Ознакомительная версия.
– Слава Господу нашему! – картинно воздев руки, известил кардинальский глашатай. – Да, будут прокляты еретики и ведьмы!
– Да, будут прокляты…, – жиденько поддержали народные массы.
– Справедливость восстановлена!
– Восстановлена…
– Слава Господу Богу! Слава Папе Римскому! Слава Великой Инквизиции!
– Слава…
«Да, везде одна и та же откровенная хрень», – присмотревшись, решил Макаров. – «Бедно-одетые люди мрачно молчат, или же только рты открывают, изображая неописуемый восторг. А публика побогаче – та, что в париках и кружевах – орёт активно, во всю глотку. Мать их…. Бизнес-политическая элита, получается, везде одинакова. Во все Времена и во всех Мирах. Суки сытые и алчные. Как в том давнем стихотворении. Потом обязательно процитирую…».
– Всем – молчать! – взвыл глашатай.
– Вывести третьего злодея! – дождавшись относительной тишины, велел Гранвелла. – Подготовьте там всё…
Ландскнехты торопливо обложили высокий столб, вкопанный в землю, вязанками дров, выволокли из клетки неприметного худенького человека и, водрузив его на дрова, крепко привязали к столбу.
– Поджигайте! – дружно выдохнули инквизиторы. – Немедленно!
– Разве не будут зачитывать обвинения? – заволновался Франк. – Это же не честно. За что хотят сжечь этого дяденьку?
– Он художник, известный на всю округу, – пояснил бородач. – Такие картины рисовал, такие – портреты. Слов нет. Настоящее всё…. Только с этого великолепия – не прожить. Не, прожить-то можно. Только впроголодь…. Пришли к Хансу (так пока ещё зовут художника), монахи. Предложили нарисовать – за большие деньги, со щедрым авансом – парочку картин. Он, чистая Душа, и нарисовал…. За это сейчас с жизнью и расстанется. Одна из его картин называлась: – «Волхвы, пришедшие к Святой Деве Марии». Там, действительно, были изображены три странника, принёсшие весть благую, мол: – «Забеременела, ты, Дева – практически целомудренная, плодом Божьим. Непорочным образом, понятное дело, забеременела…». Красивая такая была парсуна, слов нет. Лично созерцал. Даже на скупую мужскую слезу пробило…. Но у Красной собаки другое мнение образовалось. Мол: – «Неправильные у нарисованной Марии глаза. Блудливые слегка. Чего это она уставилась на левого странника с таким нездоровым интересом? Так и прожигает – взглядом похотливым…». Говорят, что Гранвелла приходится герцогу Альбе молочным братом. Один брат – за всю жизнь – ни одной женщины не познал. У другого, бают, каждый день – новая. Записным и идейным бабником является высокородный герцог Альба, короче говоря. Вот, наш кардинал и беснуется – от такой вопиющей несправедливости. Бывает.
– Пусть огонь будет медленным, – тягуче проскрипел голос Гранвеллы. – Цена вины – велика…
– Пощадите, ради Господа! – попросил художник, облачённый в пёстрый балахон «сан-бенито[34]». – Пощадите! Молю…
– Медленный огонь! Я сказал.
Через пару минут над Круглой площадью заклубился – неровными рваными полосами – серо-жёлтый вонючий дым.
– А-а-а! – прорвался через дым отчаянный вопль. – Отрубите мне ноги! Отрубите мне ноги! Отрубите мне ноги! Молю…
Глава пятнадцатая
Пламенем? Пламенем! Славным…
Лохматого художника сожгли. Худенькое мёртвое тело Таннекен вздёрнули на виселицу. Незадачливому ткачу отрубили – страхолюдным гигантским топором – лысую голову и нанизали её на шест, наспех вкопанный в землю рядом с плахой.
– Отныне и во веки веков. Именем великого короля Филиппа Второго! Владыки Фландрии, Брабанта, Геннегау, Голландии и Зеландии. Именем Папы Римского и Святой Инквизиции…. Да, будет так, отныне и навеки. Аминь! – торжественно объявил кардинал Гранвелла и начал неуклюже спускаться с помоста. За ним последовали и два его товарища по нелёгкому инквизиторскому ремеслу.
Раздались жиденькие короткие аплодисменты. Это богато-одетая публика выражала-демонстрировала свою жгучую преданность и рабскую лояльность к действующей Власти.
– Суки рваные, – презрительно буркнул бородач в фартуке. – Дохлопаются, твари дешёвые.
– Это точно, – поддержал соседа Макаров. – Дохлопаются, доболтаются, доворуются. Рано или поздно.
– Расходимся! – гаркнул с помоста глашатай. – За работу, люди! Да, поможет вам Господь в трудах праведных и неустанных!
– Расходимся, так расходимся. Не вопрос…
Они покинули неласковый город Гент прежним путём. Только, выйдя их крайнего проулка, свернули направо, к реке, на берегу которой располагалась большая птичья ферма.
Лёнька шагал первым и вполголоса, чтобы избавиться от тяжких раздумий, декламировал:
Песенка весеннего дождя
Вдруг, прервалась, словно отдыхая.
Ей не надо – злата или рая,
Ей чужды – законы бытия.
И всегда, престижности назло,
То поёт, то снова замолкает,
О деньгах – совсем – не вспоминает,
Голосом, как будто – серебро.
О ручьях поёт и о рассветах,
О любви и детской чистоте.
Но играют роль свою наветы,
Модные – в гламурной суете.
Но поймали Песенку сатрапы,
И пытают – с ночи до утра.
Почему же ей – не надо злата?
Знает что-то тайное она?
Табуретом били – как всегда.
Но молчала Песенка упрямо.
А потом – тихонько – умерла,
Словно чья-то – старенькая – мама…
В жизни этой сложной – всё ужасно просто.
После ночи звёздной – сизая заря.
Но зарыли алчные – суки – на погосте
Песенку весеннего дождя…
– О чём это ты, дядя Ламме? – выдержав короткую вежливую паузу, поинтересовался Франк. – Вернее, о ком?
– О бизнес-политической элите. Мать их всех.
– А, кто это такие?
– Суки рваные с сытыми и наглыми мордами, облачённые в нарядные одежды и упакованные по самое не могу.
– Понял, не дурак…
Голландская птичья ферма произвела на Макарова самое благоприятное и положительное впечатление.
– Удивительное, так его и растак, разнообразие, – бестолково бродя по птичьему двору, комментировал Лёнька. – Утки, гуси, чёрные и белые лебеди, цесарки, индюшки, куропатки, фазаны, павлины…. А, какие курицы? Офигеть можно запросто. Всякие и разные. Хохлатые, разноцветные, непривычно-крупные и совсем мелкие, некоторые – с длиннющими ногами, густо покрытыми лохматыми перьями…
Купив всё необходимое, включая пару пузырьков с чернилами, они отправились к временному лагерю.
– Где вас черти носили? Охламоны неторопливые и любопытные, – тут же принялся ворчать Тиль. – Всё уже давно остыло. Придётся вновь разжигать костёр и разогревать.
– Что у нас сегодня на обед? – спросил Франк.
– То же, что и всегда. Я вкусовых пристрастий, как правило, не меняю. Да и господин Гудзак придерживается аналогичной традиции. Консерваторы мы с ним. Так, вот, получилось.
– Значит, походный кулёш с солониной и копчёностями?
– Так точно. Неужели, не вкусно?
– Вкусно. Только слегка однообразно…. Вы с дядей Ламме в Норвегии научились кулёш готовить?
– Нет, мой мальчик, в России, – печально вздохнул Даниленко. – Есть такая северная, очень красивая страна…
– Много же вы попутешествовали, – уважительно протянул парнишка. – Даже завидки берут…. Можно я, пока кулёш разогревается, искупаюсь в канале?
– Искупайся. Не вопрос.
Франк, освобождаясь на ходу от одежды и обуви, убежал к каналу, а Леонид подробно рассказал приятелю обо всех происшествиях и коллизиях, связанных с посещением Гента.
– Адамиты, говоришь? – насмешливо хмыкнул Тиль. – Ну-ну…. Что касаемо кардинала Гранвеллы. Не будем мы его, харю кровавую, убивать. Ни к чему это.
– Почему, собственно? – нахмурился Макаров. – Нормальный и дельный вариант, на мой сермяжный вкус. Из серии: – «Собаке – собачья смерть…». Причём, не смотря на то обстоятельство, что данная Красная собака носит нарядную митру.
– По шаровидному капустному кочану. Историю, Лёньчик, надо знать. Хотя бы в пределах школьной программы. Филипп Второй (тот, из нашего прежнего Мира), был ужасно-мстительным человеком. Уверен, что и его здешний монаршествующий аналог, отнюдь, не сахар. Убийство любимого кардинала? Ну-ну…
– Король расстроится?
– У каждой медали, как известно, две стороны, – разважничался Даниленко. – С одной стороны, расстроится. А с другой, наоборот, обрадуется.
– По поводу?
– Как же, такой замечательный и шикарный повод образуется – вволю позверствовать. То бишь, послать в мирную и ненавистную Фландрию до зубов вооружённую армию. Я в Амстердаме слегка пообщался с болтливыми горожанами и горожанками. Говорят, что мадридские инквизиторы и богословы уже давно Филиппу все уши прожужжали, мол, католическая церковь гибнет прямо на глазах, а её влияние – на христианский Мир – неуклонно ослабевает. Один испанский архиепископ, якобы, даже потребовал, чтобы король незамедлительно ввёл в Нидерланды войска (во главе с герцогом Альбой), и отдал команду на казнь шести тысяч голландцев и валлонов, дабы окончательно искоренить зловредную Лютерову ересь…. Но Филипп, слава Богу, пока мнётся и сомневается. Достойного повода-то нет. А тут подарок Небес – два недальновидных придурка придушили Гранвеллу. Нет, дружок закадычный, мы не будем торопиться и глупить. Ни к чему, честное слово…. А, вот, старинная легенда о ревнивом и нервном рыцаре Герерде нам будет очень кстати. Гентские графы, если не ошибаюсь, приходятся дальними родственниками благородному семейству Оранских. Понимаешь ход моей гениальной мысли?
Ознакомительная версия.
