— Господин Тухачевский? — спросил адъютант на ломаном русском языке.
— Так точно.
— Генерал ждет вас, — произнес адъютант, сохраняя непроницаемое спокойствие. После чего распахнул дверь кабинета, пропуская маршала внутрь.
Михаил Николаевич шагнул вперед и как будто погрузился в ледяную воду, встретившись глазами с Войцеховским.
— Здравия желанию, — чуть помедлив, произнес маршал.
— Добрый вечер, — ответил генерал, с явным удивлением в голосе и глазах. — Простите меня за бестактность, но что за форма на вас?
— Рабоче-крестьянской Красной Армии, — ответил с довольным видом Тухачевский, поправляя китель. — Две недели назад подписали приказ по наркомату Обороны «о мундирах, личных званиях и знаках отличия», и вот, успел пошить, дабы соответствовать. — Тухачевский понимал, что вызвало такое сильное удивление у Войцеховского, настолько, что тот даже на несколько секунд потерял дар речи. XVIII съезд ВКП(б) позволил незамедлительно провести через СНК и Наркомат Обороны проект возвращения традиционных знаков отличия и званий. Так что теперь Сергей Николаевич с искренним удивлением рассматривал совершенно новую парадную советскую военную форму для начальствующего состава, пошитую с определенным лоском и шиком. А главное — аккуратные и изящные пришивные погоны, которые он ну никак не ожидал увидеть на обмундировании личного состава РККА после всего того, что творилось в Гражданскую войну…
— Золотые погоны… — несколько помедлив, произнес Войцеховский. — Признаться, не верю. Как Советы пошли на это? Вы не разыгрываете меня?
— Никоим образом. Я одним из первых переоделся в эту парадную форму.
— Парадную? Но зачем? — вновь удивился Войцеховский.
— Чтобы уважить вас. Поверьте, за минувшие два года очень многое поменялось в Советском Союзе. И то ли еще будет. Я и сам не всегда верю в то, что времена идеологической одержимости уходят в прошлое, уступая делам возрождения Империи. — Войцеховский вскинул брови, желая возразить, но остановился, потупил взгляд и около минуты думал. После поднял уже более-менее спокойные глаза на Тухачевского и спросил:
— Вы не ответили на мой вопрос.
— На прошедшем в конце прошлого года XVIII съезде ВКП(б) было объявлено, что приоритетной целью всех коммунистов СССР стало строительство крепкого социалистического государства, с максимальным использованием лучших решений из мировой практики. По этой причине руководство Советского Союза решило отойти от уникальной, но не очень удобной системы обозначения воинских званий и вернулось к общеупотребимой мировой практике. Проще говоря, партийный съезд решил прекратить революционное позерство и начать приспосабливать все лучшее, что когда-либо было создано в мире для нужд социалистического хозяйства без комчванства[5] и прочих перегибов.
— Наигрались? — с плохо скрываемой усмешкой, уколол Тухачевского Войцеховский. — Впрочем, признаюсь, форма выглядит отменно.
— Я рад, что смог сделать вам приятно.
— Но вы ведь пришли не только для этого? Что вас привело ко мне?
— Ваша позиция. Всем известно, что начальник Генерального штаба армии Чехословакии является одним из лидеров борцов за независимость Чехословакии. И я от лица Советского Союза хочу предложить вам сотрудничество в этом вопросе.
— Что?! — вспыхнул Войцеховский.
— Не заводитесь. Я все объясню, — быстро произнес Тухачевский и, дождавшись кивка Сергея Николаевича, продолжил: — Я не собираюсь вас агитировать для работы в НКВД. Это было бы глупо и бессмысленно. Тем более что вопрос стоит иначе — Советский Союз интересует в нашем с вами сотрудничестве только борьба за сохранение независимости Чехословакии.
— Вот как? Почему?
— Потому что Чехословакия — ключ к мировой войне. Если Чехословакия падет к ногам Германии, а все к этому и идет, то Германия получит ресурс для самостоятельного решения Польского и Французского вопросов. Без Чехословакии Германия, даже после присоединения Австрии, слишком слаба, чтобы явно угрожать миру.
— И Советы хотят, чтобы Чехословакия защитила их? — с легкой усмешкой произнес Войцеховский.
— Нет. Советы хотят, чтобы Чехословакия защитила сама себя, и они готовы ей в этом всемерно помочь. Но ваш президент и кабинет министров…
— И вы пришли ко мне? — перебил Тухачевского Войцеховский.
— Да. Мы хорошо знаем вашу репутацию честного человека, который не привык сдаваться без боя.
— К офицеру, который не сдается без боя, а не к предателю, — с нажимом произнес Войцеховский. — Если вы не знаете, я присягал защищать Чехословакию ценой своей жизни.
— Никто не просит вас нарушать присягу. Напротив, мы предлагаем вам ее выполнить, ибо президент и кабинет министров, видимо, о ней позабыли. — С этими словами Тухачевский достал из внутреннего кармана кителя письмо и передал его Войцеховскому.
— Что там?
— Мне не известно, но оно адресовано вам. Я понимаю, что все это выглядит очень неожиданно и довольно дерзко, однако мы должны попробовать спасти Чехословакию. И вы нужны своей стране.
Войцеховский потер лоб и тяжело вздохнул.
— Мне нужно подумать. Все это так странно…
— Я буду в Чехословакии еще неделю. Если вы не против, то перед отъездом я хотел бы обсудить поднятый вопрос уже на другом уровне, а не столь спонтанно.
— Хорошо. До конца недели я дам вам свой ответ.
— Прекрасно. Очень надеюсь на то, что он будет положительным. Честь имею! — кивнул Тухачевский и по старой, еще дореволюционной, моде покинул кабинет генерала чеканным шагом, оставив Войцеховского в глубокой задумчивости. Прошло минут пять, пока он смог собраться с мыслями и вскрыть конверт, где обнаружил, к своему удивлению, письмо от Иосифа Сталина, предлагавшего отбросить все старые обиды и постараться совместными усилиями спасти Европу от страшной войны, а Чехословакию от германского плена. «Час от часу не легче», — пронеслось у Войцеховского в голове, но совершать резких поступков он не стал. Нужно было все взвесить…
Он поднял трубку телефона:
— Вацлав, — обратился Сергей Николаевич к адъютанту, — позвони в гараж, вызови машину. Я через пятнадцать минут выезжаю.
— Будет сделано, господин генерал.
После чего Войцеховский снова впился глазами в письмо, пытаясь найти в нем подвох. «Что же это? Как же такое могло произойти? И опять же эти золотые погоны…» — проносились в голове у генерала мысли буйным табуном. «Но если это все правда, то у нас еще есть шанс… маленький, призрачный, но шанс на независимость».
