Я открыл глаза, уставился в потолок и с огромным чувством сожаления несколько минут изучал пятна.
Нет, всё-таки интересно, откуда они там взялись…Полное ощущение, будто на потолок кого-то долго и усердно тошнило. Первая версия, насчёт помочиться, отметается. Слишком художественная форма у этих пятен.
Сожаление мое было вызвано тем, что и потолок, и пятна снова были на месте, не исчезли. Надежда, что очередным утром я проснусь у себя дома, таяла на глазах. Вернее, она уже не таяла, нет. Она трепыхалась на последнем издыхании, готовясь отдать концы. Похоже, обратной дороги не предусмотрено. Жить мне в этом теле и в этом времени до самой, твою мать, смерти. А я сильно опасаюсь, что данный момент вовсе даже не фигура речи. И что смерть моя здесь придет гораздо раньше, чем могла бы.
Я зажмурился, а потом снова открыл глаза. Ну, мало ли… Ни черта подобного. Фокус не удался. Все осталось, как и было.
М-да уж…Какая только дурь не лезет в голову, когда вокруг — полный трындец. А теперь я с абсолютной уверенностью могу сказать, что трындец полный.
Казалось бы, хуже вряд ли может быть. Лежу в какой-то убогой комнатенке, под убогим одеялом, которое будто сшили из множества разноцветных кусочков, смотрю на убогий потолок. И все это происходит через год после войны, а сам я — непонятный капитан Волков, прошлое которого лично у меня вызывает много вопросов. Слава богу, что пока еще только у меня.
Я с тоской покосился в сторону шкафа. Там за тяжелой деревянной дверцей по-прежнему стоял чемодан. Его я проверил в первую очередь, как только вернулся после встречи с майором Сиротой. Со стороны мое поведение, наверное, выглядело странно. Кто бы увидел, точно принял бы за психа.
Я, как только оказался в комнате, медленно подошел к этому монстрообразному предмету мебели, а он реально напоминал монстра из детских кошмаров, открыл дверцу и уставился на содержимое шкафа.
Честно говоря, сделал это с замиранием сердца. С одной стороны мне ужасно хотелось, чтоб в шкафу оказалось пусто. Чтоб волшебным образом чертов чемодан испарился. Украли его, провалился он сквозь землю, растворился в воздухе — по хрену. Деньги, лежавшие внутри упорно вызывали у меня ощущение возможных проблем. И лучше бы, чтоб их не было.
С другой стороны, снова проснулось это навязчивое состояние — чемодан надо беречь, он очень важен. Настолько важен, что при мысли о его пропаже, мозг радостно аплодировал, а вот в душе скребли и благим матом завывали кошки. Хрень какая-то, честное слово.
— Вот ведь поганые дела, тварь ты такая…– Сообщил я чемодану, который спокойно стоял на месте.
Чемодан ответить мне не мог, поэтому я проверил наличие денег, а потом закрыл тихонько створку шкафа и отправился спать. День выдался, прямо скажем, совсем не лёгкий. Да еще дичайшим образом болела голова. Ясен пень! Если по ней херачат все, кому не лень, чего ж ей не болеть.
Хотя, имелась ещё одна причина для дурного самочувствия — майор Сирота с его охренительно коварными планами, посвященными борьбе с бандитизмом. Если бы мое мнение хоть кого-нибудь волновало, а оно, к сожалению, не волновало никого, я бы сказал майору, что более откровенной чуши в жизни мне слышать не приходилось.
Единственный момент, на который могу сделать скидку, времена сейчас другие. Народ попроще. В том смысле, что у грабителей, как и у ментов, ни технического оснащения, ни широких возможностей современности. Здесь все пока ещё по старинке. По башке дал, что плохо лежит украл, ушел в бега. А то и не ушел. Если рожа не засветилась, так подите докажите, что я там был.
Собственно говоря, планы майора выглядели следующим образом. Я с помощью тети Миры устраиваюсь водилой к этому Бате. Еду с ними брать склад…
В принципе, уже в этом месте можно было бы сказать — да, ну на хер! Однако, нет предела совершенству. Правда, в плохом смысле. Гениальность Сироты поражала своими масштабами. Одновременно, через каких-то своих людей, видимо, через осведомителей, майор решил закинуть крючок той самой «Черной кошке». Почему-то она интересовала начальника отдела по борьбе с бандитизмом гораздо больше, чем Батя. Я так подозреваю, слишком майора нервировал тот факт, что эти «кошковцы» ведут себя максимально нагло.
— Батя…Батю взять несложно. У него имеется супруга, шо мы теперь знаем наверняка. И к супруге своей он испытывает нежные, трепетные чувства. Потому ее не светит. Ежли поставить Батю в такие условия, шо ему придётся выбирать, так он выберет жену.
— Товарищ майор, вы собираетесь использовать женщину? — Вскинулся Лиходеев, чем заслужил соответствующий взгляд уже не только от Сироты, но и от меня. Нельзя быть настолько наивным.
— Собираюсь? Ни в коем разе! — Отмахнулся майор. — Я ее непременно использую. Но после того, как Батя выманит нам эту чертову «Кошку». Спать не могу, пока они, падлы, по городу курсируют. И ты мене тут рожой не верти, старлей. Жить по совести да по закону будем, когда всех бандитов пересажаем. Дальше слухай!
Крючок, придуманный майором, должен был выглядеть следующим образом. Ненавистная ему банда получит информацию. Мол, именно в этот день на складе окажутся не только продукты, хотя и они на вес золота, а еще там будет военная форма и оружие. Если насчёт первого я вопросов не имел, то насчёт второго…Почему оно там вдруг появится? Хрен его знает.
Я бы на месте пресловутой «кошки» сильно озадачился, ибо по мне — крайне подозрительно, когда на продуктовый склад на несколько дней завозят то, что стреляет. Тем более, город имеет достаточное количество военных объектов. После войны прошло всего-ничего. И в каком бреду кому-то из начальства могло бы прийти в голову тащить оружие на продуктовую базу? То есть для такого решения по-любому должна быть цель.
— Вы думаете, они поведутся? Серьезно? — Вот такой была моя первая реакция на слова майора.
— Тю! — Гольдман категорически продолжал меня бесить тем, что лез в наш разговор после каждой фразы, сказанной мной. — А шо бы им не поверить? Це ж склад, недале́че от доков.
Я молча посмотрел на Мишу, всем своим видом демонстрируя сильное раздражение. Потому как объяснение выглядело ещё дебильнее, чем план. При чем тут, ё-моё, доки⁈ Однако, более детально Гольдман предпочел не распространяться. Да и вообще как-то притих. Наверное, по моей физиономии стало, наконец, понятно, я все больше зверею
