Думаю, он и сам стремился к тому, чтобы обрести жизнь вечную и лишь смерть, безвременная смерть, остановила его в этом решении.
-Кто слышал эти ваши разговоры с королем?! - презрительно покривила губы Ярослава, - Тюрингии не нужен Распятый Мертвец. Вот наш бог, он стоит здесь перед нами и он всегда приносил нам победу - в том числе и над христианами-франками. Среди которых кое-кто уже принимает веру в бога сарацинов и подставляют свой уд под жертвенный нож.
-Предателей Христа не так уж много, - возразил Теобальд, - большинство франков отважно сражается с сарацинами. Если Тюрингия объединит с ними свои усилия, то...
-То это будет значить, что мы связали свою судьбу с франками, - оборвал его Драговит, князь сорбов, - как, по вашему, на это посмотрит каган? С каким трудом мы отбили прошлый набег?
На миг Совет замолчал: словно черная тень накрыла покой, разом объединив оба враждующих лагеря. Хотя минуло уже полвека с тех пор как Тюрингия сбросила с себя тягостную зависимость от Аварского Каганата, слово могучего восточного соседа все еще немало значило в королевстве.
-С запада франки, с востока - авары, с юга подбираются сарацины, а на севере все еще бунтуют саксы, которых поддерживают даны, - заговорил Ярогост, - мы в кольце врагов и не время сейчас возбуждать новые распри.
-И что вы предлагаете? - спросил Гибульд.
-Сделать так, как испокон веков делали франки, - сказал Ярогост, - разделить королевство между братьями - и пусть каждый правит в своей отчизне и приходит на помощь другому, когда ему грозит беда. Так мы избежим многих смут.
-Граница проляжет по Унструту, Заале и Лабе, - подхватила Ярослава, - пусть все, что к юго-западу от этих рек остается Атаульфу, а север получит Крут. Атаульфу достанется и Скитинг, а Крут признает его как старшего брата и короля. Сам же он будет охранять восточные и северные границы Тюрингии.
Гибульд нахмурился, услышав такое предложение, однако сейчас он оказался в явном меньшинстве - слова королевы пришлись по душе не только славянам и тюрингам, но и многим его сородичам, обрадованным мирным разрешением уже готовой разгореться свары. Майордом перевел взгляд на Ярославу и неохотно кивнул.
Свинцово-серые тучи стелились над Тюрингенским лесом, медленно переползая через вершины невысоких гор, поросших густым ельником. То и дело срывался дождь, пополняя и без того разлившиеся после зимнего таяния горные водопады.
Королева Ярослава остановила белую кобылу возле двух огромных утесов, казавшихся зелеными из-за покрывших их мха и тины. Сквозь трещины пробивались струйки воды, спадавшие в ручей, бежавший по дну узкого ущелья, вход в которое начинался между утесами. Под зеленым покровом, облепившим камень, угадывались очертания гротескно-злобных ликов, грубо вырезанных на склонах. Чуть ниже виднелись почти стершиеся от времени руны.
- Дальше я пойду одна, — Ярослава обернулась к двум сопровождавшим ее воинам-вендам. Те лишь молча кивнули — один из воинов, правда, украдкой осенил себя знаком, отгоняющим злых духов, однако Ярослава уже не обращала на это внимания. Спрыгнув с коня, она подобрала складки крестьянской юбки, — для этой поездки королева Тюрингии постаралась выбрать как можно более неприметную одежду, — и зашагала вперед, осторожно ступая по влажной земле.
Ущелье уходило вниз, постепенно расширяясь — а с ним расширялся и ручей, по берегу которого шла королева. Растительность на поросших мхом склонах становилась все гуще — появились кусты и даже небольшие деревья, сплетавшиеся ветвями над головой Ярославы. Очень скоро королева поняла, что она не одна: в обступивших ее зарослях слышались странные шорохи, звучали негромкие смешки и в темно-зеленом полумраке мелькали причудливые тени. На скалах, покрытых мхом, красовались чьи-то уродливые лики, корчившиеся в безобразных гримасах. Ярославе стоило немалых усилий не оглянуться, чтобы проверить — не изменилось ли выражение на очередной оскаленной морде, провожавшей ее глумливым взглядом? И все же она шла вперед, стараясь не обращать внимания на сопровождавшие ее странности.
Неожиданно ущелье расступилось и взору королевы открылось поросшее мхом и папоротником большое болото, растекшееся между двумя лесистыми горами. Посреди болота неподвижно сидел некто маленький, сгорбленный с длинными седыми волосами. Вот существо подняло голову, глянув на женщину темно-зелеными, будто болотный мох, глазами.
- А, явилась, светлая королева? — послышался ехидный скрипучий голос, — ну подходи, бабушка не кусается.
Под ногами Ярославы зашевелился мох и оттуда вдруг выползла черно-золотая саламандра. Оглянувшись на женщину, она быстро поползла по болоту, направляясь в самую глубь. Ярослава осторожно, словно идя по тонкому льду, двинулась за саламандрой, стараясь ступать за ней след в след.
Сидевшее посреди болота существо пакостно хихикало, наблюдая за осторожными шажками королевы. Это была сгорбленная маленькая старуха с уродливым лицом, изрезанным глубокими морщинами. В руках она держала искривленную палку, по которой ползали большие зеленые мухи. Тощее тело прикрывало рваное тряпье, из-под грязного передника выглядывали босые ноги, поросшие мхом.
Наконец, Ярослава подошла к старухе и, достав из притороченной к поясу сумки костяной гребень, принялась осторожно расчесывать длинные волосы. Гребень с трудом продирался сквозь спутанные седые космы, кишащие вшами, блохами и клещами, вонявшие так, что Ярослава с трудом сдерживалась, чтобы не скорчить брезгливую гримасу. К тому же у нее зябли руки — голова старухи оказалась холодной как лед. Тем не менее, королева смиренно продолжала, пока старуха, мерзко хихикая, продолжала болтать.
-Что, вдовушка ты наша, королек-муженек-то помер, наконец-то, хи-хи-хи? Знаю, что умер, можешь не отвечать. Моховая бабушка дело знает: коль был уговор, что я его в могилу сведу, значит, так тому и быть. Я наш уговор исполнила — значит пришла пора и тебе ответ держать.
-За тем и пришла, — сдержанно ответила Ярослава.
- А ты меня не торопи! — прикрикнула старуха, — а то я не знаю, зачем ты здесь. Много о себе не мни — это там, в Скитинге, ты, может, и королева — а уж я то знаю, откуда взялся весь твой род. Думаешь, я не помню, как такие вот шлендры, вроде тебя, голыми впрягались в
