Ознакомительная версия.
Особист покачал головой, вздохнул, потёр глаза, с горестью посмотрел на пустую кружку, чай в которой иссяк уже час назад и встал:
- Караул! Отведите арестованного на гауптвахту. Завтра - продолжим выслушивать похождения бравого солдата Швейка.
Не верит. Это я тебе ещё не всё рассказываю. На самом деле было ещё сложнее всё.
- Сколько нам ещё идти? - спросил я Пяткина.
Сфинкс показывает мне ряд символов. Они мне ничего не говорят. Правильно - нашей системы счисления он не знает, да и цифр-букв - то же. А я не знаю - его.
Пришелец, кули! С самого Сатурна. Или Марса. И не зелёный. Такой же человек, как и все. Уж если бы была разница в физиологии - в лагерном лазарете бы заметили. Не совсем же они тормоза? Пусть и не сильно квалифицированный медперсонал был, но всё же заметили бы отличия, если бы они были. Два сердца, например. Или кровь - синяя, как у медуз. А так - тишина. Значит - хомо, тот, что сапиенс. Что от обезьяны с Божьей помощью. Ха-ха! У них, на Сатурне - тоже были обезьяны, тоже друг друга палками по головам колотили, чтобы поумнеть и резко изменить генетический код.
А может - не пришелец, а попаданец? И не из космоса, а из будущего? Или очень старательно забытого прошлого. Тоже можно допустить. И не космолёт там, а ДэЛориан. Тот, что - машина времени. А этот - Марти МакФлай. Тот тоже угодил к ковбоям и индейцам, как колбаса в рукомойник. И оделся в соответствующий эпохе костюм, а случился форс мажор - и вот он беспомощный лежит перед бежавшими военнопленными в лесу в окружении врагов. Бывает!
Довожу его до машины времени и он меня подбрасывает до 2010 года. Или хоть до 2000-го. Иех-х-ха! Мечты, мечты, где ваша сладость? Ладно, будет надеждой Љ раз.
Символы в рамке, удерживаемой сфинксом меняются, но мне они - филькина грамота. Из каких ты времён, если ни кириллицы, ни латиницы, ни арабских цифр ты не знаешь?
- Ладно, давай иначе. Ты же понимаешь, о чём я говорю? Понимаешь. Прикинь, сколько нам дней ещё идти, если будем двигаться с той же неспешностью? Один, два, больше?
При этом я оттопыривал пальцы.
Сфинкс показал мне палец, потом палец раздвоимся. Я подождал ещё немного. Нет, больше пальцы не почковались. Понятно - 2 дня. Уже - хлеб. А то у меня рука чернеть начала. А вонять - и того раньше.
Шорох.
- Что там, Громозека?
- Крыса.
- Человекоподобная?
- Угум!
- Ясно. Проследи, как он сообщения хозяевам передаёт.
- Угум.
А потом посмотрел в глаза Пяткину:
- А твой аппарат им не достанется?
Угол рта, что ещё слушался его воли, пополз в усмешке. Страшная гримаса. Блин, лучше смерть, чем вот так, поленом! А сфинкс показал мне, как семечка превращается в гриб.
- Это основной вариант?
Глазами право-лево.
- Резервный?
Молчит.
- Запасной? Последний?
Моргает. Не всё он понимает, что я говорю.
Понятно, есть у аппарата режим самоликвидации. И судя по рисунку гриба - он схож по мощности с ядерным взрывом.
Испугался ли я? С чего вдруг? Страшный конец всяко лучше бесконечного страха. Так что, пусть Крыс стучит. Немцев прихватим с собой в Царство Вечной Охоты. И чем больше, тем лучше. Пусть кучкуются. Накроет побольше.
Покер по-эсэсовски.
Ночью меня разбудил Громозека.
- Ты чё, душара?
- Слышишь? Узнаёшь?
Стук. Дерево о дерево. Мелодия складывается. И даже знакомая. Хорошо живет на свете Вини Пух? Плохо. Потому и не поёт он вслух. Вилли. Только он может знать этот мотив. Остальные - или наши, или эти двое "агентов".
- Зовёт.
- Сам уже понял. Нахера?
- Пришло время договариваться? Они получили письма твоих пятконосцев.
- Да это понятно и ежу. Идти?
- Решай сам.
- В лом мне тащиться. Пригрелся. И любопытно. Пойду. Терять мне всё одно - нечего.
- Ну, здравствуй, Вилли? Как твоё драгоценное здоровье?
- Вашими молитвами, Виктор Иванович.
- По-русски ты стал шпрехать лучше. И акцент стал мягче.
- Интенсивная практика.
- Понятно. Работа. Ты меня не послушал и остался на службе. Даже в карьере продвинулся. С "Аненербэ" связался, да не ночью оно будет помянуто.
- У меня не было выбора.
- Выбор есть всегда.
- Не всегда он приемлем. Я - один, Виктор Иванович, выходите.
- Я знаю, что ты один. Ближайший из твоих солдат - в семидесяти метрах. Делает вид, что не спит. И пистолетик-то отбрось в сторонку. А за тушёнку - благодарствую.
Говоря, я шёл к нему навстречу. Вилли улыбнулся, поставил сидор на землю, пистолет достал из-за пояса сзади, уронил. А я чё? Я - ничё! Это Громозека у меня - глазастый.
- Не перестаёте вы меня удивлять, Виктор Иванович.
- Тем и жив. Пока. Зачем звал, немец?
- Вот за этим и звал. Требование у меня...
- Требование? - рассмеялся я, - засунь себе его, знаешь куда?
- Знаю. Хорошо, просьба. Выполните условие, и вам я гарантирую выполнение любых ваших условий, в разумных пределах, конечно.
Ага, испугались, что пристрелю Пяткина как Голума? Договариваться решили?
- Вывод Вермахта на территорию Германии?
- В разумных пределах. Это я не могу гарантировать.
- А что ты можешь, немец?
- Жизнь. Лечение. Вывоз в любое место мира, деньги, легенду.
- И измену. Нет, Вилли. Ты же знал, что меня это не заинтересует. Зачем пришёл?
- Знал, - немец снял перчатки, отступил на пару шагов, сел на ствол поваленного дерева.
- Вы поверите мне, если я скажу, что хотел с вами поговорить?
- О чём?
- Не знаю, - вздохнул Вилли, - не знаю. О чём угодно. Хотел опять вас увидеть, ощутить то своё состояние, в которое меня вводят ваши слова.
- Какое?
- Другой, хм-м, язык русский очень сложен, столько слов, чтобы сказать одно и то же. И одно слово - чтобы сказать совсем разное.
- Есть такое дело. Так какое состояние?
- Как в детстве - всё просто и ясно. И чисто вижу, что делать.
- А без меня?
- Всё очень сложно. И ничего не могу решить. И всё - не то. Всё - не так. Всё - обман.
- Ладно, Вилли, всё это - лирика. Ты чего хотел-то?
Немец усмехнулся.
- Вот, опять. Пришёл сюда я с одним, а теперь хочу другого.
- Бывает. И не у всех проходит. Ты - выкладывай, не стесняйся. А там - будем поглядеть.
Немец немного "подвис". Опять усмехнулся:
- Очень сложный язык. "Выкладывай" - рассказывай и ложи.
- Есть такое. А ты не говори на русском - не будет проблем. Лайся на своём пёсьем языке. Ори "Хайль Гитлер" и головы не ломай.
Ознакомительная версия.
