Моя реакция была вполне естественной, и, думаю, вы уже догадываетесь какая. Я немедленно начал искать этого человека.
Долгожителя звали Эрих Лютен, и найти какую-либо информацию о нем было просто невозможно. Для человека со стороны, разумеется. Потому что жил Эрих не где-нибудь, а в немецкой колонии «Штальхельм» на самом юге Патагонии.
Немецкие колонии в Аргентине, да и во всей Южной Америке — это особая субкультура. Просто так туда не попадешь. Причем не пустят физически и на вполне законных основаниях: извините, это частная собственность. Власти к колонистам не лезут — в конце концов, те ведут себя вполне лояльно, в политику не вмешиваются, беспорядки не устраивают и платят немалые налоги. Кроме того, в их руках мощные финансовые рычаги.
В колониях очень хорошо помнят свою родину. Не нынешнюю ФРГ, а старую империю. Поэтому и к нацизму относятся пусть и без явного одобрения, но вполне лояльно. С колониями связаны даже те немцы, которые живут за их стенами — например, в больших городах, как я. Соответственно, и доступ в этот тесный мирок мне обеспечен, тем более что я сам вырос в одной из таких колоний, и за свою жизнь мне довелось побывать в боль-шинстве из них. Вот только в «Штальхельме» пока не приходилось. Но ничего, это можно исправить…
Сверившись с картой, я понял: дорога будет непростой. Но уже через несколько часов русский армейс. кий джип (одна из самых надежных и неприхотливых машин из всех, которые я знаю, к тому же с чудовищной проходимостью и полным отсутствием комфорта) нес меня на юг,
Дорога оказалась довольно длинной, и мне пришлось даже останавливаться на ночлег в придорожнрм мотеле. Чем дальше я уезжал на юго-восток, тем меньше встречалось поселков, тем шире и бескрайнее казалась пампа, на самом краю которой, на далеком горизонте, виднелись синие вершины гор… Наконец дорога превратилась в две хорошо накатанные колеи, а еще через несколько километров уперлась в потрепанный нхлагбаум, над которым чернел железный крест. «Штальхельм», встречай…
Вокруг не было ни души. Немного поколебавшись, я вышел из машины и собственноручно поднял шлагбаум. Надеюсь, он не заминирован — бывали во времена моего детства и такие милые развлечения. Проехав под шлагбаумом, я продолжил свой путь.
Человек на дороге появился внезапно, словно ниоткуда. Я резко дал по тормозам. Ко мне подошел невысокий брюнет, видимо, как и я, сын немца и аргентинки. С его пояса свисала тяжелая кобура.
— Аргентинская армия? — осведомился он, оглядев мой джип.
— Нет, русская мотопехота, — огрызнулся я.
— Полегче с шутками. — Услышав мой немецкий, незнакомец явно расслабился. — Имя?
— Кранц., — Понятно. Вас ждут. — Мой собеседник без машних слов отошел в сторону. ли Я неторопливо поехал дальше. Перевалив; ЗВврез вершину пологого холма, я увидел перед собой, как на ладони, небольшой поселок, над ним реял черно-бело-красный имперский флаг. Колония — как, впрочем, и все колонии — была чистенькая, ухоженная, утопала в зелени. Несколько минут спустя я оказался перед домом местного бургомистра.
Сам бургомистр сидел за письменным столом над кипой бумаг и больше всего напоминал мелкого немецкого чиновника, какими они были лет сто назад. Впечатление портил только современный жидкокристаллический монитор, стоявший на краю стола. Возраст бургомистра было трудно определить — то ли пятьдесят, то ли шестьдесят лет. Он поднялся со своего места, и мы пожали друг другу руки.
— Добрый день, господин Кранц, — произнес бургомистр. — Очень рад вас видеть.
— Взаимно, господин… хммм…
— Лютен, — услужливо подсказал мой собеседник. Я подскочил на месте.
— Нет, Гельмут Лютен. Эрих Лютен — мой отец. Вы знаете, он почти пятьдесят лет возглавлял наше поселение, и когда отошел от дел, меня, его сына, сочли достойным…
Я вежливо кивал, слушая длинную пышную тираду. В таких случаях лучше не прерывать. И лишь дождавшись, пока мой собеседник замолчит или хотя бы сделает паузу, я задал главный вопрос:
— Могу ли я поговорить с вашим уважаемым отцом?
— Разумеется, я понимаю, что вы проделали столь дальний путь ради этого… Прошу вас, он ждет в гостиной. — И Гельмут сделал широкий жест в сторону старой дубовой двери в углу комнаты. Что-то нехорошее повеяло от этой двери. Уж слишком сильно она напоминала мне дверь в коридоре из моих снов… Поколебавшись секунду, я вошел.
В кресле у камина сидел пожилой мужчина, неуловимо похожий на бургомистра. Именно пожилой — ему было лет шестьдесят, от силы семьдесят. Но никак не сто два!
— Господин Лютен, — начал я, — я счастлив видеть вас. Меня зовут Ганс-Ульрих фон Кранц, и я занимаюсь тем, что…
— Садитесь. — Мужчина махнул рукой, показывая на стоявшее неподалеку кресло. — Я знаком с вашими книгами. В них многое спорно, но вы делаете большое и хорошее дело. Я даже представляю себе, зачем вы сюда прибыли.
— Да, я хотел бы узнать о судьбе экспедиции Герке…
— Герке? — Мой собеседник усмехнулся. — Они до сих пор живут где-то в Африке. И, наверное, будут жить еще долго…
— Как и вы? — ввернул я.
— Я? — Лютен, казалось, удивился. — Я — нет. Зелье, введенное мне, действует лишь тридцать лет. Этот срок давно прошел. Теперь я старюсь, как и все…
— Неужели вы не захотели еще раз продлить себе жизнь? — настал уже мой черед изумиться.
— Господин Кранц, — серьезно и немного торжественно начал мой собеседник. — Я — ка-; толик. Если бы Господь хотел нашего бессмертия, он бы сотворил нас нетленными. Боюсь, мне и так непросто будет отчитаться перед Ним за лишние годы. Я прожил долгую и интересную жизнь и ни о чем не жалею.
— Что ж, — сказал я, кивнув. — Давайте начнем с самого начала. Откуда в Берлине узнали про эликсир бессмертия.
— В Берлине? — изумился Лютен. — Они ничего и не знали. Нас отправили за Зеркалом богов… Это был поворот, которого я совершенно не ожидал, поэтому так и остался сидеть с раскрытым ртом, слушая рассказ Лютена
О Зеркале богов существует много легенд, причем, что любопытно, у совершенно разных народов. Сюжет примерно один: древние боги создали могущественный артефакт — Зеркало. Что с ним стало потом… Одни говорят, что его подарили людям, которые жили в огромном городе на севере Африки. Но люди не смогли достойно распорядиться щедрым подарком — и теперь руины города погребены под барханами, а на сотни километров вокруг расстилаются бесплодные пески. Другие — что Зеркало использовали боги в какой-то усобице, и последствия оказались столь ужасными, что они решили выбросить свое творение подальше. Третьи — что Зеркало элементарно обронил кто-то из богов, и найти его в бескрайних песках уже не смогли.
