– Ты разговариваешь со старейшей из женщин, – напомнила Лейси. – Что значит «процент с прибыли»? Какое-то выражение из восьмидесятых.
– Это значит, что я буду получать некоторую долю с дохода. То есть моя зарплата будет зависеть от того, насколько хорошо идут дела. А как известно, дела идут очень неплохо.
Лейси кивнула.
– А что получит Билл? Отдав тебе процент?
– Я буду доволен и продолжу работать, – ответил Мак.
– А сейчас ты не доволен? Вот это новость. И будь уверен, очень многие удивятся, если ее услышат.
– С одной стороны, я доволен, а с другой – мне уже тридцать лет.
– А мне восемьдесят восемь, – бросила Лейси, наставив на него указательный палец.
– Дома кое-что поменялось, – продолжил Мак. – В Айове. Человек, который заправлял делами на отцовской ферме, уходит на пенсию, и адвокат посоветовал продать ферму или заняться ей самому.
– А я думала, ты завязал с Айовой, – произнесла Лейси.
– На меня записано пять сотен акров земли. Рано или поздно надо возвращаться.
– Да, это довод в пользу Айовы, – сказала Лейси. – А какой довод в пользу Нантакета?
– Здесь хорошо.
– С этим не поспоришь. Летний Нантакет. Другого такого райского местечка и не сыщется.
– Если Билл поделится прибылью, мне будет легче остаться. Я буду ощущать большую ответственность, относиться к отелю по-хозяйски.
– А я думала, ты избегаешь ответственности, – сказала Лейси.
– Когда-то надо же взрослеть.
– Ты, конечно, можешь начать разговор о процентах, кто тебя остановит, но имей в виду: коль скоро у тебя есть свои причины, у Билла тоже найдутся причины для того или иного ответа.
Мысленно Мак уже прокрутил варианты, как Билл воспримет его предложение. Мак надеялся, что он попросту скажет: «Ну конечно, нам надо делиться, я и сам об этом думал». Или он может отказать без объяснения причин, заявив: «Мне надо поразмыслить. Я проведу подсчеты и сообщу тебе о своем решении». Самое страшное, что может произойти, – это молчание, если Билл нахмурится и уйдет в себя, оскорбившись, что Мак претендует на долю его бизнеса.
– Поживем – увидим, – пробормотал Мак.
– Ну а что на личном фронте? – поинтересовалась Лейси. – Выпьем еще?
Мак покатал льдинки в бокале.
– Я приготовлю, – сказал он и ретировался на кухню. Разлил напитки, разбавив свой виски приличным количеством питьевой воды. – Ну, в общем… приехала Андреа.
– Джеймс при ней? – спросила Лейси. – Как он, получше?
В то утро Мак помог Джеймсу впервые побриться. В начале для наглядности порезал бритвой свой палец и подождал, когда выступят капельки крови, чтобы Джеймс понял: лезвие – это опасная вещь. Затем намылил пеной лицо себе и Джеймсу. Увидев себя в зеркале, мальчишка принялся хихикать.
– Санта-Клаус! – произнес Джеймс. Коснулся пальцами крема, лизнул. Скорчил рожу и сплюнул в раковину.
– Точно, – согласился Мак. – Когда напенишь лицо, ты похож на Санта-Клауса.
– Напенишь лицо, напенишь лицо! – восклицал Джеймс.
Мак снял бритвой ровную полоску пены от щеки до подбородка и промыл лезвие. Затем зашел Джеймсу за спину и сказал: «А теперь я сделаю то же самое тебе». Мальчик вскинул руки, схватился за лицо и завопил, ерзая на стуле: «Кровь! Кровь!»
– Нет, – успокоил его Мак. Андреа сидела в соседней комнате и слушала. – Крови не будет, потому что покажу тебе, как это делать правильно.
Мак понимал, что если он сейчас хоть капельку порежет Джеймса, их бритье будет окончено. Джеймс хихикал.
– Щекотно, – пожаловался он.
– Дай руку.
Мак брил Джеймса его собственной рукой с зажатым в ней лезвием, и, наконец, все лицо было выбрито.
– Обошлось без порезов, – сказал Мак. – Хотя иногда порезы будут. И это не страшно, поскольку они небольшие.
Мак показал Джеймсу, как побрызгать лицо водой и нанести лосьон.
– Некоторые используют после бритья туалетную воду, – пояснил Мак. – Но я так не делаю.
– Да, – поддержал его Джеймс. – Я тоже.
– Ну что, старина, посмотрись в зеркало. Ты чисто выбрит.
– Чисто выбрит, – повторил Джеймс. Потрогал лицо. Его нежные усики исчезли.
– Через пару дней мы это повторим, – сказал Мак. – Ты не против?
Джеймс молча кивнул.
– Покажешься маме?
Джеймс пулей выскочил из ванной.
– Чисто выбрит, мам, – заявил он. – Обошлось без порезов.
Андреа, которая, примостившись на кровати с журналом, делала вид, что читает, поднялась.
– Какой ты симпатичный, – сказала она и коснулась его лица. – Это Мак научил тебя бриться?
Джеймс гордо кивнул. Мать обняла его, и тут он обернулся и чмокнул Мака в губы.
– Ему уже лучше, – ответил Мак. – Андреа справляется.
– Значит, ты снова меж двух огней, – покачала головой Лейси.
– Люблю их обеих, – вдруг проронил Мак.
– Можешь считать меня вздорной старухой, но сдается мне, ни одну из них ты по-настоящему не любишь.
– Да нет же, люблю, – возразил Мак. – Я точно люблю Марибель. А Андреа… Она особенная. Я люблю Андреа. Другого слова не подберешь. Хотя я испытываю к ней не то же самое, что к Марибель. И все же оба эти чувства похожи на любовь, Лейси.
– Если бы ты хотел жениться на Марибель, то давным-давно сделал бы это. Но собственно, зачем тебе? Ты и так снимаешь все пенки. Что касается Андреа… Думаешь, я поверю, что ты на ней женишься? Да ни за что на свете! Вся эта канитель у вас началась задолго до Марибель.
– Неправда, – насупился Мак. Иногда он воображал, как приедет в Балтимор, чтобы жить с Андреа. Женится на ней, взвалит на свои мужские плечи часть ее ноши и станет отцом для Джеймса – или хотя бы дядей. Но вдруг Лейси права и это лишь праздные мечты? С другой стороны, немыслимо представить, что он больше никогда с ней не увидится, а ведь если он женится на Марибель, с Андреа придется распрощаться. – Проблема в том, Лейси, что я не знаю, как мне поступить.
– Остаюсь при своем: ты не любишь ни одну, ни другую. Знаешь, встретив Максимилиана, я поняла: это единственный подходящий для меня человек. И никого больше у меня не было, даже когда Максимилиан ушел на войну.
Мак запустил пятерню в волосы.
– Знаю, – ответил он. О браке Максимилиана и Лейси можно было слагать легенды. Как и о браке его родителей, и Билла с Терезой. Они были созданы друг для друга, предназначены судьбой. Засыпая, они держались за руки. У Мака не укладывалось в голове, как можно быть счастливым двадцать четыре часа в сутки на протяжении сорока пяти лет. – А может, ты и права. Наверное, я не люблю ни ту, ни другую.
Впрочем, сказав это, он понял, что соврал. Он точно любил двоих.
Позже в тот вечер Мак заглянул в отель, чтобы проведать Тайни и узнать, как дела.
– Все тихо? – поинтересовался он.
Тайни отвлеклась от книги. «Сто лет одиночества», вполне в духе немногословной, погруженной в себя девушки. Ее называли Крохой за тоненький голосок, который, казалось, долетал откуда-то издалека, как будто из иного измерения.
– Супруги из четвертого устроили скандал. Мне уже пожаловались из номеров три и пять.
– Что ты ответила?
– А что тут ответишь?
– Ну, ты должна была им что-то сказать.
– Я сказала, что если так будет продолжаться, я позвоню управляющему. – Тайни в кои-то веки улыбнулась. – То есть вам.
– Хорошо. Разберусь по пути домой.
Стараясь не шуметь, Мак пошел по дощатому настилу, честно собираясь наведаться в четвертый номер, однако, проходя мимо двери Андреа, не смог совладать с искушением и тихо постучал. Пару секунд спустя она его впустила. В комнате царил мрак. Андреа уже легла спать. На ней ничего не было, кроме белой хлопковой футболки и белых трусиков.
– Ты что так поздно? – спросила она, обняла его за шею и поцеловала.
– Еще только десять. – Ощутив округлости ее тела сквозь тонкую материю, он возбудился. Мак сел на постель и, притянув к себе Андреа, усадил ее к себе на колени и поцеловал. На этой стадии она обычно отстранялась, но сегодня вдруг сделала встречное движение языком. Заерзала, запустила руки ему под рубашку. Мак опрокинул ее на кровать.
– Я ждал этого с тех самых пор, как ты здесь появилась, – жарко выдохнул он.
Андреа провела ладонью по его напряженным чреслам. Мак застонал и впился губами в ее шею. Он опустился на Андреа и стал тихонько раскачиваться, приникая к ее нежным бедрам. Тяжело было сдерживаться, он едва не сходил с ума. Невольная поспешность могла ее отпугнуть. Мака бросило в жар, он снял рубашку, скользнул ладонями под ее футболку и стал ласкать полные груди. Коснулся губами соска, и тот затвердел. Андреа прижалась к нему бедрами.
– Ты меня впустишь? – спросил Мак. Схватил ладонью ягодицы под трусиками. – Впустишь?
Если бы сейчас она ответила «да», он пошел бы к Марибель и все ей рассказал. Так он решил.
– Нет, – нежно выдохнула Андреа ему на ушко. – Не могу.
– Можешь, – настаивал Мак. – Пожалуйста.
