организовано калькой с курсантского обучения, недели через две всех нас ждёт выезд на КМБ: месяц по полям — по лесам грязь месить. Новые сапоги, опять же, портить — резона нет. Старые развалятся — да и хрен с ними. Вот после КМБ — всем, кто выдержал и не бросил — и выдадут новые сапоги.
— На подворотнички от этого рулона отрываешь, — прапор ткнул пальцем в толстый валик белой ткани. — На портянки — вон от того. Как наматывать показать?
— Научен, товарищ прапорщик.
К этому заявлению Васин отнёсся скептически, но сказал только:
— Подворотнички подшить, лишнюю форму уложить, парадную — на плечики, приготовить к сдаче в каптёрку. Сапоги почистить. За помывочной сразу дверь.
— Так точно, тащ прапорщик.
Васин посмотрел на меня, сощурясь:
— Приведёшь себя в порядок, личное дело на тумбочке возьмёшь, отнесёшь в Особый отдел, в штабном корпусе. Знаешь, где?
— Так точно, тащ прапорщик. Разрешите приступить?
— Приступай.
Я оторвал себе подшивы на подворотнички и два куска для портянок и пошёл в гладилку. Метки на форме надо сразу поставить. Как там у Олега Медведева: «Злою хлоркою распишись на изнанке гюйса*, чтобы имени своего тайного не забыть».*
*Олег Медведев — известный российский бард,
упоминаемая цитата — из его песни «Магеллан»,
а гюйс — это сленговое, «матросское»
название синего форменного воротника моряка.
Не знаю, как в других частях, но в наше время форму тоже было принято подписывать хлоркой — с изнанки, в районе кармана, поскольку наружу неизбежно проступят белёсые пятна. И песня мне подходит, потому как с фамилией «Петров» я себя не вполне соотносил, в лужу бы с этим «тайным именем» не сесть.
Хлорка нашлась в шкафу для уборки, развёл капельку в мыльнице, подписал все комплекты, воспользовавшись припасённой для этой цели спичкой. Подшил подворотнички — понтово, чтоб уголочки торчали. Переоделся в форму, автоматически заложив по бокам куртки складки — руки-то помнят! Начистил сапоги, памятуя присказку о том, что в чёрных сапогах курсанта должно отражаться голубое небо. Вещи уложил в сумку, проигнорировав сидор — круглый он, бесформенный, форма в нём мнётся ужас как. На молнию нашил метку из обрывка ткани с подписанной (уже обычной шариковой ручкой) фамилией — нашил так, чтобы при попытке открыть метка обязательно порвалась, всегда так делали.
Спросил топчущегося у тумбочки дневального:
— У тебя от каптёрки ключ есть?
— Нету, — удивился он.
Ну и ладно. Прапор сказал приготовить? Я приготовил. Забрал на тумбочке личное дело и отнёс в Особый отдел. Политрук посмотрел на меня внимательно, но вопросов пока не задавал.
А вот, вернувшись в располагу, я получил несколько конкретных вопросов от своих будущих «сослуживцев», вернувшихся с занятий.
СУТЬ ПРЕТЕНЗИЙ
Толпящиеся пацаны выглядели голимыми новичками. Форма на них сидела необмято — как на любом человеке, который к новому виду одежды не привык. Где-то складки не так заложены, где-то топорщится, где-то, наоборот, обвисает. Кепки эти, у некоторых по уши натянутые, ой, бля…
За первую неделю занятий в этой хаотической толпе начали выделяться лидеры, и вот они-то решили задать позже всех прибывшему новичку неудобные вопросы. Хотя начали издалека:
— Слышь, тя как звать?
Тут, как говорит моя супружница, цитируя группу «Ума Турман»: «Ну, надо же как-то отношения завязывать…»
— Владимир. Чё, как сами?
Этот тупой вопрос, кажется, немного сбил пацанов с намеченного ритма. Кто-то даже начал бормотать, мол, «да нормально», пока не получил лёгкий тычок в рёбра — не за этим же пришли, в конце концов.
Говорить доверили рослому буряту, которого все звали Батон (как позднее выяснилось, потому что имя у него было Бато, а фамилия — Батоев, тут, как говорится, сам Бог велел). Выговор у Батона был очень характерный, боханский*.
*Бохан — посёлок в Иркутской области,
преимущественно бурятский.
— А чё так поздно приехал?
— Болел, — с не менее бурятским выговором ответил я.
Уши Батона получили сигнал, плохо сопоставимый с моей физиономией.
— А ты откуда?
— С Иркутска.
После каждого вопроса заговорщики многозначительно переглядывались. Пипец, как это смешно. Мы что в юности все такие были? Щенки недоросшие…
— А как попал? Чё-то я тебя на экзаменах не видел?
— Экстерном сдал, — нахально брякнул я первое пришедшее в голову и, видя недоумение на большей части лиц, пояснил: — заранее.
Тут включился не менее рослый парень, выглядевший на фоне Батона изысканным интеллигентом:
— Может, он через олимпиаду, как я?
— М? — спросил Батон.
И тут я услышал знакомые приближающиеся шаги майора… тьфу, капитана Гробовченко. Разговор надо было быстро завершать:
— Нет, ребята, не через олимпиаду. Я здесь, потому что, с*ка, умный и красивый. Ещё вопросы? — чё стесняться-то? И так понятно, что без разборки не обойтись.
— Рота, СТАНОВИСЬ! — рявкнул Гробовченко.
— Поговорим ещё, — пообещал Батон, и всё снова поехало в непередаваемой армейской манере: построения, рапорты, ШАГОМ МАРШ! КРУГОМ! РАВНЯЙСЬ! СМИРНО! — и вот это вот всё, включая песню (снова марш авиаторов) и барабан — без барабана в столовую переместиться было никак нельзя.
После обеда полагалось ещё два урока. Тут тоже расхолаживаться никому не дали. Математика углублённая! Я-то, честно скажем, только за смешной пятый класс «прошёл и сдал», затратив на всё ровно полдня. А тут на пятёрку требовались знания как минимум общей семилетки, а лучше бы какого-нибудь специального математического класса. Бляха муха, надо в библиотеку забежать, взять общий справочник, что ли или учебники, да в свободное время плотно засесть…
Последним уроком шла литература. Видимо, как самая лёгкая. Надеюсь, здесь у меня не выйдет скандала по поводу отношения к личности Лермонтова…
После шестого урока в распорядке дня значился замечательный пункт: «16.00–16.30 — Пребывание на воздухе, воспитательная и спортивно-массовая работа. Дополнительные занятия и работа кружков». Какой кружок можно было провести за полчаса, для меня оставалось загадкой, пока не выяснилось, что всё куда проще и веселее! Полчаса наша рота бодро строевым шагом (с песней и под барабан!) наматывала круги по плацу. Тут тебе и свежий воздух, и спорт, и воспитание, и дополнительное занятие — и всё массово! Возможно, это действо даже проходило под названием «кружок песни и строя», не удивлюсь.
На полдник без затей выдали здоровенный кусок хлеба, здоровенный кусок масла и сладкий чай.
А вот после полдника начались действительно кружки — специальные, технического,
