человек, если ему по голове со всей силы бьют кувалдой? А ничего он не делает, — просто падает навзничь. Вот так же и я — хоть и остался стоять на ногах, но внутри все ушло куда-то к центру земли. Я тупо смотрел на него, а он — на меня, и, чувствовалось, с каждой секундой терял сомнения в моей неадекватности.
За спиной вдруг раздались крики и блеяние овец. Отара, которую я встретил дорогой, возвращалась назад. Клим Егорович, увидев их, сорвался с места, и возмущенно что-то крича, побежал к пастухам.
Они уже загоняли встревоженную скотину в огороженный невысокой электроизгородью двор возле овчарни. У изгороди Клим Егорович и пастухи, которых я встретил со стадом буквально четверть часа назад, оживленно дискутировали на каком-то тюркском наречии. Чабаны, эмоционально жестикулируя, рассказывали что-то хозяину, казавшемуся слишком озадаченным. Затем Клим Егорович в сопровождении одного из чабанов быстро ушел по тропинке, что только что привела меня к хутору. Я остался топтаться на месте, глядя, как оставшийся пастух нервно загоняет овец в кошару. Что тут происходит? Неужели это Северный Кавказ? Уже совсем другими глазами смотрел я на поникшие под дождем травы. Вот эти высокие растения с пышными метелками, мне не знакомы. В Тверской области такое не растет! Так, а это что?
У изгороди лежало несколько круглых комков сухой травы. Пнув один из них, я внутренне похолодел, глядя, как рыхлый мяч весело покатился по утоптанной, засыпанной мелким овечьим пометом тропке. Перекати-поле. Точно, оно! Раньше я такое только по телевизору и видел!
На всякий случай я решил загуглить, как выглядит перекати-поле. Батарея «Сяоми» еще не села, но сеть и интернет отсутствовали. Часы показывали 17.07 — время, когда в декабре месяце уже темно. А на улице — никаких признаков заката! Нет, я тут точно, с ума сойду…
Клим Егорович и его работники вернулись минут через двадцать. Хозяин был мрачен и, как будто растерян. Оглянувшись назад, в том направлении, откуда они только что пришли, он покачал неверяще головой, а затем подошел ко мне, причём много ближе, ем принято между малознакомыми людьми.
— У нас пропало пастбище — отчетливо и тихо произнес он, глядя мне прямо в глаза.
Взгляд его был странно-испытующим, будто именно от меня он ждал подробнейших разъяснений по факту пропажи.
— Работники говорят, что на нашем пастбище теперь стоит лес. Вы приехали с той стороны. Как вы сюда добрались, молодой человек? Что вы видели дорогой?
Я смотрел в его черные, с прищуром, глаза, и, не зная, что сказать, лишь чувствовал, как страх, наполняя тело и сознание, буквально сковывает меня. Такое случалось со мной лишь в кошмарном сне, когда, беззаботно прогуливаясь, вдруг оказываешься на краю пропасти, и земля тотчас же начинает обваливаться под ногами. Мне стало вдруг отчетливо ясно — произошло что-то плохое, нечто настолько необычное и скверное, что это просто невозможно осознать и оценить в привычных координатах. И случилось это не со мною одним, нет, это не инсульт, не потеря памяти, не Альцгеймер, не маразм. Это произошло сразу со многими людьми, возможно, со всем миром!
— Я ехал по дороге через лес, — начав говорить, я вдруг понял, что не узнаю собственный голос, настолько безжизненно и плоско звучал он. — Потом вдруг оказался тут у вас в поле. Я не могу понять, как это произошло!
— Так! А откуда же вы ехали и куда?
— Из Москвы в село Алексеевка. Это в Тверской области. Остановился на дороге и, видимо, потерял сознание. Как только очнулся, увидел ваше стадо. Не знаю, сколько времени был в отключке. Вроде бы недолго….
Я осекся. Хозяин смотрел на меня так, как будто я его ножом ударил.
— Юноша — произнес он наконец, медленно и злобно выговаривая слова. — До Твери…. далеко. Терская область. Хутор Новосвятский. Не Тверская — Терская, понимаете? Предгорья Кавказа!
Я мог только тупо молчать. Хозяин круто развернулся.
— Извольте идти за мной!
На ватных ногах я поплелся следом.
Пройдя мимо овчарен и каких-то еще строений, мы зашли под большой навес из серого пластикового тента. Под ним стояла разнообразная сельхозтехника — тракторы, различные прицепы к ним, два больших комбайна. Здесь же находился внедорожный пикап незнакомой мне марки, веселеньким салатовым пятном выделяясь на фоне видавших виды брутальных сельхозмашин.
— Прошу садиться!
Подошел еще один немолодой мужчина в спецовке, — то ли бригадир, то ли тракторист. Представившись Тимофеем Ивановичем, он протянул мне жилистую, крепкую руку и, уступая место в салоне, легко, по-молодецки заскочил в кузов пикапа. Хозяин сел за руль, завел двигатель, дернув вверх рычажок тумблера, и мы выехали из ангара.
Проехав по гравийной дорожке, мы далее свернули в поле, где машину сразу стало бросать из стороны в сторону на неровностях, да так, что я подлетал до потолка. Однако водитель, явно привыкший к таким поездкам, даже и не думал сбрасывать скорость. Проехав мимо моей машины, одиноко стоявшей с открытой дверью, Клим Егорович резко затормозил. Наша машина пошла юзом на мокром грунте и встала, упёршись в колею.
С нескрываемым изумлением Клим Егорович смотрел через ветровое стекло на тот пейзаж, что открылся перед нами. Затем он резко открыл дверцу машины и выскочил наружу так скоро, будто пикап запылал, облитый напалмом.
Впереди нас стоял типичный для Центральной России сосновый лес, весь засыпанный снегом и заледенелый. Дождь быстро прибивал легкий снег к земле, от деревьев веяло холодом.
Между деревьев виднелась просека и асфальтовая замерзшая дорога, по которой я и ехал полчаса назад.
На границе этих двух столь разнородных локаций стояла еще одна машина с людьми внутри. Они остановились, когда дорога закончилась столь внезапно, и явно пытались понять, что же произошло. Увидев нас, мужчина из машины пошел к нам навстречу.
— Куда дорога делась, не знаете? — без предисловий начал он. — Сколько тут ездил, ничего подобного не видал!
Из машины вышли женщина с девочкой лет семи. По их выговору я понял, что эти люди, видимо, мои товарищи по несчастью из Тверской области.
— Вы тверские? Представляете, говорят, мы попали на Северный Кавказ! Только не спрашивайте меня, как это случилось…
— Господи! — Женщина, и без того, видно, бывшая на взводе, похоже, начала впадать в истерику. — Да как так-то? Ведь ночь же начиналась! Ночь! Вон у меня, полвосьмого! — она показала мне экран
