– Не так уж много. Вам непременно нужно познакомиться с моим другом Ульяновым. Он объяснит вам, что цель оправдывает средства.
– А каковы ваши цели? – я постепенно начал терять терпение. Шоу положил руку мне на плечо, и его бесстрастное азиатское лицо засияло.
– Самая первая – освобождение Китая. Изгнать всех чужаков – русских, японцев, англичан, американцев, французов – всех!
– Сомневаюсь, что вам это удастся, – заметил я. – А если даже да, то вы, вероятно, умрете с голоду. Вам необходимы иностранные капиталы.
– Не обязательно. Не обязательно. Иностранцы, особенно британцы с их опиумной торговлей, развалили нашу экономику до основания. Будет трудно восстанавливать ее самостоятельно, но мы сделаем это.
Возразить было нечего. Он явно вынашивал мессианские мечты, которые не слишком отличались от идей Шаран Канга. Себя самого он считал гораздо более могущественным, чем был на самом деле. Мне стало почти жаль его. Будет достаточно нескольких боевых кораблей Воздушного Флота Его Величества, чтобы грезы Шоу обернулись кошмаром. Совершив акты пиратства против Великобритании, он перерос рамки локальной проблемы китайских властей. Как будто прочитав мои мысли, он сказал:
– Пассажиры и члены экипажа «Лох Этив» предоставили нам заложников, мистер Бастэйбл. Сомневаюсь, чтобы нам следовало ожидать нападения ваших боевых кораблей. А вы как думаете?
– Возможно, вы правы. А каковы ваши намерения после освобождения Китая?
– Весь мир, конечно.
Теперь уж я рассмеялся:
– О, понимаю.
Вслед за мной улыбнулся и он:
– Знаете ли вы, кто живет в Городе Восходящего Солнца, мистер Бастэйбл?
– Откуда мне знать? Члены вашего будущего правительства?
– Да, несколько. Но Город Восходящего Солнца – это город изгнанников. Здесь живут эмигранты из всех угнетенных стран на Земле. Это интернациональный город.
– Город преступников?
– Кое-кто, несомненно, назвал бы их так.
Теперь мы шли по широким улицам, обрамленным газонами и пальмами, густой травой и яркими цветами. Из одного из раскрытых окон доносились звуки скрипки. Моцарт. Шоу остановился и прислушался; экипаж «Скитальца» остановился позади нас; матросы налетели друг на друга.
– Изумительно, не правда ли?
– Прекрасно. Это фонограф?
– Человек. Профессор Хира. Индийский физик. За свои симпатии к национально-освободительному движению был упрятан в тюрьму. Мои люди помогли ему совершить побег, и теперь он продолжает свои исследования в одной из наших лабораторий. У нас много лабораторий. Здесь совершается много новых открытий. Тиранам ненавистно оригинальное мышление. Поэтому все, кто мыслят необычно, стекаются в Город Восходящего Солнца. У нас здесь есть ученые-натуралисты, философы, художники, журналисты. Даже несколько политиков.
– И очень много солдат, – добавил я жестко.
– Да, много солдат. И оружия, и боеприпасов, – сказал он неопределенно, как будто мой упрек слегка нарушил его стройную концепцию.
– И все это будет растрачено впустую, – неожиданно вмешался Дутчке и, повернув голову, взглянул на нас в упор. – Потому что ты хочешь сосредоточить в своих руках слишком много власти, Шоу.
Шоу скучающе отмахнулся:
– Пока что мне везло, Руди. Я обладаю властью, я должен применять ее.
– Против других товарищей. Меня ждали в Брунее. Было намечено восстание. Без моего руководства оно, вероятно, провалилось. Скорее всего, там уже все кончено.
Я уставился на графа:
– Вы знакомы?
– И очень хорошо, – зло ответил Дутчке. – Слишком хорошо.
– Стало быть, вы – тоже социалист? – спросил я Шоу.
Он пожал плечами:
– Я предпочитаю понятие «коммунизм», но слова, в конце концов, не играют никакой роли. В этом и состоит проблема Дутчке – он слишком много ломает голову над дефинициями. Я же тебе говорил, Руди, что британские власти готовы арестовать тебя, что когда вы прибыли в Сайгон, американцы уже знали – со «Скитальцем» что-то не так. Должно быть, ваш радист тайно передал им сообщение. Но ты же не хотел ничего слушать – и вот из-за твоего упрямства погибли и радист, и Барри!
– Ты не имел никакого права захватывать корабль! – вскричал германский граф. – Ни малейшего!
– Если бы я этого не сделал, мы все теперь сидели бы в какой-нибудь из британских тюрем. Или были бы мертвы.
Корженёвский сказал слабым голосом:
– Все это в прошлом. Шоу поставил нас лицом к лицу с fait accompli,[23] и вот мы имеем то, что имеем. Но мне хотелось бы, чтобы вы получше контролировали действия своих людей, Шоу… Несчастный Барри не стал бы в вас стрелять, вы же это знали.
– Но вы этого не знаете. Моя армия – демократическая армия.
– Если вы не будете настороже, вас уничтожат, – продолжал Корженёвский. – Эти люди служат вам только потому, что вы сделали их лучшими разбойниками во всем Китае. Если вы попытаетесь насадить среди них дисциплину, они, без сомнения, перережут вам горло.
Шоу пропустил это замечание мимо ушей. Он прошел вперед, чтобы вывести нас на асфальтовую дорожку, ведущую к одному из зданий, построенных в виде пагоды.
– Я не намереваюсь утруждать вас и в дальнейшем. Как только мой воздушный флот будет готов…
– Воздушный флот! – с издевкой повторил Дутчке. – Это два-то корабля?
– Скоро у меня будет больше, – уверенно сказал Шоу. – Намного больше.
Мы вошли в прохладную темноту вестибюля.
– Опираться на армию – это давно устарело, Руди, – продолжал Шоу. – Я ищу опоры в науке. У нас множество проектов, близких к завершению, – а в том случае, если проект «АБ» окажется удачным, я, вероятно, вообще распущу всю свою армию.
– «АБ»? – Уна Перссон нахмурилась. – Что это такое?
Шоу рассмеялся:
– Вы – физик, Уна. Я раскрою свои карты вам последней.
В вестибюль вошел европеец в чистом белом костюме и улыбнулся нам. У него были седые волосы и морщинистое лицо.
– А, товарищ Спендер. Вы не могли бы разместить этих людей здесь на какое-то время?
– С удовольствием, товарищ Шоу, – пожилой господин подошел к пустой стене и провел по ней рукой. Тотчас же на стене рядами вспыхнули разноцветные огоньки. Некоторые из них были красными, однако большинство – голубыми. Товарищ Спендер одно мгновение задумчиво созерцал голубые огоньки, потом снова повернулся к нам. – Свободна вся восьмая секция. Минуточку, я подготовлю комнаты, – он коснулся нескольких голубых лампочек, которые после этого начали излучать красный свет.
– Все готово. Теперь там все включено.
– Спасибо, товарищ Спендер.
Я невольно задавался вопросом, что может означать этот странный ритуал.
Шоу провел нас по коридору. В больших окнах открывался вид на двор, где плескали фонтаны, сооруженные в современном архитектурном стиле – мне он был не совсем по вкусу. Наконец мы оказались возле двери, на которой была нарисована большая цифра «8». Шоу надавил ладонью на цифру и произнес:
– Открыть!
Тотчас дверь скользнула вверх и исчезла в потолке.
– Боюсь, вам придется разделиться по разным помещениям, – заявил Шоу. – Смотря по обстоятельствам.
По двое в одной комнате. Вы найдете все, что вам необходимо, и сможете сообщаться друг с другом по телефону. Так что до скорого свидания, господа, – он повернулся, и дверь снова закрылась за ним. Я подошел к ней и положил на нее ладонь.
– Открыть! – сказал я.
Как я и ожидал, ничто не пошевелилось. Каким-то образом дверь была изготовлена так, что узнавала руку Шоу и его голос! Воистину мы попали в город технических чудес.
После короткой дискуссии, всеобщего брожения по сектору 8, после того как были перепробованы все окна и двери, мы поняли, что бегство отсюда – дело не такое уж простое.
– Вам лучше всего будет занять одну комнату со мной, – сказал Дутчке, похлопав меня по плечу. – А Уна и капитан поселились бы по соседству.
Члены экипажа уже отыскали себе подходящие помещения и установили, что двери открываются и закрываются по команде.
– Очень хорошо, – ответил я графу презрительно.
Мы вошли в нашу комнату и обнаружили там две кровати, письменный стол, шкаф, комод, книжные полки с большим количеством беллетристики и прочей литературы, телефонный аппарат и еще один предмет, назначение которого не поняли – овальной формы, с молочно-голубой поверхностью. Наши окна выходили в благоухающий розовый сад, но оконные стекла оказались небьющимися, а открыть их можно было только на маленькую щелку, куда проникало немного воздуха и аромата роз. На кроватях лежали заботливо расправленные светло-голубые пижамы. Не обращая на них внимания, Рудольф фон Дутчке, одетый, бросился на свою кровать, повернул голову и печально улыбнулся мне.
– Ну вот, Бастэйбл, вы и познакомились с настоящим чистокровным революционером. Я рядом с ним, должно быть, выгляжу довольно бледно, а?
Я сел на край кровати и принялся стаскивать с ног сапоги, которые были мне тесноваты.
