У меня магии нет, у меня тут только длань. Пробую. Стоим — греемся. Я так точно — вспотел весь. А у неё — реакция отсутствует. Только рефлекторное сокращение мышц горла. Типа: противно ей до блевотины. Такая имитация характерной мимики иногда применяется самочками при отпугивании агрессивно-озабоченных самцов хомосапиенсов. Которые слов не понимают. Знаю по прошлой жизни — сталкивался. Прямо скажу: девка очень старательно имитирует. Ну просто — вошла в образ! И это всё.
Да что ж мне такое попалось?! Деревянно-дощатое. Я ей все «пароли» выдал, а «отзывов» нет. Усиливаем воздействие.
— Раздвинь ножки.
Почему это я — «хорёк вонючий, паршой трахнутый»? Так меня ещё не называли. А, понял: потому что без шерсти. Оригинально. Только, детка, у тебя на ногах — ничего, а у меня какие-никакие, но сапожки. И что можно сделать с человеческими лодыжками — меня ещё Савушка научил. На примере моих собственных.
Ух как она дёрнулась! Болевая реакция — ярко выражена. И в моторике, и в семантике — тоже. Пришлось и второй рукой её к стене прижать. За волосы. Но ножка рефлекторно переступила, пяточки расставились. А уж ляжки тебе, красавица, я и сам своим коленом раздвину. Постояла, боль в ноженьках переварила? Это хорошо — нужен чистый сенс без всяких острых болевых помех. Ну, кроме острой, но уже привычной боли в заломленной руке. Чтоб тебя ничего не отвлекало от полноты ощущений. Но — без иллюзий. Привыкай, детка, что у тебя между ножек кое-что вставлено. Здешние дамы штанов не носят, поэтому присутствие посторонних предметов между внутренними поверхностями бёдер даёт туземкам особенные, яркие, необычайные ощущения.
А теперь облизываем средний палец правой руки. Исключительно из соображений гуманности — чтоб ей не больно было. И, раздвигая его соседями всякие складочки и волосики промежности, продвигаем со стороны спины в направлении… Спокойно, малышка, спокойно. Тпру, я сказал! Стоять! У меня тут «грубая физическая». Русская народная мудрость по её поводу так и говорит «против лома нет приёма». И уточняет: «если нет другого лома». У тебя лом есть? — «Лом — не проплывал». Тогда стой спокойно.
Нехорошо. Нижний край губок подцепил, сдвинул и вдвинул. Попытался. «Или — делай, или — не делай. Только не пытайся пытаться» — тоже всегда актуальная мудрость…
А что делать-то?! Тут же — некуда! Всё плотно, сжато, сухо и, даже, как-то запрессовано. Только винтовой закрутки с контргайкой не хватает. А где же нежный трепет взволнованно-испуганной девственницы, горячая волна желания, растекающаяся внизу её живота, и юное тело, жадно выгибающееся навстречу нескромным ласкам опытного любовника вопреки слабеющей воли его владелицы? Где нежные страстные стоны, издаваемые затуманенным огненной страстью сознанием: нет-нет, ах-ах, о-о, ещё-ещё, сильнее-сильнее, глубже, чуть левее, чуть выше, а теперь быстрее, а твоя так делает, а ты когда потолки белил,…?
А эта — только шипит и ругается. И как-то всё это становится… совершенно неинтересным. Скучно как-то. Нет, был бы я просто юнцом, каким выгляжу, так интерес бы был. Поскольку — не заглядывал бы дальше конца. Своего, естественно. Но, факеншит, я слишком много знаю. «Он слишком много знал». Когда «знал» про других — основание для преждевременной смерти. А когда про себя самого — «я слишком много знал»?
Сочетание информированности и предусмотрительности — верный путь к импотенции. Или — в буддизм. Впрочем, разница — невелика. Я знаю, как и где мне будет больно, если вот такую её… Я знаю, как будет противно и мерзко у меня на душе, когда процесс закончится.
Девка-то… плевать — она сама дура. Глупый вздорный наезд не по делу. Но мне-то эти проблемы — за что? Это ж лично мне, такому умному и красивому, будет больно и мерзко. И чего ради? Кто-то сказал: «достигнутое желаемое теряет половину своего очарования — стоит только спросить себя: а ты вправду этого хотел?». Более народные варианты той же мудрости короче: «А оно того стоило?» и «За что боролись, на то и напоролись». Что-то мне самого себя жалко становится… «Напоровшегося»… Жалко и скучно.
Надо отпускать… «экземплярку». Можно придумать что-то для поддержки собственного самоуважения. Типа: дура фригидная холодная. Или там: ей ещё расти и расти.
Фольк сразу кидается на помощь:
«Двое мужчин провожают взглядом красивую женщину.
— Она тебе дала?
— Не-а. А тебе?
— Тоже — нет. Во бл…!».
Как раз мой случай. Два раза. «Сам спросил — сам ответил».
Птица такая есть — «обломинго» называется. Знакомая по предыдущей жизни птичка — и ко мне иной раз прилетала. Увы, Ванёк, твоя мужская харизма в данном случае обломалось. «Её влажные, трепещущие полураскрытые губы»… Ну, мягко говоря, не «полураскрылись». А те, которые раскрылись — трепещут матерно. Как говорит русская народная мудрость: «Пока сучка не всхочет — кобелёк не вскочит». Не вскочилося… Как бы выбраться из этого «недопрыгнутого» состояния без полного унижения и потери самоуважения?
Мне повезло — в соседнем дворе раздался раздражённый мужской крик:
— Елица! Елица, мать твою! Ты куда запропастилась? Вылазь, лярва ободранная! Я те задницу распишу в полосочку!
Девка дёрнулась. Я инстинктивно прижал её чуть сильнее. Потом дошло.
— Елица — это ты? Тебя зовут?
Кивнуть она не могла — щека плотно прижата к бревенчатой стенке. А ответить голосом… побрезговала. Но моргание выглядело утвердительно.
— Выбирай: или придёшь ко мне ночью сама, или я подожду, пока сюда придёт твой батюшка. Пусть полюбуется, как я твою задницу лапаю. Пока она не расписная. Хоть в полосочку, хоть в клеточку. Придёшь?
Она попыталась ограничиться морганием. Пришлось ещё чуть прижать. Ей снова стало больнее, но, как я понимаю, главный аргумент состоял в новом потоке выражений и обещаний с той стороны забора. «Да!» — прозвучало как плевок. Причём, на горячую плиту — с шипением. Ну и ладно, а мне и не очень-то хотелось.
Я резко выдернул свой дрын из-под её вывернутой руки и отступил на пару шагов. Девка, получив свободу, охнула от боли в руке и съехала личиком по стенке на колени. Затем, услыхав очередную дозу ругани с соседнего подворья, неловко, придерживая битой правой — вывихнутую левую, поднялась на ноги. Смерила меня злобным взглядом. Ей бы на молокозавод — катализатором в кисломолочный цех. От такого взгляда даже порошковое молоко скиснет.
В ответ я радостно улыбнулся. Кажется, она хотела что-то сказать. «Убить на прощание». Но очередной залп «из-за-заборных» предположений о её ближайшем будущем заставил незамедлительно устремиться к дырке в заборе.
