на самой большом медном духовом инструменте с Женей Ростовым, который был очень похож на настоящего питекантропа. У него был огромный рост, угрожающе выпирающая вперед челюсть и большие надбровные дуги.
Но стоили лишь немного поговрить с ним, как выяснилось, что он обладает нежнейшей душой и энциклопедическими познаниями в музыке.
Костя загремел в армию с большим опозданием уйдя из консерватории, но спартанский образ жизни с закаливанием и физическим трудом его не просто устраивал, а всецело восторгался.
Он сказал, что был бы рад, если бы его пригласили сразиться с кем нибудь на ковре. Но к счастью или несчастью музыкантов берегли, так же как их руки пальцы, поэтому путь к поединкам для Жени был заказан.
Я смотрел на них и понимал, насколько талантливые и необычные люди населяли наш Великий Союз, так несправедливо оболганный и оплеванный разными либеральными лицемерами в последующие годы.
Бондаренко поинтересовался люблю ли я джаз и сыграл с оркестром специально для меня и для поддержания моего боевого духа поистине неожиданную композицию Луи Армстронга «Привет Долли».
Незамысловатые негритянские стихи про единственную радость девушки, пришедшей послушать концерт джазовых музыкантов, которые дают ей лучшее место и не намерены ее отпускать из зала, не считались классово чуждыми.
Пластинки Луи с оркестром и хором Соя Оливера разлетались, как горячие пирожки.
Где-то в середине песни Луи Армстронга, исполняемой лично для меня, в фойе ворвался молодой лейтенант с выпученными глазами и закричал:
— Стоп! Отставить! Я сказал стоп! Немедленно прекратить это безобразие! — он тяжело дышал и его раскрасневшееся от гнева и страха лицо, выражало крайнюю степень недовольства.
— Я спрашиваю, что тут твориться? Бондаренко?
Мой новый знакомый встал и с виноватой улыбкой сообщил лейтенанту:
— Так это, мы валторну прорабатываем. Новой то на складе нет. Вы же знаете, новой в оркестр не выдали. Боимся, что на гимне Советского Союза киксанёт, как в прошлый раз. И вы всех нас того…
Он показал грубый жест, накрывая открытой ладонью большой и указательный пальцы другой руки, сжатой в кулак.
При этом эхом раздался характерный хлюпающе-свистящий звук. В тот же момент встал парень с указанным музыкальным инструментом, нахмурил брови, дунул в дульце и изобразил трель-какофонию.
Я с трудом сдерживал смех, потому что с лица Бондаренко улетучилась его белозубая украинская улыбка и говорил все это с очень серьезным и озабоченным видом.
Лейтенант растерялся.
— Валторну? — задумчиво переспросил он, поправляя фуражку съехавшую на затылок — ну давайте, давайте. Прорабатывайте. Только тише.
— Есть тише, товарищ лейтенант! Будем прорабатывать валторну практически шепотом!
Лейтенант волчком развернулся на каблуках. По тому как он неуверенно двигался по натертому полу, можно было предположить, что он тоже недавний выпускник гражданского ВУЗа.
Когда лейтенант ушел, я расслабился и тих расхохотался. Чтобы заглушить мой смех Бондаренко скомандовал играть.
Музыкальная рота заиграла «Привет Долли» с самого начала. Я не услышал особой разницы в громкости. Глядя на Бондаренко я видел, как беззвучно трясутся его плечи и и ручьями льются слезы из его смеющихся. Через секунду играя, плакал весь оркестр.
Настоящие любители джаза, наблюдая эту сцену, наверняка бы сказали, что музыкальная рота прониклась музыкой, вызвав бурю драматических переживаний и чувств в душе самих исполнителей.
Когда композиция подошла к концу, я поблагодарил ребят за игру и двинулся в сторону зала с ковром. Ведь я услышал свою фамилию. Мне нужно было готовиться к следующему поединку.
Музыкальная рота пожелала мне удачи в бою, встала в полном составе и проводила меня маршем «Прощание Славянки».
В зал я зашел в приподнятом настроении. Усталость и напряжение предыдущего боя сняло, как рукой.
Я войдя в зал я не обнаружил наших, зато увидел своего нового соперника.
Он был моего роста, крепкого рельефного телосложения. Я сразу понял, что буду драться со своим. С боксером. Его тренер, видимо прапорщик, массировал ему ромбовидную мышцу спины.
Мне немного полегчало, но видя, как он держится и двигается, я испытал некоторое волнение, которое тут же подавил, сконцентрировавшись на ощущениях своего тела.
Это старый боксерский трюк, которому меня научил заслуженный мастер спорта, мой первый тренер, Борис Иванович Старовойтов, в самом начале моей спортивной карьеры, если так можно было назвать детские и юношеские районные соревнования по боксу.
Подпрыгиваешь на месте, время от времени смотришь в сторону противника. Думаешь о руках, представляешь, как они будут выстреливать серии и сотни ударов в голову соперника и волнение довольно быстро, через пару минут проходит.
Я так и поступил. Мой визави, казалось тоже не интересуется мною совсем. Но я вспомнил, каким жадным взглядом зрителя он смотрел на меня, считывал мои движения удары и комбинации, во время предыдущие комбинации.
Он тогда уже знал, что сойдется в следующем бою с одним из нас, в отличии от меня. Для меня он был всего лишь одним из зрителей, который там были десятки, а может даже и под сотню.
Бой перед нами закончился досрочно. Поэтому мы вышли на ковер раньше времени. Видимо, моя команда поддержки опоздала по этой причине.
Ну что же буду драться один. Мне не привыкать. Это даже лучше, потому что лишние ожидания друзей иногда сковывают свободу действий.
Теперь только мои глаза и только мой мозг будет принимать решение. Никаких подсказок и анализа со стороны.
Рефери вызвал нас на середину ковра, продекларировал правила. Мы поздоровались и пожали друг другу руки в перчатках. Разошлись страны. Тут же дан старт и мы снова сошлись.
Итак, понеслась. Мой противник рядовой Сурен Енгибарян сразу бросился в атаку. Это было неожиданно. Никакой разведки, хотел взять нахрапом.
Но я совсем не новичок и то скорее было минусом для бойца его уровня, чем плюсом. Я сразу выбрал длинную дистанцию и не подпускал его к себе близко. Атаковать без разведки, желание срубить меня сразу — было ошибочным решением с его стороны.
Тут много нюансов. Боксерский ринг твердый. Его подоснова сделана из дощатого пола. То есть из доски без лишней упругости. Он хорошо закреплен и, как правило, в то время покрывался войлоком толщиной примерно два сантиметра.
Борцовский же ковер имеет наполнитель толщиной пять сантиметров и на нем трудно прыгать челнок — ноги проваливаются в мат.
Сильный удар нужно готовить совсем по другому, чем в боксе. Да и двигаться атакующему сложнее. Поэтому я глядя на то, как утопают ноги перед ударом, легко читал начало атаки по стопам Енгибаряна и быстро уходил от них почти без усилий.
Дело было еще
