твоя держава представляла собой лет десять назад. И что сейчас. Природа не терпит пустоты. Мы в этот кораблик, под названием «Россия» напихали за эти недолгие годы столько, что он едва на плаву держится. Вон — все трещит и скрипит, норовя развалиться.
— Это я и так вижу, — буркнул отец, присаживаясь рядом и наливая себе в чашечку кофе из кофейника. — Да и не ты один о том мне сказывал. Пусть и не столь поэтично. Впрочем, пока никто мне так и не ответил — что со всем этим делать.
— Нам нужно вводить трудовой кодекс и державные нормативы безопасности. И сурово карать за их нарушение.
— Трудовой кодекс… опять ты про него.
— Напомни мне, пожалуйста, когда я вот так методично что-то тебя упрашивал сделать, хоть раз я предлагал что-то дурное?
— Ты понимаешь, что заводчики восстанут?
— Что значит восстанут?
— Мы их прибытка лишим твоим кодексом и нормативами.
— А вот эти взрывы и прочие аварии их прибытка не лишают? Тот же дед — он людей потерял, в том числе обученных, заводской корпуса и много ценного оборудования. Простой опять же. Сколько он не будет выпускать порох пока отстроится?
— То взрыв… — возразил отец.
— Я по Льву Кирилловичу посчитал. Никаких взрывов. Но из-за брака, вызванного переутомлением сотрудников, он теряет денег в несколько раз больше, чем если бы принял мои условия. Не все то, чем кажется, отец. А люди — не автоматоны. Да и те постоянно использовать нельзя — смазывать надо и части всякие изношенные заменять.
— Ты уверен в том, что это нужно вводить? — спросил Петр Алексеевич, напряженно глядя сыну в глаза.
— Уверен. — ответил тот.
— Точно?
— Абсолютно.
— Хорошо. Тогда ты этим и займешься.
— Не могу.
— Это еще почему? — удивился царь, даже как-то растерявшись.
— Мне нужно на время уехать куда-то из столицы. Сейчас эти послы согласуют со своими столицами взятки и давят на нас. Но в таком деле не стоит спешить.
— Ты опять тянешь?
— Отец, я обещал — и я решу этот вопрос. Но сейчас, прошу не спешить. Дай мне год-другой.
— Неужто ты к эти чернокожим прикипел так?
— Я просто кое-что задумал. Доверься мне.
— Это даже звучит страшно…
Красное солнце сгорает дотла
День догорает с ним.
На пылающий город падает тень…
Песня «Перемен» В. Цой
1708, февраль, 2. Москва
Квадрига неслась вперед.
Бешено.
Безумно.
И невероятно быстро.
Лошади хрипели. А сама повозка отчаянно скрипела.
Казалось — вот-вот и она просто развалится.
Мужчина чуть натянул поводья, чтобы притормозить. Хотя сама мысль о возможности этого касалось невозможной. Вот как неслись! Но лошади чуть-чуть сбавили ход.
Поворот.
Скрип стал более натужным. Опасным.
Возничий чуть присел на полусогнутых ногах и припал к борту. В сторону поворота, что оказалось непросто.
Простейшая полуэллиптическая рессора просела от натуги. Однако этого хватило, чтобы внешнее колесо немного оторвалось от грунта и стало проскакивать, лишь время от времени касаясь земли.
Выход из поворота.
Возничий перенес центр тяжести в другую сторону, помогая себе рукой. И с немалым трудом поставил, идущую на одном колесе квадригу ровно.
Удар.
Скрип.
Период нестабильности, когда квадригу замотало из стороны в сторону. Но удалось удержаться. Стабилизироваться.
И возничий вновь стал погонять, разгоняясь.
Пятьсот шагов.
Новый поворот.
В этот раз двойной с небольшим прогоном между ними.
Новый длинный ровный прогон.
И возничий вместо того, чтобы разгоняться, вильнул в сторону и направил свою квадригу в боковой карман ипподрома. Начав тормозить. И поводья натянул, и на рычаг навалился, прижимая колодки к ободам колес. Заметив это, сразу навстречу выбежали специально обученные люди.
Ловко схватили разгоряченных, хрипящих лошадей. Словно бы повисли на них, облепив со всех сторон.
Другие двое рванули к основанию квадриги.
Удар молотком.
Вылетел стопор.
Еще удар.
Вылетел костыль.
И эту четверку лошадей увели прогуливаться через боковые ворота. После такой гонки, лошадей, равно как и людей, нельзя просто останавливать. Нужно время, чтобы они немного походили и остыли. А на их место — поставили новую, свежую. Ту, что ждала.
Вывели.
Несколько молодцов подкатили квадригу к ним.
Поймали креплением оглобли паз на квадриге.
Воткнули костыль.
Воткнули стопор. Ударом молотка его заклинив. Чтобы не выскочил.
И возница с криками и улюлюканьем рванулся с места. Выезжая из кармана и стараясь наверстать упущенное. На все про все потребовалось чуть больше двух минут.
Долго.
Невыносимо долго.
Ведь остальные три участника гонки продолжали бешенное движение…
Алексей решил не просто возродить старые-добрые гонки на колесницах, а развить их и дополнить. Переходить на легкие упряжки в одну лошадь, как это произошло в оригинальной истории, он не стал. Зрелищности мало.
Не цепляло это.
Совсем.
Слишком жидко выглядело.
Но и сами гонки он планировал проводить на пределе скоростей, которые могли развить лошади. Поэтому позаимствовал кое-что из знаменитых в будущем гонок Формулы 1. Превратив эти скачки в этакий их прототип.
Безумный.
Отчаянный.
И не менее опасный.
За один заезд можно было каждому экипажу останавливать всего два раза для замены лошадей. У каждой команды — свои комплекты. И на этих сменах выстраивалась стратегия. Когда, в каком порядке и каких лошадей ставить…
Параллельно в противоположном кармане остановился на пит-стоп другой экипаж. Карманов было только два, так что меняться там могли только половина участников одновременно. Остальные — уходили на следующий круг, ожидая своей очереди. И кто — в каком порядке — дело случая и стратегии. Это не было регламентировано.
Синий экипаж выехал из кармана, разгоняясь. А красный и черный, как раз выходя из крайнего поворота, решили туда заскочить. Они уже едва тянули. Было видно — лошади на грани.
Но успела только одна — черная квадрига, совершив опасный и резкий маневр.
Красная же, избегая столкновения, отвернула на новый круг. Там как раз освобождалось место.
Трибуна гудела, местами переходя на рев. Словно какое-то хтоническое существо. Даже несмотря на то, что они были заполнены едва ли на треть. Все-таки первое соревнование из новых. Но эта гонка захватила их.
Зрелище.
Яркое.
Сочное.
Захватывающее.
На фоне обычной, и, в общем-то, серой жизни, прям лучик солнца. В
