В том же восемьдесят третьем на пенсию по состоянию здоровья был с почестями отправлен Тихонов (не артист, который играл Штирлица, а председатель Совмина), и на его место назначили 65-летнего Машерова, «которого с семьдесят девятого агенты КГБ охраняли больше, чем генерального секретаря». Упоминались некие «машеровские реформы», которые «вначале подали мессадж о либерализации и демократизации советского общества», но затем «превратились в очередную модернизацию и бетонирование сталинизма». Семь лет назад Машерова сменил совершенно неизвестный Виктору Михаил Ситков, который характеризовался, как малоидеологизированный прагматик, руководитель демократического стиля и при этом – «ставленник постандроповского клана».
В декабре этого, то есть девяносто восьмого, года в СССР должны были состояться очередные президентские выборы; западные обозреватели хором предрекали, что состарившийся Романов уйдет со своего поста, а «имена преемников народ узнает лишь за пару недель до выборов, когда все уже решено, и предстоит лишь определить, кто больше подходит для продолжения антинародного сталинского курса».
– Знаете, если эпоху Брежнева в Союзе называли эпохой застоя, – вещал в записи интервью какой-то недавно эмигрировавший диссидент, – то царствование Романова – это эпоха серого занавеса. Да, все эти годы развивалась промышленность, строились дома, перевыполнялись планы, даже очередей не стало. Обыкновенно, буднично – так и положено. Буднично летали в космос «Бураны» – так положено. Не положено только знать, что эти якобы научные аппараты выводят на орбиту лазерные комплексы ПРО «Кортик» и ракетные комплексы «Водолей». Советскому человеку не положено знать, сколько денег из его кармана ушло на вывод в космос наступательного ядерного вооружения, на создание советской «Звезды смерти» – боевой космической станции «Жемчуг», готовой обрушить удар на любое место земного шара!
«А, вот чем мы базы-то в других странах заменили! – обрадовался Виктор. – Черт, как все просто. Может, даже и дешевле выходит. Ну а Штаты-то свои тоже вывели? Или как?»
– Советский человек, – продолжал меж тем радиоголос, – радуется: нет проблем достать билеты на поезд. И он не знает, что это сделали не для него, а для поездов с ракетными установками, которые возят ядерные боеголовки мимо его дома. Буднично страну покрыла компьютерная сеть и сотовая связь. Но ими в стране была тихо придушена всякая независимая мысль – так, оказывается, тоже положено!
Вторая часть информации, как и следовало ожидать, была сливом компромата. Виктор услышал, что в СССР цветет махровый государственный антисемитизм, что практически разгромлены не только диссиденты, но и любые неформальные сообщества критически мыслящих людей, что академик Сахаров, который здесь еще продолжал жить и работать, после развода и женитьбы на молодой медсестре был вынужден отречься от всех своих антисоветских заявлений, как сделанных под влиянием бывшей супруги. Ну и, естественно, задавлена и тяжко страдает вся творческая интеллигенция, которая не может свободно гастролировать, издаваться и выставляться за рубежом, как будто ее прямо там ждут.
Наконец, третья часть информации была разными сплетнями малого калибра и нудной читкой диссидентского романа «Хроники кремлевского сталкера», который был рассчитан на эмоциональную промывку мозгов и который Виктор со спокойной совестью пропустил мимо ушей.
Параллельно Виктор сравнил вареную колбасу эпохи серого занавеса с остатками вареной колбасы эпохи реформ. Колбаса эпохи реформ была розовее, сильнее пахла чесноком и специями, и вкус у нее как-то был богаче. Однако колбаса эпохи серого занавеса ровно резалась, и сало из нее не вываливалось, из чего Виктор сделал вывод, что она просто из мяса.
Как ни странно, но из услышанного по «голосу» Виктору больше всего понравилась весть об удушении диссидентов. Лично для него это означало, что раз диссиденты удушены как класс, то мало кому придет в голову подозревать в его, Виктора, словах это самое диссидентство. Также оставались курить в стороне всякие интриганы и демагоги, которые могли по злобе или из зависти навесить на него диссидентство; если и напишут телегу, то на нее наверху всерьез смотреть не будут. Правда, здесь могут навесить пиратство, но, в отличие от диссидентства, это еще доказать надо.
Утром перед работой Полина Геннадьевна на пять минут собрала персонал в торговом зале, поздравила с Днем освобождения и сообщила, что райисполком ночью прислал электронку довести до сведения сотрудников, что в Брянске есть пункт по реабилитации лиц, оказавшихся в трудной ситуации, что она и исполняет.
– Ну, как вы знаете, в эти пункты могут обратиться лица бродяжничающие или случайно попавшие в такую ситуацию, когда нет паспорта и денег, разное там в жизни бывает… Ну, вы знаете, это у нас уже давно есть, почему разослали напомнить, не знаю, может, в каком городе непорядок нашли, вот и кинули рассылку в порядке принятых мер…
«Значит, можно без паспорта обратиться? Как во второй реальности? А что же тут, в кооперативе? Полина же типа считает, что у меня паспорт есть, но у родственников. Как это объяснить? И что там надо, в этом пункте? И не подставлю ли я начальство? Только же как-то устроилось, хоть и временно… Нет, тут нельзя кидаться сломя голову на первый встречный рояль в кустах, это тебе не роман по альтернативной фантастике. Сперва разузнать надо».
По офисной трансляции шла программа песен военных лет и передачи по истории партизанского движения и боев за Брянск – как потом узнал Виктор, местные управления культуры заранее рассылали сидюки с записями по организациям и предприятиям.
Алгоритм инструкции Виктор добил к обеду и кинул Зеленкову.
«Пойдет, – ответил тот в мессадже. – После обеда подойдет Света, поднатаскаете на своем методе, вместе составите такую же штуку по ее задаче для РОНО».
«ОК, – ответил Виктор. – Да, как тут Проблема-2000?»
«На мази. Проги штопаем заранее, европезы больше шума наводят».
«ОК. А где тут поближе столовки дешевые?»
«ПТУ, к радиотоварам и дальше к оврагу. Комплекс в одни руки, без выноса».
«OK», – откинул Виктор. И подумал: «Ну вот, какой-то компромисс между дешевым и здоровым питанием».
«Шустро вы с клавой. Будто лет двадцать работали».
«А и есть двадцать. Я за первую в семьдесят восьмом сел. Называлась «Наири», ввод с машинки «Консул».
Комплекс оказался по вполне советской цене рубль пятьдесят в местных и включал в себя морковный салат, рассольник, поджарку с картофельным пюре, чай, хлеб и булочку. Помимо пэтэушников, в столовке тусовались пенсионеры, которым было влом готовить. Интерьер столовки оказался довольно приличненьким, в стиле техно, из которого выпадала приклеенная фанатами к доске объявлений афиша прошлогоднего концерта Виктора Цоя на стадионе «Десна». Здесь же Виктор и увидел первую очередь – на раздачу, правда, двигалась она быстро, потому что черная лента транспортера один за другим выдавала готовые подносы с блюдами. А надо сказать, что ничто так не подвигает человека на философские обобщения, как предчувствие еды.
