в мирное время, чтобы всю эту тактику с бумаги нам в головы вбить. Ну и правильно, живым-то домой всем вернуться хочется, после войны отдохнем! Так и здесь – первая рота занять оборону на околице, если немцы своим на помощь подойдут, третья село прочесывает, нет ли где затаившихся и просочившихся, чтобы в спину нам не ударили, ну а наша, вторая, церковь обложила. Минометчики подтянулись, и легкие, и тяжелые, самоходки сначала с первой ротой были… «Но, – рассудил наш комбат, – если что, перебросить успеем. Сейчас калибром сто шестьдесят накроем, мелкими добавим, и вперед, добить лишь, кто там в развалинах уцелеет!»
Комбат сам прибыл, вместе с нашим ротным и командирами минометчиков позиции обозревает. Последние уточнения – и сейчас начнется. И вдруг ребята с третьей роты какого-то бородатого мужика приводят – оказывается, священник той самой церкви! Мы газеты читаем и даже радио слушаем иногда, а потому знаем, что к религии сейчас послабление. И сам товарищ Сталин с их Патриархом беседовал, и целая танковая бригада «имени Дмитрия Донского» на церковные деньги оснащена. Слухи ходили про Казанскую икону Богоматери, которую вдоль фронта носили, и про крестный ход в Ленинграде, но тут уж не знаю, слухи они такие и есть. Но вот выступление Патриарха три дня назад в «Правде» печаталось. Слова очень правильные, что Церковь всегда вместе с народом русским была, несмотря ни на что, и страстно желает нашей победы. И что святой долг каждого верующего – это защищать Отечество. И что тот, кто на службу захватчикам пойдет и их поганую волю исполнять будет, тот отступник. Анафема ему и проклятие, а если священнослужитель, то отлучение от церкви и лишение сана.
А еще там было, что будто бы фашисты на оккупированной территории заставляют священников отрекаться от православной веры, а при отказе убивают и церкви жгут. Отчего упорно ходили слухи, что фашисты верят в чертей и открыто служат им. Написано ведь в «Правде», где точно не будут бред писать, что «священников заставляют отрекаться от веры». Слова самого Патриарха! И сразу вопрос, отрекаться во имя чего? Не припомню я за пленными фрицами особой религиозности, а быть с ними одинаковыми даже в неверии совершенно неохота. Проще и впрямь считать, что черт у них вместо креста. При чем тут религиозная пропаганда? У них на пряжках «Гот мит унс» написано. Так это разве подтверждает, что на небе кто-то есть? Ну а на зверства фашистские мы насмотрелись уже, с них станется!
В Ростове мы «художественную выставку» видели. Как разъяснил товарищ старший политрук, будто бы какой-то наш художник, настоящий, едва ли не академик, к партизанам летал. А как вернулся, написал целую серию картин, ну как баталист Верещагин, которого выставка перед войной была в Сталинградском музее. Сами картины, конечно, в Москве, а вот плакаты с них по фронтам разослали, чтоб все видели.
«партизаны в засаде», «Лагерь партизанского отряда», «Портрет командира», ну это все как у нас, на фронте, это хорошо, что у фрицев под ногами наша земля горит, даже в ихнем тылу! Но вот картины про фашистские зверства… смотришь и просто жуть берет. Не оттого что кровь… Нас этим не удивишь. Другое совсем.
Женщина на земле лежит, лицом вниз, волосы русые в крови. Девочка за нее цепляется, головку повернула, прямо на нас смотрит, с самого центра картины. А над ними фашистский офицер, парабеллум в голову девочке нацелил, сейчас на спуск нажмет. Сзади еще немцы, в касках и с автоматами, на фоне чего-то горящего, но явно не танк, а дом. Рожи у фрицев с ухмылкой, рады.
Яма или траншея… и фрицы туда наших спихивают прикладами и сапогами. Не солдат, не мужчин, а женщин, детей, стариков. У фрица справа, что ногой замахивается, лопата в руке, у другого тоже, рядом в землю воткнута, чтобы наших закопать живыми. И девушка в центре смотрит на тебя из ямы. Без страха, только с укором: что же ты, боец, не пришел, не успел, не спас? Как Богородица с иконы среди толпы ржущих фрицев. Светлым нарисована на мутно-сером фоне – не липнет к ней грязь.
И рожи у фрицев, да только за это убивать надо… Не уродские, а именно – с гнусной ухмылкой. Видно, что не по приказу стараются, а с радостью, что истребляют наш народ. Причем, как пояснил товарищ политрук, это не вымысел художника. Все нарисовано по фотографиям, взятым партизанами у пленных и дохлых. Что на правду очень похоже. Знаем мы эту немецкую привычку. Свои преступления на карточки снимать, не раз уже у пленных в карманах находили. И за такое сразу в расход. Надеюсь, что те, кто на картину попал, от партизан свое уже получили.
Вот только на такое посмотрев, веришь, что фрицы и в самом деле черту поклоняются. Детей-то за что? И покоя тебе уже не будет, боец Красной Армии, потому что пока ты здесь, фрицы, очень может быть, твою жену и твоих детей в яму гонят… И ты спасти их не успел!
Командиры наши уточняли у священника: подвалы в церкви есть? Крепкие? Сколько фрицев там может вместиться? Стены – в три кирпича? А внутренние помещения, план нарисовать можете?
Поп отвечал. Еще, говорит, церковь жалко. Ей, считай, больше ста лет… Николашку пережила, революцию, гражданскую, коллективизацию, а вот теперь… Церковь – это лишь место, где люди могут к Богу обратиться… Новую построим.
А церковь ну просто диво как хороша. Даже на мой пролетарский, насквозь неверующий взгляд. С двадцатого года я без попов рос… не до них было.
И тут нашего комбата пробило. Хотя вроде в религиозности особой никогда раньше не был замечен. Слушай, отче, а если мы лишь верхушку у колокольни свернем, это ничего? Восстановите как-нибудь, а церковь мы в сохранности возьмем. Мужики, спокойно, я людей класть не собираюсь! Гляньте, у фрицев круговой обстрел лишь с колокольни, а если без нее, то с флангов зайти можно, с торца, где дверь, и от той же колоколенки. Кто в дверях засел, огнем подавим, а на башне в ту сторону одно лишь окно, стрелять им будет неудобно. На исходные пройдем легко, за домами прячась, ну а дальше – шквал огня по окнам, один бросок, и мы уже у стен! Ну а дальше… Чай, не Сталинград, и не такие дома брали!
Самоходчики сработали отлично. С колокольни только пыль полетела. И пулеметы разом ударили, все наши пятнадцать и еще четыре из третьей роты. Ни патронов не жалея, ни
