народом, имеют глубокий смысл. Вот сейчас ситуация по факту получилась ровно, как в этой выстраданной в процессе народного опыта философской мысли.
Просто в итоге, было как-то неожиданно, на подобный эффект точно не рассчитывал, выставляя себя дураком, Андрюха проникся моим поступком до глубины души. Серьезно. Но это произошло потом. Прежде нам пришлось выдержать несколько часов запоминающегося времяпрепровождения. Особенно братцу. Мне, конечно, тоже, но Андрюхе досталось бо́льше.
Пришел фельдшер и без остановки ржал минут десять. Смотрел на место, где имелась травма, потом закрывал лицо руками и реально ржал. Громко, издавая звуки, которым позавидует любая приличная свинья. Даже не конь. Что-то среднее между хрюканьем и длинным, долгим звуком "ы-ы-ы-ы-ы". Лицо он закрывал ладонями, так понимаю, дабы больного не заплевать, потому что от чрезмерного веселья слюна фельдшера летела во все стороны. Смеялся он буквально до икоты, сползая со стула. Все остальные, Зинаида Стефановна, дед Мотя и даже Клавдия, пытались держать себя в руках, но тоже нет-нет с их стороны слышались сдавленные звуки, тщательно подавляемого хохота.
— Погодите, погодите… — Иван Петрович, так звали единственного на все село представителя здравоохранения, который в своем лице объединял несколько вакансий сразу, от медсестры до хирурга в случае крайней необходимости, — Ещё раз можно?
— Опять с начала? — Братец тяжело вздохнул и грустно посмотрел на сидящего рядом, на табуретке, мужчину с медицинским чемоданчиком в руках.
— Зачем же с начала. Не-е-е-е… С начала не надо. Там все понятно. С того места, где в курятнике появились баба Зина и Клавдия…
Фельдшер уже обработал место ранения антисептиком, а по русски говоря, просто спиртом, и теперь чисто угорал со всей этой истории. Андрюха, кстати, моей же версии и придерживался. Якобы неудачно захотел пометить территорию клавкиного петуха. Петух такого вопиющего безобразия позволить не мог, потому и совершил акт мести.
— Не буду. — Насупился братец. — Что ж я, клоун вам что ли …
— Нет, ты не кловун, Андрюха, — Встряла Зинаида Стефановна, — Ты теперь — Хреноклювик. Так и будем звать. А что? Вон Нинкин муж, Слепневой, он под энтим делом всегда ищет, кому в морду дать. Так его и зовут, Серёга Мордобой. А ты…Ну, понял аналогию, да?
Иван Петрович в который раз громко хрюкнул и загоготал в голос, утирая слезы.
— Все! Хватит! Жорик, пошли домой. Щас ещё там будет… Концерт по заявкам. — Психанул в конец Переросток.
Мы всё ещё находились в доме у Клавдии, которая хлопотала вокруг пострадавшего. На меня, кстати, она косилась с интересом. Походу слова о любви запали ей всё-таки в душу и память. Не дай бог, конечно. Этой особы мне сейчас для полного комплекта не хватает. И без того голова пухнет от насущных проблем. Поэтому я всячески избегал встречи взглядами и вообще смотрел либо на Андрюху, либо в пол. Типа, не понимаю ни черта, никаких намеков.
По словам фельдшера, которые он всё-таки смог выдавить сквозь свой ржач, петух, просто-напросто, рассек часть пористого, так сказать, тела. Поэтому и крови было столько много. Там же, по сути, кроме крови ничего и нет.
После того, как место ранения было обработано, а затем ещё смазано специальной мазью для заживления, рана же один хрен имелась, опасность заражения миновала. А вот опасность в очередной раз стать нам звездами ближайших дней, наоборот, росла с максимальной скоростью, громадными скачками.
За фельдшером, на другой конец деревни, бегала Зинаида Стефановна.
Ясное дело, за эти полчаса Зеленухи в красках и лицах узнали историю о том, как Жорик сбесился окончательно. Вместо того, чтоб мчать в сторону Москвы, примчал в курятник к Клавдии. Прямо как был, с чемоданом. И на топографический кретинизм не спишешь. Явно слишком различные весовые категории: Москва и сарай местной продавщицы. Это не микрорайоном промахнуться.
А поступил Жорик, то есть я, таким образом, потому что втрескался в нее, то есть в Клавдию, по уши. В этом месте, слушатели выказывали различную степень недоверия. От "да иди ты!" до "все ты, Зинка, брешешь!" На что супруга деда Моти клятвенно гарантировала достоверность сведений из первых уст.
После того, как Жорик, то есть я, пробрался в клавкин сарай и засел там, подло маскируясь среди кур…Такой стресс у птицы, такой стресс… И кстати, цель данного мероприятия осталась неизвестной, но планировал городской дурачок явно какую-то херню. По данному моменту признательных показаний от влюбленного, то есть от меня, по заверению рассказчицы, не поступало. Так вот, засел, значит, Жорик в засаду, но его, то есть меня, разыскали Матвей Егорыч вместе с Андрюхой, которые решили предотвратить беду, спасти честное имя продавщицы. Логично предположить, мое имя спасать уже было поздно по мнению и бабы Зины, и местных. Ну, не суть… Главное, сильнее всего акцент в рассказе делался на деда Мотю, который совершил самый настоящий героический поступок. В чём этот поступок заключался, уточнений не имелось, но "охала" его супруга в данном месте повествования выразительно, с гордостью, тем самым давая простор для размаха фантазии деревенских жителей.
Короче, пока Зинаида Стефановна привела фельдшера из дома, который находился аж за Погостом, при этом, как на зло, встретив все село по дороге, история претерпела изменения и имела несколько вариантов концовки. В том числе, будто покалечил Андрюху лично я, пытаясь вырваться на свободу, чтоб потом грязно домогаться Клавдию. Петух в некоторых вариантах тоже фигурировал, но как-то неубедительно. Вроде, я этим самым петухом дрался с Андрюхой. Прямо схватил за ноги и давай махать направо-налево. Петухом. Нормально вообще? И главное, в подобный бред местные искренне верили. Может, потому что касался он меня. Не знаю.
Однако, все это мы узнали гораздо позже. Слушали ещё несколько дней подряд от каждого, случайно встреченного жителя Зеленух. Некоторые даже сами приходили к дядьке во двор. Естественно, никто не признавался, что им просто любопытно посмотреть на участников любовной драмы. Не каждый день в селе роковая страсть с травмами случается. Поэтому на протяжение недели предлоги, которые использовали для посещения Виктора и его семейства, сочинялись очень разные. Но все это, повторюсь, было потом.
Обидевшись на фельдшера, Андрюха сполз с кровати, куда его уложила заботливая Клавдия, и, не глядя на хозяйку дома, позвал меня. Я и сам был уже исключительно за отбытие с места приключений. Взгляды продавщицы становились все более многозначительными. Она явно подумала, раз Переросток выбыл из марафона по причине травмы, то надо опять втягивать нового спортсмена. А выбор, прямо скажем, невелик.
Штаны братца уже застегивались нормально, полностью, даже несмотря на марлевую
