эту нынешнюю кашу с Романовыми, заварил единолично. Почти уже никто не помнил, что еще до того, как донеслись из лондонского Гайд-парка вопли стареющей суфражистки, а в ответ на них (якобы на них!) Айк распорядился найти для русского престола пристойных наследников, — еще до этого Уоллас направил Конгрессу очередной свой бюллетень, целиком посвященный будущему Советов. Трудно теперь даже и представить, какая тогда случилась паника в закулисных сферах, бюллетень появился в самый разгар «холодной войны». Из него следовало, что если в ближайшие двадцать пять — тридцать лет в России не будет реставрирована монархия, то к концу XX века в этой стране неизбежен тяжелейший правительственный и экономический кризис, который, раньше или позже, но совершенно неминуемо приведет к парадоксальному исходу: Советы обратятся к Америке с нижайшей ультимативной просьбой — принять их в состав США, умножив, таким образом, количество звезд на звездно-полосатом флаге до количества неприлично-крапчатого, да еще превратив английский язык в язык национального меньшинства. И получалось так, что от этого требования без ядерной катастрофы Штатам не уйти никак, Советы пригрозят уничтожением ста основных городов США, ибо уровень жизни у них самих упадет настолько, что терять Советам будет уже нечего, а военной мощью не сможет тягаться с ними весь мир, вместе взятый. Форбс по сей день держал этот знаменитый бюллетень под рукой и тихо его ненавидел. Нынешний предиктор, Геррит ван Леннеп, не только подтверждал прогноз, но добавлял от себя, что оптимальный момент для реставрации Дома Романовых в России приходится на промежуток между 1980 и 1985 годами, а после повышения в этой стране розничной цены на водку до 32 рублей за пинтовую бутылку, одновременного внутриправительственного кризиса и полного разгрома советско-вьетнамских войск в Малайзии объединенными китайско-индонезийскими силами реставрация станет уже делом маловероятным, и придется Штатам готовиться к реальной потере независимости. Но для реставрации Дома Романовых нужен был удобный Романов, а за двадцать пять лет розысков Колорадский центр не нашел ни одного пригодного, оба предиктора, словно сговорившись, отметали любую кандидатуру и успокоительно добавляли, что истинный русский царь миру еще не явлен, но явлен будет в должные сроки. Кажется, таким подарком судьбы мог оказаться обнаруженный Джексоном Павел Романов, мало того, что в ничтожности своей человек совершенно незапятнанный, но еще и на самом деле законный наследник престола — отпадала необходимость обосновывать косвенные права. Пока что американское правительство зарезервировало для нужд грядущей Реставрации одного из величайших тавматургов мира, чьего настоящего имени не знал точно даже Форбс, а в секретных документах этот человек фигурировал под кличкой «Крысолов»; требовать его введения в ход операции Форбс имел право только после массового признания какого-либо Романова единственным законным наследником русского престола.
