на друга. Уже без гнева, оценивающе так.
— Скажу Перцову устроить встречу с репортерами.
Женский вопрос — это бомба. После того, как она взорвется и Лохтиной и эсерке будет не до бабских разборок. Успевай отбиваться и агитировать.
— Нас заклеймят сумасшедшими суфражистками — покачала головой Елена.
— Пущай клеймят — махнул рукой я — Как сказал один восточный мудрец. Сначала они тебя не замечают, потом смеются над тобой, затем борются с тобой. А потом ты побеждаешь. В вашу победу я верю. Вона скока в вас сил!
Эх…Зря я это озвучил.
— Аборты — тихо произнесла Лохтина.
— Да, надо включить в программу — согласилась Елена.
Вот так и живем. Ты им палец даешь — они руку откусывают.
— Да вы с ума сошли?! Детоубийство?? — я пригляделся к женщинам. Не беременны ли? Под ложечкой неприятно засосало — Обчество такое не поймет! Давайте начнем с простого.
Честно сказать, я сильно сомневался, что общество поймет и право голоса для женщин. А уж тем более право быть избранной. Но тут всегда можно было сдать позиции — «вы нам вот это, а мы отказываемся от этого».
Вон, даже в продвинутой Англии женщины смогли избраться в парламент только в 19-м году. Знаменитая леди Астор. Та, что сказала Черчиллю, что если бы он был ее мужем, то она бы сыпанула яд ему в кофе. На что тот ответил, что если бы она была его женой — он это кофе выпил. Мощная баба.
— Никаких вытравливаний плода! — припечатал я — Грех это! Токмо то, что в бумаге писано. Идите учите!
* * *
После разговора с любовницами, чувствовал будто вагон со шпалами разгрузил. Но увы, подвезли новый. Курьер принес газеты. В том числе европейские.
Я открыл Таймс и понял — меня заметили. «Игроки» открыли сезон охоты. Может не Рокфеллеры с Ротшильдами, помельче киты, но кто-то явно заинтересовался и даже потратился.
На второй странице была статья, посвященная «новому фавориту Романовых». В ней вспомнили все. И припадочного Митьку, которого ко двору привез Елпидифор Кананыкин — псаломщик церкви села Гоева. Тот обещал Аликс и Ники наследника, но рождались все время дочки. Припадочного убрали. И Филиппа Низье с его пророчествами. Ни одно из которых тоже не сбылось. Репортер шел от одного «блаженного» к другому, описывая историю мошенников при царской семье. Венчала статью моя фигура — дутый старец, конокрад из под Тобольска (пришлось объяснять английским читателям где это), начал карьеру с обработки экзальтированных барышень, которых «водил в баню». Тут очень кстати, пришлась история миллионерши Башмаковой, которую «лечил» Гришка и которая собственно, первая открыла Распутина миру.
Нет, ну какие суки! Я скомкал газету, чуть не выкинул ее. Потом все-таки справился с собой, расправил обратно. Раритет ведь. Три недели к нам ехала из «Туманного Альбиона».
Прикинул. Заметили меня в ноябре, испугались в декабре — после скандальной отставки НикНика. Когда не сработало с денщиками и дуэлью, уже в январе недоброжелатели здорово порылись в «моем» прошлом, отгрузили информацию иностранцам. И те не тянули. Тут же все оформили в статью.
Помнится, так поступил Андропов, когда решил утопить потенциального преемника Брежнева — главу Ленинграда, Григория Романова. Слил придуманную историю с битьем на свадьбе дочки Романова сервиза Екатерины Великой из Эрмитажа. И это сработало — Григорий потом двадцать лет пытался отмыться от этого дерьма.
Первый выстрел в необъявленной войне сделан. Кому-то при дворе мое усиление резко не понравилось. Вопрос — кому?
Я задумался. Феофану и Сергию? Вполне возможно. Весь январь и февраль я их здорово игнорил — на все приглашения отговаривался то богомольем, то болезнью. С Феофаном мы увиделись последний раз на открытии детской колонии имени Ушакова. Тогда архимандрит улучив минутку высказал мне свое «фи», но дальше этого не пошло — священники видел как благосклонно внимала мне Аликс, сколько элиты пришло на открытие. Так просто и не наскочишь.
Нет, православный клир вряд ли бы так тонко сработал с иностранцами. Не их метод. Когда узнают про мои контакты с московскими старообрядцами — вот тогда жди удара. А сейчас нет, не они.
Это кто-то из дворцовых. Фредерикс? Придворный министр последнее время смотрел на меня волком, здоровался холодно, морщил нос. Убрав Герарди — а это стало известно в широких кругах через Великого князя — я здорово напугал придворную братию. Особенно тех, что у кормушки.
Эх, жалко Филиппов так и не согласился занять пост главы дворцовой полиции. Был бы почти свой человечек рядом с Аликс и Ники. Надо кого-то еще двинуть. Иначе сожрут. Как есть сожрут.
Зазвенел телефон. Меня срочно вызывали во дворец.
* * *
«Таймс» в Царском тоже прочитали. Какая-то сволочь даже снабдила статью переводом, но Ники и Аликс и так свободно читали по-английски. Англофилы…
— Что из этого, Григорий, правда? — царь аккуратно положил газету на обеденный стол, придавил салфетницей.
Сесть меня не пригласили. Аликс нахмурившись аккуратно разрезала рыбу на тарелке, на меня не смотрела. Бесшумно скользили слуги, царская чета была одна.
— Ничего — я спокойно скрестил руки на груди, произнес — Готов поклястся на Евангелие, что я нынешний никакую казанскую миллионщицу в баню не водил. Зовите священника.
Это произвело впечатление. Святая клятва на Библии — вещь нынче вполне серьезная. Аликс с Ники переглянулись, царь вздохнул:.
— Что же ты стоишь? Присядь с нами.
Слуги моментально накрыли мне рядом с царицей, я остался стоять.
— Что же ты, Григорий? — удивилась Аликс.
— Ежели мне веры нет и вокруг один обман, да поклеп, удалюсь я в монастырь. Буду молить Бога за вас и ваших деток.
Я повернулся к дверям.
— Постой Григорий! — Аликс вскочила, взяла меня за руку. Ее вытянутое лицо пошло красными пятнами, глаза умоляюще на меня смотрели — Прости, отче, что усомнились. Вокруг и правда, столько лжи. Не уходи!
Напомнить про детей — сработало. Все-таки нынешние Романовы — хорошие, заботливые родители. Этого не отнять.
— Как же твой приют? И вот партия? — Николай тоже встал, подошел ко мне.
— Все пойдет прахом без меня — покивал я — Опять сироток на улицу выкинут…
Это тоже подействовало. Царская чета бросилась с жаром убеждать меня.
— Я твой заступник, Григорий, прости, больше не усомнимся.
— Ники, мы чуть не предали нашего друга! — Аликс сняла с пальца перстень с крупным бриллиантом, силой вложила мне в руку.
Это она зря! Через час уже пожалеет — царица была по-немецки скупа, однажды при мне чуть ли не с пристрастием допрашивала повара про траты
