намекаете на то, товарищ капитан, что Иванова ходила ко мне, то это не так. Кроме того, я не могу знать, ходила ли она к кому-нибудь из личного состава заставы.
Особист помрачнел. Было видно, что разговор начинает действовать ему на нервы, но Шарипов пока держится.
— Саша, — вздохнул он, — вот опять ты за свое. Мы же оба знаем, что коллектив у вас тут маленький. Что все всё друг про друга знают.
— В таком случае, товарищ капитан, я тем более заявляю, что ни к кому из личного состава гражданка Иванова не ходит.
Шарипов скривился в недоверчивой и очень вымученной улыбке.
— Какой уверенный ответ, товарищ Селихов.
— Раз уж вы утверждаете, что у нас все про всех все знают, — отчеканил я, — ответ кажется мне вполне логичным. Потому что я не знаю ни одного солдата, кто бы встречался с гражданкой Ивановой или любой другой девушкой в романтических целях. Тем более при выполнении боевой задачи по охране границы.
— Или же ты просто не хочешь рассказывать, — стал раздражаться Шарипов, — потому что покрываешь этого безответственного лоботряса.
— Если вы мне не верите, товарищ капитан, вызовите на беседу весь личный состав. Не думаю, что вы узнаете что-то новое от них.
Признаться, я совершенно не представлял, чем могла заниматься Наташа у пограничной тропы. Не знал и искренне надеялся, что Шарипов ошибался. Не представлял я также, действительно ли никто из наших не расколется, если особист решит допрашивать всех. Да только я понимал, что, учитывая обстоятельства, вряд ли он будет заниматься такой фигней. У него сейчас явно есть дела поважнее. Оставалось лишь надеяться, что мой нахальный и уверенный тон сработает на Шарипова.
— Селихов! — Строго крикнул Таран. — Вы что, позволяете себе учить капитана, как нести службу⁈
Я удержался от того, чтобы хмыкнуть. Слова эти явно предназначались именно Шарипову, а не мне.
— Тихо-тихо, Толя, — успокоил Шарипов шефа. Потом хмыкнул и сказал мне: — Мурый, значит? Загордился, что ли? Раз уж в первый день взял духа, думаешь, можешь дерзить офицерам?
— При всем уважении, я не люблю необоснованных обвинений, товарищ капитан. Они выводят меня из себя.
— Мурый, да еще и гордый.
Особист откинулся на спинку стула, положил локоть на стол Тарану.
— Хочешь, Саша, я расскажу тебе одну притчу? Древнюю, мне ее еще мой дедушка рассказывал?
Шарипов заглянул мне в глаза из-под вальяжно полуприкрытых век. Я промолчал.
— Давным-давно жил-был в горах один молодой человек по имени Укаб. Был он настолько сильный, что умел одним махом перепрыгивать ущелья и за раз мог поднять с десяток овец.
Мы с Тараном мельком переглянулись. Шеф устало закатил глаза.
— Так его и звали соплеменники: Силач Укаб, — продолжал особист, — Укаб был добрым юношей и помогал всем в своем кишлаке: то в одиночку наведет переправу через реку, свалив вековой дуб, то отобьет овцу у стаи волков голыми руками, то наклонит высокую ветку груши к самой земле, чтобы женщины могли сорвать самые сочные плоды с ее вершины.
Я снова удержался от того, чтобы хмыкнуть, и опять мельком глянул на Тарана. Тот, кажется, даже заслушался, подняв взгляд к беленому потолку канцелярии. А может быть, просто заскучал. По его виду сложно было точно понять, что испытывает сейчас шеф.
— Однажды старик попросил Укаба оказать ему одну услугу, — с видом древнего аксакала, продолжал Шарипов свое повествование. — Большая скала росла на земле старика и бросала тень на его виноградники. Старик попросил, чтобы Укаб сдвинул скалу, и полуденное солнце могло греть виноградные гроздья, наполняя их соком. И знаешь, что сделал Укаб?
— Что? — С интересом спросил вместо меня Таран, развеяв все мои сомнения относительно себя.
— Сдвинул, — обернувшись к шефу, пожал плечами особист, — да только обоссался от натуги. Причем на глазах у всего племени. И знаете что?
Теперь особист глянул на меня с каким-то значением во взгляде.
— С тех пор его больше не называли Силач Укаб. Его прозвали Укаб Мокрые Штаны, и на силу его всем стало глубоко плевать.
— Интересная мораль у этой басни, — пожал плечами Таран.
Шарипов, при этом, невозмутимо продолжил, хотя его никто не просил:
— Так что, Селихов, знай: все твои достижения очень легко перечеркнуть одним необдуманным поступком. То же относится и ко всему личному составу заставы.
С этими словами особист зыркнул на Тарана.
— Разрешите и вам, товарищ капитан, рассказать кое-что. Только не притчу, а анекдот, — сказал я с доброй улыбкой.
Шарипов явно удивился и приподнял чернявые брови, снова обернулся к Тарану. Тот пожал плечами.
— Ну что ж, разрешаю, — сказал особист.
— Приходит офицер особого отдела к венерологу…
— Селихов! — Таран аж подскочил.
На мгновение в канцелярии повисла тишина. А потом ее разорвал громкий смех Шарипова. Таран даже застыл от удивления, потому что Шарипов расхохотался даже от первой строчки. Закончив смеяться, особист тяжело вздохнул, утер слезу.
— Еще и смелый. Я бы даже сказал, безрассудно смелый.
— Виноват, товарищ старший лейтенант, — сказал я шефу и тут же обратился к Шарипову: — но если уж надо вам меня наказать, накажите хотя бы за анекдот. Не так обидно будет.
Шарипов задумался. Потом внимательно, с прищуром, посмотрел мне в глаза.
— Стоишь на своем, Селихов. Не ломаешься. Не боишься. Не уж-то и правда не к тебе она пришла?
— Не ко мне, товарищ капитан.
— Ладненько, — Шарипов глянул на часы, встал, — пора мне. Этих еще в отряд вести. Нарушителей. Дослушал бы твой анекдот, Саша, да некогда. Ты, Селихов, его товарищу лейтенанту расскажи. А он потом мне расскажет. Очень уж интересно стало.
После особист попрощался, отдал честь и вышел из канцелярии.
Таран устало опустился на свое место.
— Селихов, ты чего, вообще бесстрашный? — Недовольно спросил он.
— Виноват, товарищ старший лейтенант. Злит, когда пытаются навесить лишнего, — сказал я безэмоционально. — Да еще и не за что.
— Повезло тебе, что это Шарипов. У него хоть чувство юмора есть. Будь тут Сорокин, он бы наверно из себя вышел от такого твоего «анекдота».
Я молча пожал плечами.
Таран выглянул в окно, посмотрел, далеко ли отошел особист. Потом сказал:
— Ты мне давай, не зли их больше.
— Слушаюсь.
Потом шеф недоверчиво поджал губы.