Игорь Николаев - Вся трилогия "Железный ветер" одним томом

Ознакомительная версия.

— Я не могу! — завыл он, сжимая лицо в горячих ладонях, с такой силой, будто хотел выдавить липкий, омерзительный страх. Что угодно, только не думать о том, что он почувствует после, когда придет осознание того, что он не выдержал вторично, вновь предал все клятвы, долг и самое себя.

Острая, пронизывающая боль ударила по голове. Водитель танкоистребителя перебрался через свое кресло и отвешивал Гедеону увесистые оплеухи, одну за другой.

— Стреляй! Стреляй! — орал он, перекрикивая шум двигателя «Дракона» и неутихающего боя за броней.

Увидев, что юноша отчасти пришел в себя, водитель, измазанный сажей и газойлем, быстро, громко заговорил:

— Я буду сдавать назад, ты стреляй!

— Я не могу, — сказал Гедеон, тихо и невыразительно. Водитель даже не понял, что подергивание губ мальчишки означало речь. — Не могу…

— «А ты попробуй» — прошептал над ухом бесплотный голос мертвеца.

Командир имперской ракетной батареи посмотрел в мутное грязно-серое небо, словно там можно было прочитать координаты вражеского орудия. Потом перевел взгляд на бронированное стекло в окне передвижного командного пункта. За окном угадывались очертания массивного гусеничного транспортера, одного из двух. Ракета была заправлена и готова к запуску, осталось лишь ввести координаты в инерциальную систему наведения.

Ракетчик вновь взглянул на карту и продолжил заниматься техническим шаманством, соотнося условное расположение соединений, примерную дальность стрельбы атомной пушки, траекторию пролета снаряда, а так же еще тысячу и один фактор. Задача была бы не решаемой, если бы не старый геолог, наполовину немец, наполовину поляк, местный уроженец, которого чудом нашли в ополчении. Когда командир кратко описал предполагаемый вес пушки и возможную отдачу, старый мастер помусолил карандаш и указал три возможных позиции, где грунт позволял установку и стрельбу из такого «колоссальканон».

Три позиции. А ракет было только две, и одну из них уже нацеливали на иную цель.

Командир долго и тоскливо выругался. Без особой изобретательности, только чтобы выпустить пар. Как он радовался, когда получил назначение в ракетную батарею главного резерва Ставки… И с какой радостью поменялся бы сейчас местами с противотанкистами поля боя. Да, там можно было умереть, и умирали — в среднем на двадцатой минуте сражения. Но отвечали только за себя, орудие и расчет, и за просчеты расплачивались в худшем случае только собственной гибелью. Здесь цена ошибки измерялась совсем иными категориями.

— Пора решать, — хрипло проговорил инженер-химик, ответственный за топливо и заправку. Он плохо выглядел — красные глаза, бледно-желтое лицо и хронический кашель. Постоянное общение с высокотоксичными смесями «в поле» не располагало к крепкому здоровью.

— Пора решать. Потом еще с кулачковыми механизмами намучаемся.

— Да, — эхом отозвался командир. — Пора. Хоть монету бросай…

— Да хоть монету.

— Выйди, — полуприказал, полупопросил командир. — Сейчас еще раз все прикину, в тишине.

— Что, и в самом деле бросать будешь? — инженер хотел, было усмехнуться, но зашелся в очередном приступе кашля. — Все… ухо… хожу.

Гулко хлопнула овальная дверь, командир остался один.

Три возможных позиции. Десятки факторов и условий.

Одна ракета. Одно и окончательное решение, после которого останется либо легенда, либо пуля в висок.

Гедеон вопил во все горло, стараясь выкричать леденящий, липкий страх. Но в громыхающей машине некому было услышать его крики — водитель сорвал наушники и тоже что-то орал, ворочая тяжелые рычаги. «Лучник» сдавал назад, узкой «змейкой», сбивая прицел вражеским танкам. Оператору приходилось проворачивать башню, ловя врагов в прицел, потому что пусковая установка могла перемещаться только по вертикали.

В книгах или фильмах бойцы всегда ведут счет свои достижениям, сражаются один на один и одерживают зримые победы. Но в настоящем бою все происходит быстро и непредсказуемо. Как кавалерист врубается в чужой строй и обменивается стремительными ударами, не в силах оценить их результат — так же «лучник» Гедеона петлял меж низких холмов, отстреливая ракеты одну за другой.

В истребитель попали еще трижды, но вскользь или малым калибром, машину лишь качало, как лодку на волне. Пальцы оператора сбились и кровоточили — раз за разом подключать провода оказалось слишком тяжело, контакты шли в разъемы на контейнерах туго и плохо. Из-за этих разворотов туда и обратно, Гедеон то и дело терял цели из виду и тратил драгоценные мгновения, меняя кратность оптики, вновь ловя в прицел ненавистные танки.

Танкоистребители оказались трудными целями — с низким силуэтом и хорошо бронированными, но врагов было больше. Кроме того, пусковая установка очень уязвима в боевом положении. Гедеон видел, как пылающий, словно облитый бензином, «Дракон» пошел на таран лоб в лоб, вломившись в танк. Видимо, от сотрясения, танковый двигатель заглох. Массивный аппарат замер, а танкоистребитель расстреляли сразу с нескольких сторон, до взрыва топливных баков. В поле зрения наблюдательных приборов попадали уничтоженные машины — свои и чужие. Одни горели, дымясь, как подожженные горы покрышек. Другие замерли в неподвижности, на вид почти неотличимые от целых. Но шестое чувство, присущее тем, кто вел в бой тяжелую технику, безошибочно подсказывало — это уже не «живая» машина, а стальной склеп.

Работать было неимоверно трудно — требовалось установить маркер, а затем выдвинуть пусковую, сразу же пустить ракету, и убрать хрупкий механизм обратно, в толстобронную башню. Оператор работал, как автомат, забивая страх криком и предельной концентрацией на выполняемых действиях. Нажать кнопку, повернуть рычаг — все так, словно это самое главное действие на свете. Он попадал, но с какими последствиями — не смог бы сказать даже под страхом смерти. Впрочем, та и так уже стояла за спиной.

Когда на стеллаже осталось пять контейнеров, механизм заело.

— «Все» — подумал Гедеон, с каким-то извращенным облегчением. Так человек, ненавидящий свою работу, радуется, узнав, что работодатель разорен. Осознание того, что теперь он безработный, приходит после, а поначалу — лишь радость от мнимой свободы.

— «Еще нет» — подсказал мехвод. Не тот, что с рычанием управлял «лучником», а другой, мертвый. — «Это перегрев и плохая «притирка» движущихся частей. Ударь, как следует».

Юноша посмотрел на свои сбитые в кровь пальцы, оставлявшие красные следы на пульте.

Ознакомительная версия.