дно!
Гирин жадно вгляделся в кругляши иллюминаторов.
— Дно чистое, светлое, табачного цвета, — бормотал Иван Сергеевич, наговаривая в диктофон. — Твердый диатомовый ил. Температура воды за бортом — плюс шесть…
Темно, холодно, но жизнь не сдавалась. Местами голое дно расцветало, будто клумбами — в слабом течении колыхались сиреневые, красные, желтые актинии. На редких камнях покачивали венчиками морские лилии, из норок высовывались розовые щупальца офиур, а крупные алые голотурии задирали, словно хвосты, длинные мясистые выросты.
Ослепленный прожектором, завис удильщик, похожий на луковицу, ощерил тонкие стеклянные зубы.
Эдик переговорил с «Богатырем» по ультразвуковому телефону, и покивал, как будто его могли видеть наверху.
— Вышли правильно, — сказал он, включая двигатели. — Сейчас пройдем метров двести на зюйд-ост, и чуток спустимся…
«Поиск-6» поплыл по-над дном, ослепительно-белым.
— Это тот самый «снег», — разговорился Иван Сергеевич. — Микроскопические скелетики отмершего планктона оседают на дно, откладываясь по паре сантиметров за тысячу лет!
На белейшем фоне резко выделялись угольно-черные глыбы лавы, блестящие, как антрацит. На обломках прижились губки, похожие на фарфоровые тюльпаны, а причудливые горгонарии простирали окаменевшие, мраморно-перламутровые ветви.
— Виргулярии! — ткнул пальцем океанолог, указывая на еще одну неведому зверушку, похожую на гнутую пружину, вылезшую из старого дивана.
— Вы лучше вперед гляньте, исследователи, — заворчал пилот.
Иван глянул. Впереди проступал ровный склон серого цвета… Да какой склон! Борт это!
— «Энтерпрайз»! — выдохнул мичман.
— Сейчас мы его… Иван Сергеевич!
— Готов! — обронил ученый, подсаживаясь к рычагам манипулятора.
Батискаф подвсплыл, шаря прожекторами по необъятному борту авианосца. Блеснули обломки лееров, и стайка огромных креветок порскнула в стороны.
— Выходим к палубе…
Палубный настил вставал дыбом, заворачиваясь исковерканными броневыми листами, или чернел выгоревшими провалами.
— Вон лифт!
— Ого! — не сдержался Гирин. — Там вроде самолет застрял!
— Еще какое «ого!», — жадно заурчал Эдуард. — Ф-15 «Си Игл»! От-тлично… Засекреченные устройства связи и передачи данных, система боевого распознавания… Да просто материал крыла! Инженерам всё сгодится… Та-ак…
«Поиск-6» медленно приблизился и замер. Прожектор выбил блик от фонаря. Иван вздрогнул… Нет, это не летчик, просто тень наложилась…
Палубный истребитель сильно помял крыло, запутавшись в тросе аэрофинишера. Потому и не выпал за борт.
— Иван Сергеевич, крепим такелаж! — отрывисто велел пилот.
— Есть!
Шарнирный манипулятор двигался, как живой, цепляя зацепы, и надо было поглядывать на оператора, на его напряженное лицо и капельки пота на лбу, чтобы понять, кто тут жив и умен.
— Готово! — выдохнул Иван Сергеевич. — Всё, ждем «Крюка»!
— А мы его заметим? — озаботился Гирин.
— Кого? — не сразу понял Иван Сергеевич. — А-а! Нет, тезка, наш «Крюк» — глазастый! Это такой подводный робот. Он бы и без нас нашел авианосец, но так быстрее.
— Американцы уже перебросили в Салалу свой «Элвин», — сказал Эдик, разворачивая батискаф. — Завтра они будут здесь…
— А мы уже тут! — захихикал ученый, потирая ладони. — Кто первым встал, того и тапки!
* * *
Подъем из глубины длился часами, но мичман не скучал — погружение множило мысли и рождало фантазии.
А стоило ему вновь оказаться под солнцем, на палубе «Богатыря», то он далеко не сразу привык к свету, теплу и шуму — холодная безмолвная прорва цепко держала сознание…
…Блестящие канаты мерно наматывались на гигантский барабан, виток к витку.
— Вон он, вон он! — загалдели матросы, тыча пальцами в прозрачные воды.
Смутная тень «Си Игла» оформилась в крылатый силуэт, и вот острый нос самолета показался из воды. Покачиваясь, истребитель повис над морем, истекая струями, и вот сместился, обессиленно лег на палубу.
— Инженеры уже прилетели, — заговорил Эдик за спиной мичмана. — Разберут, распотрошат, и будут вдумчиво ковыряться в военных тайнах…
Он рывком стянул с себя свитер, и блаженно зажмурился, подставляя лицо и грудь жаркому светилу.
— А пусть не лезут! — ухмыльнулся пилот батискафа, и подмигнул мичману.
Суббота, 18 апреля. День
Байконур, площадка № 81
— Готовность десять минут! — металлически лязгнул интерком, и пульс у Почтаря участился. Надо же… Третий полет, а всё, как впервые.
Космодромная команда заперла люк, перекрывая ветер, гулявший по степи, но травяной дух всё еще витал по кабине.
Кубасов поерзал в кресле бортинженера.
— Никак не могу привыкнуть, — пробурчал он, — что ТКС стыкуется задницей!
Почтарь смешливо хрюкнул.
— Привыкните, Валерий Николаевич! — жизнерадостно сказал он. — Я-то с самого начала на «Лучах», «Союз» только в макете видел. Да нормально всё… Постажируетесь — и пересядете в кресло командира!
— Что-то мне подсказывает… — мрачно заворчал Кубасов. — Это мой последний полет. Возраст, Паша, возраст! «Вверх таких не берут», хе-хе…
— Да ладно вам!
Успокаивая старшего товарища, Павел немного гордился своим новым статусом. Командир-то он! Пилотируемому варианту ТКС года три всего, а он уже и на «Луче-1» слетал, и на «Луче-2» инженерил. Теперь, вот, и вовсе в «капитаны» выбился.
Понятно, что сразу не освоишься. ТКС вдвое длинней «Союза», а тяжелей — втрое…
Интерком отчетливо щелкнул.
— Ключ на старт! — глухо пробубнил руководитель пуска.
— Есть ключ на старт! — браво отрепетовал Кубасов.
— На борту порядок, — солидно доложил Почтарь. — К старту готовы.
— Внимание! Протяжка один.
— Есть протяжка один!
Павел представил себе, как в этот самый момент тысячи датчиков шарят по огромному телу ракеты, выискивая малейший, микроскопический разлад.
«И не найдут! Тьфу-тьфу-тьфу…»
— Продувка.
— Есть продувка!
Зачмокали пневмоклапаны, прошипел, просвистел по магистралям аргон. Чисто!
— Ключ на дренаж.
— Пуск!
— Протяжка два.
— Есть протяжка два!
Почтарь быстро облизнул пересохшие губы. Минута до старта…
— Контакт «Земля — борт»!
— Зажигание!
— Предварительная…
К ушам притек чудовищный грохот огня, бьющего из дюз. Передвижная ферма обслуживания разъезжается по рельсам, бросая ракету висеть на столбах пламени.
— Промежуточная… Главная… Подъем!
«Поехали!» — детское ликование рывком смело мысли и загасило тревоги. Ракета качнулась, зависла на два удара сердца — и потянула, потянула вверх.
— Подпрыгивает «Пятисотка»… — выдавил Кубасов, одолевая перегрузку. — Тангаж и рысканье в норме…
Павел хотел было ответить в манере старого космического волка, но лишние «же» наседали, давили бесцеремонно и тяжко, застя свет, оттягивая щеки.
— Полет устойчивый, — упрямо просипел Павел. — Давление в камерах сгорания — в норме…
Вторая ступень, отделяясь, увесисто дала под зад.
«Вверх, вверх, до самых высот…»
— Есть сброс обтекателя…
— Триста двадцать секунд… Активный участок полета завершается.
Небо в иллюминаторе потемнело, словно в грозу, наливаясь чернотой. Занялись первые звезды.
— Есть отделение корабля от носителя!
«Земля… Кака-ая… Круглится…»
— Пятьсот тридцать секунд. Полет нормальный, — скучный голос Кубасова разрушил весь «романтизьм». — Корабль вышел на полярную орбиту.
Тот же день, позже
Околоземная орбита, борт ДОС «Алмаз-4»
— Вижу светящуюся точку — вправо на полтора деления от центра.
— Дальность десять километров. Идет разгон, — браво отрапортовал Кубасов, как бы между делом, и продолжил расписывать земные красоты. — Самая чистая атмосфера — над западом Тихого океана. Почему, не знаю. Над континентами она более мутная, особенно над Европой. Очень чистая в горах, а самая прозрачная над сушей — над Австралией и в районе Камчатки… Нет, над Австралией все равно чище, и песок там тоже очень чистого цвета… такого… светло-желтого… Да сам увидишь.
Почтарь с удовольствием кивнул. Пускай их «вторая основная экспедиция» засекречена, и фото экипажа «Луча-3» не напечатают в «Комсомолке», но Земля-то останется прекрасной и удивительной! Огненные россыпи ночных городов… Малахитовые воды вокруг Кубы… Выжженные плато Тибета цвета корицы…
Всё это будет его! Как-то у него поинтересовался один нищедух, не разумея, что же такого ценного в «неосязаемых впечатлениях»? А вот того! Еда — на день, одежда — на сезон, а впечатления — на всю жизнь!
— Двигатель включился, — прислушался он, тая улыбку. — Немного подрагивает, подрагивает машина… Переходим к сближению.
— Есть! — отчеканил Кубасов.
— Станцию наблюдаете? — справились с Земли.
— Да вон она! — Павел сбился с «космического» тона, и мигом построжел. — Станцию наблюдаем. Дальность пять тысяч метров. Крен девяносто градусов.
— Цель точно по центру, — поддакнул Кубасов. — Сближение идет нормально. Набирается скорость.
Маленькая искра орбитальной станции сияла, как самая яркая звезда неба. Сильно вытянутый
