оглядывается:
— Ты чего, Серёж?
— Да просыпаюсь, — выдавливаю сипло из себя и опрометью, чтобы отец не увидел моего лица, бросаюсь к туалету.
— Подходи потом на кухню, обедать будем. Завтрак ты уже благополучно проспал.
Утренние процедуры много времени не заняли. Вот эту часть квартиры я почему-то ни фига не помню. Хотя нет, зеркало и ванна точь-в-точь такие же. Завис лишь в одном месте — какая из зубных щеток моя? Так, если батя сказал, что я из армии, то скорее всего вот эта новенькая. И полотенце мама выдала, как пить дать, самое красивое.
Ого, парниша, ты уже начинаешь привыкать к Здесь? Так, неведомые мои покровители, а какого собственно черта? Я хочу Здесь жить, это все мое родное! Пускай оно, по сути, ничто иное, как галлюциногенный сон, но зато в кайф. Буду вести себя, как будто я в этом странном месте и на самом деле живу. На этом порешал и тут же как-то разом успокоился. Сходить с ума надо не торопясь. До галоперидола еще есть время!
Возвращаюсь в комнату и одеваюсь. Вот здесь в отличие от меня у настоящего брата всегда был полный порядок. Штаны и футболка аккуратно разложены в шкафчике на полке. Приоткрываю другую дверцу, на плечиках висят рубашки, куртки, штаны и парадная форма. Ага, служил, значит, в пограничниках. Судя по всему, к дембелю заранее готовился. Погоны со вставками, и фуражка явно неуставная.
— Садись, сейчас ушицы налью.
Присаживаюсь на крепкий табурет из кухонного гарнитура. Я их выкинул с этой квартиры на помойку еще вполне живыми лет через… Внезапно понимаю, что не знаю какое Здесь время. Глаза сами собой натыкаются на отрывной календарь. Твою ж дивизию! Как вам такое? Двадцать седьмое августа тысяча девятьсот восемьдесят второго года. Точно, брат в этом году из армии вернулся! Тогда где сейчас сам я? Порылся в памяти. Зимой этого года в туристическую секцию записался и в первые походы ходить начал. Неужели еще с Пинеги не вернулся?
— Ешь давай!
— Спасибо!
Передо мной ставят большущую тарелку с ухой. Нет, не так. С Ухой!!! В янтарном бульоне плавают крупные куски белой рыбы. Наша северная треска — самая лучшая рыба на свете! Это я вдали от дома позже осознал. И еще в ухе заметен кусочек палтуса для жирности. И стоит это все не так дорого, как в будущем. Батя крошит в супчик зеленый лучок и черный хлебушек. Мне внезапно захотелось сделать так же. Мы смотрим друг на друга и смеемся.
— В армии небось по трещечке соскучился?
— Ага, из рыбы там лишь минтай.
— Это разве рыба! Давай я тебе еще сига добавлю.
Внезапно смекаю, что сиг явно не покупной. Кто у нас в рыбаках ходил из знакомых? Хм, дядя Толя! Интересно, батя сейчас в отпуске или судно в порт в кои веки зашло? Я привык все детство видеть отца эпизодически. Разве что летом мы всей семьей длительное время проводили в деревне. Или в нашей северной на родине бабушки по маме, или в белорусском Полесье. Фактически же была сплошная безотцовщина, которую не могли заменить зарубежные подарки от моряка торгового флота СССР.
— Чем займешься?
— Да не знаю пока.
— Ну несколько дней до картошки у тебя еще есть. Но смотри, дурака не валяй. Знаю я твоих школьных приятелей. Половина из них полная шпана! — батя у меня все-таки классный, надо было к нему чаще прислушиваться. Но кто же в молодости слушается своих родителей?
Отец убирает миски, а я тут же берусь их мыть. Батя хмыкнул:
— Армия тебе явно на пользу пошла. Здесь на сковородке котлеты и картошка. Вечером согреешь, если что. Мама придет поздно, у них на работе завал. Новый учебный год начинается. Говорил ведь, пойдешь в начальство и дома бывать совсем не будешь!
— А ты куда намылился?
Батя останавливается на полпути:
— Маме скажешь, что на вахте, поменялся мол. А так к дяде Толе еду.
— Рыбалка и все такое сопутствующее? — я успел заметить, что он достает из холодильника бутылку «Столичной» с яркой наклейкой. Наверняка на чеки в «Альбатросе» купил. Ну что за страна — покупать свою же водку за валюту приходится?
Батя тихарит улыбку, нечего мол авторитет подрывать.
— Ну ты мальчик уже большой, мы мужики, также имеем право на отдых.
Понятно, с чисто мужицкой компанией собрались посидеть без женщин. Ну заодно и порыбачить. Значит, завтра у нас снова или уха или жарёха. Мама у меня хоть и поморка по крови, но рыбу чистить ужас как не любит. Считает — кто ловил, тот пусть и чистит! Ну а я не понимаю, когда мне говорят, что в Союзе было голодно. Допустим, колбасу я не так часто видел, разве что в Белоруссии с этим проблем никогда не было. Там еще выбирали — вот эту буду, а ту нам не надо. Но рыба на столе у нас северян водилась завсегда. И магазинная, и сезонная с рынка или от знакомых любителей рыбалки.
Самые яркие воспоминания детства еще на первой квартире в деревяшке. Огромная скворчащая сковорода с жареной навагой, только что снятая с плиты. Щёлкали её, как семечки, стоила двенадцать копеек. Корюшка, ряпушка, нельма, сиг, речная мелкота, названия которой и сейчас толком не знаю. Ну и, конечно же, царь-рыбешка Семга. Без звена оной и праздничный стол не стол. Маме частенько оказией её мезенская родня присылала. Это вам не то дерьмо, что в будущем времени в магазинах лежит.
Кладешь кусок такой свежепосоленной семужки на белый хлебушек, а она так и течет желтоватым жирком. Настоящее поморское сало! Чаще всего огромную рыбину солили, голова и хвост шли на уху. Вот икру я редко ел. Но скажу, что красную на осетровую никогда не поменяю! И особенно меня как-то в командировке поразил так называемый мезенский засол. Семгу квасят целиком прямо в бочках, и запашок получается такой, ох, характерный. Но зато вкус…изюмительный!
Батя одет по-походному и деловито смотрит на часы.
— Сейчас Саня подъедет. Маме скажешь, что останусь на судне до следующей вахты. Ехать далеко, в Маймаксе стоим.
Я понятливо киваю. Дядя Саша — это серьезно, он старшим помощником капитана ходит и у него есть «Волга». А «Волга» в этом времени машина статусная. Дядя Саша её через тестя приобрел. Благо деньги были. В отличие
