— О, любопытство? — добродушно улыбнулся Эбнер. — Величайший и опаснейший из пороков… Впрочем, полагаю, что раз вас сюда направили, то у вас имеется достаточный допуск. Вы когда-нибудь слышали о программе «Идеал»? Быть может, какие-нибудь слухи?
— Ничего существенного. Моё дело — ловить врагов Пакта, а не собирать слухи.
— Отлично сказано, друг мой, отлично сказано! — рассмеялся учёный. — Если в двух словах и без подробностей, требующих более высокого допуска — Пакту требуются солдаты.
— Разве? — слегка удивился я. — Наша армия и так велика как никогда раньше…
— Если сражаться против остатков Русской Конфедерации или готовиться к войне с Блистательной Портой — да, разумеется, солдат хватит. Но впереди нас ждёт Индия, впереди нас ждут царства Китая, а их совокупное население — почти миллиард человек! Мы можем их победить, мы можем их завоевать, но как удержать завоёванное? А ведь есть ещё Африка, есть обе Колумбии…
— Но какое это всё имеет отношение…
— Самое прямое, друг мой, самое прямое! — воскликнул профессор. — Покорение Конфедерации дало нам множество необходимых ресурсов и один из самых ценных — множество магических линий. Да, европейские кланы древнее, но русских кланов всегда было элементарно больше. Увы, поставить на службу этих гордецов было решительно невозможно, но и зря уничтожать их — непозволительная роскошь…
Меня замутило. И вовсе не от висящего в воздухе смрада.
— Здесь, — Эбнер обвёл рукой барак. — Заботливо собрано то, что осталось от сильнейших кланов Конфедерации. Рюриковичи, Гедеминовичи, Пожарские, Озеровы, Беловы… Все! А без всей этой мишуры династических браков и устаревших социальных ритуалов, у нас наконец-то есть шанс вывести целую армию. Армию магов! Да, нескоро — на это потребуется лет двадцать, не меньше…
— Вы хотите сказать, — тихо произнёс я. — Вы хотите сказать, что держите всех этих женщин здесь как… как племенной скот?
Видит бог — я не праведник.
Видит бог — я совершил немало зла. Тех, кто погиб по моей вине и от моей руки — наберётся не на одно кладбище. В их числе были невинные. Но даже у меня ещё остаются какие-то понятия… Может, не о чести — откуда она у наёмника и охотника на людей? Но хотя бы о том, что правильно, а что нет. Что можно делать, а что — никогда и ни за что.
И то, что сейчас слышал, было невыносимо мерзко и отвратительно. Даже по моим меркам. По любым меркам!
— Ну, что вы, право слово! — рассмеялся профессор. Рассмеялся. — Не нужно считать их людьми — это ведь всего лишь кирпичики для храма науки. Тем более, держать магов в плену…
— Для этого все эти ремни? — всё так же тихо спросил я.
— Ремни, — с готовностью подтвердил Эбнер. — Успокоительные. Хирургическое вмешательство… У этих «кукол» одно предназначение — рожать самых совершенных солдат Пакта. Хм. Хотя, если бы они сохранили способность двигаться, то, возможно, мы понесли бы меньше потерь…
— Потерь? — механически переспросил я, скользя взглядом по опустошённым лицам… «кукол».
Впервые за очень долгое время я испугался. По-настоящему испугался. И сейчас я больше всего страшился найти знакомые лица.
— Каждый барак на всякий случай оборудован системой экстренной… стерилизации, — объяснил профессор. — Химическое оружие всё ещё официально под запретом… Поэтому мы используем сильнодействующие пестициды — эффект не хуже. А те мерзавцы, что на нас напали, привели эту систему в действие. Правда, ею давно не пользовались и оказалось, что она… мягко говоря, функционирует не так как надо, да и подачу газа мы смогли быстро отключить… Но, увы! Сами видите — мы потеряли десяток весьма и весьма ценных образцов генетического материала…
— О, а эта жива! «Кукла» 6-10-15.
— И почему я не удивлён? — рассмеялся Эбнер. — Выдающийся образец, между прочим! Имя и фамилия, к величайшему сожалению, неизвестны. Ранг тоже оценить не представляется возможным, но никак не ниже шестого. В плен наверняка попала без сознания, иначе просто не далась бы. Ещё молода, здорова, а организм носит следы вмешательств магического и алхимического рода. Пусть и не оптимизированных, но на удивление удачных… Повышенная регенерация, феноменальная живучесть, высочайшая резистентность к ядам, болезням и даже алкоголю… И весьма редкий Дар, хотя и довольно специфический. Большая удача, что её удалось получить невредимой. Да что говорить! Она сделала больше попыток побега, чем все остальные вместе взятые! Пришлось подрезать ей сухожилия на руках и ногах, сделать операцию на голосовых связках… И даже лоботомия не смогла её до конца привести в покорное состояние.
Я смотрю на «куклу» 6-10-15.
Лет тридцать. Тусклые светлые волосы, осунувшееся лицо. Бледная кожа, давно не видевшая солнечного света. Алые глаза с вертикальным зрачком…
Я смотрю на Хильдегарду Винтер.
Я смотрю на свою сестру.
Звуки глохнут, уши будто бы закладывает ватой. Я стою на месте, не в силах оторвать взгляд от Хильды.
Минута, год, вечность — не знаю, сколько я так простоял. Но затем меня вернули в реальность голоса.
Точнее не вернули, а вышвырнули.
— Отменные буфера, — вполголоса произнёс один из стоящих за моей спиной лагерных охранников. — Может, как всё успокоится попробуем её?
— Тссс! Тихо, придурок! — прошипел второй. — Вдруг этот услышит!.. И профессор опять психовать будет, если узнает, что «куклам» опять кто-то вне плана ребёнка заделал…
Хильда смотрит на меня пустым немигающим взглядом… А затем слегка размыкает пересохшие потрескавшиеся губы и беззвучно выдыхает:
— Кон… рад…
Где-то внутри воет от боли запертая в магической клетке тварь, разрывая криком мою грудь.
Я медленно поворачиваюсь к охранникам.
— Сэр?.. — озабоченно произносит один из них, видя моё лицо.
Открытая дверь в шлюз — словно окно в тёмной комнате, словно я смотрю из глубины колодца. И я падаю в него. Падаю. Падаю… Протяни руку и выберись обратно — это не сложно.
Но я не хочу.
Мир выгорает, обращая все свои цвета в пепел. Мир обретает все оттенки серого.
— С вами всё в порядке, сэр? — вновь спрашивает меня охранник.
— Нет.
Я поворачиваюсь к ним спиной. Лагерные охранники оседают на колени, хватаясь за перерезанные глотки, из которых хлещет кровь.
Делаю два шага вперёд.
Руки ложатся на лицо и затылок профессора Эбнера. Рывок. Хруст ломающейся шеи.
Взмах правой рукой. Помощник профессора валится на пол. Его грудь пробита тремя магическими клинками.
Второй помощник видит всё это. Пятится. Затем разворачивается и пытается сбежать.
Короткий жест левой рукой. Учёный словно бы врезается в невидимую стену, а затем его отбрасывает прямо ко мне обратным «воздушным кулаком».
Удар ноги. Подошва сапога с лёгкостью ломает ему горло.
Я мгновенно оказался около кровати сестры. Голыми руками разорвал ремни, будто они бумажные, а не сделаны из крепкой кожи. Схватил её за плечи, вглядываясь в пустые алые глаза…
— Ну, привет, сестрёнка, — я вымученно улыбнулся. — Давно не виделись, правда? Ничего… Ничего… Сейчас я тебя отсюда… Вытащу…
Хильда моргнула, её взгляд стал чуть осмысленнее.
— Конрад…
…кажется хотела сказать она, но из горла вырвался лишь сиплый хрип. На шее сестры белели шрамы от операции — похоже, что говорить она больше не могла…
Накатило отчаяние. Гнев. Ненависть.
Я зарычал и прижал к себе Хильду, обнимая её почти невесомое худое тело…
А затем я ухватил пустоту, когда сестра растворилась в воздухе прямо в моих руках. Я резко огляделся…
И обнаружил себя посреди чёрной пустоты Камделире.
— Здравствуй, Конрад.
Обернулся на голос. Сестра стояла прямо напротив меня.
Всё такая же худая, бледная, с измождённым лицом и тусклыми спутанными волосами.
— Хильда… — прошептал я.
— У нас мало времени, — бесцветным голосом произнесла она. — Я не могу долго находиться здесь… А там я не смогу ни говорить, ни писать. Поэтому я прошу тебя здесь — покончи с этим, Конрад. Пожалуйста. Я прошу тебя.
