напитка всякий раз, перед уходом.
Ельцова ушла в гостиную. Я слышал: скрипнули дверцы антресоли. Звякнула эмалированная посуда.
Я взглянул на своё отражение в зеркале, поправил воротник рубашки. Привычным движением отбросил набок чёлку, потрогал уже колючий подбородок. Разглядывал своё лицо, пока не вернулась Светочка.
Ельцова посмотрела мне в глаза, но тут же отвела взгляд. Она протянула мне свёрток из старого бело-серого полотенца. Тот походил на обёрнутую газетами скалку, которой Олег Котов защищал Риту Баранову.
- Вот, - сказала Светочка. – Забирай.
Я взвесил свёрток в руках – тот был тяжелее скалки.
Спросил:
- Почему сразу не отдала?
Ельцова то ли пожала плечами, то ли вздрогнула.
- Боялась… ты ещё кого-то убьёшь, - произнесла она.
- Убью?
Светочка всё же посмотрела мне в глаза.
- Я видела ту лужу крови, - заявила Ельцова. – Это я её убрала.
Моего взгляда она не выдержала – склонила голову, обняла себя руками, словно замёрзла.
Я спросил:
- Почему отдала сейчас?
Светочка вздохнула.
- Устала. Оно… меня пугает.
- Ясно, - сказал я.
Развернулся, щёлкнул дверным замком.
Произнёс:
- Закрой за мной дверь.
- Сергей, в следующую субботу у нас в ресторане банкет…
- Помню, - ответил я. – На следующей неделе не приду.
***
Я вышел из подъезда и направился по Красному переулку к видневшемуся впереди уличному фонарю, будто на свет маяка. Не оглядывался на окна квартиры, где жила Ельцова. Но чувствовал на своём затылке пристальный взгляд Светочки.
Краски рассвета над крышами я пока не видел. Но знал, что они уже окрасили небо около горизонта. Помахивал полученным от Ельцовой свёртком, мысленно перекраивал свои планы на это утро: прикидывал, что сделаю со Светочкиным подарком.
Шаги следовавших за мной людей я услышал ещё в переулке. Будто в зеркалах, увидел в тёмных окнах первых этажей отражения преследовавших меня мужчин. Не ускорился и не сбавил шаг, сошёл с тротуара на дорогу – подальше от поворотов во дворы.
У приметного фонарного столба я вышел из Красного переулка; свернул не к трамвайной остановке, а в направлении центрального входа в ресторан «Московский». Окна ресторана не светились. На их тёмном фоне я увидел фигуру человека.
Мужчина, поджидавший меня около ресторана, шагнул мне навстречу, ступил на островок света под фонарным столбом. Я замер. Заметил блеснувший в его левой руке клинок ножа – правую руку мужчина прижимал к животу.
- Привет, ментёнок, - сказал он. – Вот мы и встретились.
Утром напротив входа в ресторан «Московский» я не увидел ни одного автомобиля. Хотя по вечерам в выходные дни тут под окнами домов скапливался настоящий автопарк из «Волг», «Москвичей» и новеньких «Жигулей» (пару раз я видел тут даже редкий пока в нашем городе ВАЗ-2103). Сейчас ветер гонял по пустынной улице обрывок газеты и шелестел молодой листвой каштанов – там, где вечером стояли машины посетителей ресторана, вызывавшие зависть у запоздалых прохожих. Окна домов не светились. Жильцы пятиэтажек либо уже уснули после субботних посиделок, либо ещё не проснулись; либо они не выбирались из постелей по воскресеньям в такую рань. На улице около ресторана в этот ранний час находились лишь я и четверо мужчин, окружившие меня с трёх сторон.
Я не пошёл по тротуару – прошагал на середину проезжей части. Замер на краю светового пятна, что оставлял под собой уличный фонарь. Утром в выходной день машины тут проезжали редко. А трамвайные рельсы находились в четырёх кварталах от ресторана «Московский» - там, где эту улицу пересекал проспект Труда. Шагавшие за мной по Красному переулку люди остановились, перегородили мне путь к Светочкиному дому (демонстративно помахивали ножами). Сутулый мужчина в серой кепке (и с похожей на отвёртку заточкой в руке) стал между мной и трамвайной остановкой, с которой я обычно возвращался к общежитию. Слева от меня (спиной к ресторану) застыл черноволосый мужчина. Фонарь освещал его лицо и его большие уши с мясистыми отвислыми мочками.
- Привет, ушастый, - сказал я.
Спросил:
- Дышишь свежим воздухом? Или вышел на дело?
Ушастый улыбнулся – на его щеках я увидел ямочки (в прошлый раз я их не заметил, когда в ноябре прошлого года беседовал с этим человеком в подсобке ресторана «Московский»).
- Жду знакомого ментёнка, - сказал бывший налётчик. – Тебя.
Он указал на мой живот острием ножа.
Я кивнул, тряхнул зажатым в левой руке свёртком. Бросил взгляды по сторонам – ни справа, ни слева от себя на дороге не увидел приближавшийся свет фар. Посмотрел на ушастого.
Заметил, что несостоявшийся Светочкин убийца выглядел довольным и уверенным в своих силах.
- Понятно, - сказал я. – Сдаваться пришёл? Или стукануть на дружков решил?
Ушастый фальшиво хохотнул (я не почувствовал, что ему весело). Он показал мне свою правую руку. Я отметил, что пальцы на его руке не двигались, будто обёрнутые тугой повязкой.
- К знакомому ментёнку пришёл, - повторил бывший налётчик. – Должок ему принёс.
Порыв ветра пригладил мне волосы на голове. Отправил на прогулку вдоль моего позвоночника дружный отряд мурашек. Он напомнил мне, что сейчас не май месяц, а только начало апреля.
- Должок – это хорошо, - сказал я. – Люблю, когда мне должны.
Улыбнулся и спросил:
- Что же ты мне принёс, ушастый? Что ты мне задолжал? Порадуй меня.
Я наблюдал за тем, как ушастый качнул головой и сквозь зубы сплюнул на асфальт. Видел, что его приятели на пару шагов приблизились ко мне. Провёл рукой по Светочкиному свёртку – нащупал край полотенца.
- Ага, ментёнок, - сказал ушастый, - сейчас порадую. Так порадую, что мало тебе не покажется.
Он помахал ножом, словно размял украшенную синими татуировками кисть левой руки. Я сунул пальцы под полотенце. Краем глаза я видел, что дружки ушастого рассматривали меня с показной ленцой во взглядах, ухмылялись.
- Сейчас ты сдохнешь, ментёныш, - сказал ушастый. – Но не сразу. Долго будешь корчиться…
- Серьёзно? – спросил я.
Ушастый замолчал. Потому что на дорогу упало грязное полотенце. Я взялся за обрубок приклада, положил цевьем на свою левую ладонь уже не прятавшийся под полотенцем обрез. Большим пальцем правой руки поочерёдно взвёл оба
