между нами какой-то симпатии. — Я так понимаю, по телефону некоторые вопросы лучше не обсуждать?
— Всё так. — Девушка вздохнула, приняв из рук служанки чашку с исходящим паром наваристым чаем. — Могут ли слуги тоже удалиться?
Я вопросительно посмотрел на служанку, стоящую чуть в стороне. Та коротко поклонилась — и вышла из гостиной, оставив нас наедине. Вот это я понимаю — выучка…
— Если говорить ёмко, то Виктор Васильевич всё понял. А после твоей выходки с Алексеевой его и вовсе невозможно будет убедить пойти мне навстречу! — Хельга посмотрела на меня обвинительно. — В его глазах ты наверняка отделился от общества, решив встать на сторону изгоя. А обо мне он слишком сильно печётся, чтобы позволить оказаться под ударом…
— Я не буду повторяться и в который уже раз за сегодня говорить о том, что я поступил так, как должно. Но замечу, что до Алексеевой и моего вмешательства ему должно быть до лампочки, уж прости за выражение. И противодействовать нам он, скорее всего, начал только потому, что новые обстоятельства открыли ему глаза и позволили разглядеть твой план. Разглядеть ещё до того, как он начал приводиться в исполнение, между прочим…
— Если бы ты не пропадал невесть где вечерами, всё уже было бы сделано! — Возмутилась девушка. — Мы же это обсуждали!
— Обсуждалось то, как мы будем себя вести после того, как «начнём игру». Но мы-то ничего не начали…
— Тогда давай начнём! Здесь и сейчас!
Я поймал взгляд красивой девушки, к которой не чувствовал ровным счётом ничего. Просто потому, что я улавливал её эмоции, и понимал, кем она меня видит. То пренебрежение никуда не исчезло: оно всё так же таилось где-то в глубинах её сознания. Слабенькая заинтересованность ещё теплилась, но и она порядком ослабла с того, первого дня. А страх… Он только окреп, усилился и поднял голову. Всё это пытались укрыть плотным водоворотом другие эмоции, но именно сейчас я, казалось, взглянул в самую суть аловласки. И понял, что даже потенциальные выгоды того не стоят.
— Ты и сама этого не хочешь. Просто врёшь сама себе.
Глаза Хельги расширились не в удивлении, но в испуге, а мгновением позже она даже немного отпрянула.
— Что с тобой?..
Я ускорил работу сознания, но даже так едва успел запечатлеть картину, напугавшую девушку. Успел увидеть, как спешно успокаивается прежде струящаяся и кружащая подобно вихрю пси, от которой ощутимо несло ментальной… не составляющей, но структурой, эхом. Несколько субъективных минут мне потребовалось для того, чтобы поверхностно разобраться в произошедшем и понять, что таким образом я всего лишь «стихийно» воспользовался способностями на полную катушку. И сознательно это повторить у меня не вышло, хоть я и попытался, окрылённый впечатлениями от столь глубокого чтения чужого эмоционального фона.
Но сама перспектива… пугающая и манящая.
— Смотрю тебе прямо в душу. — Я усмехнулся. — И я говорил серьёзно, Хельга. Я думал, что ты избавишься от этого пренебрежения. Отбросишь страх, который толкает тебя на такие шаги. Но этого не произошло, и всё стало только хуже. Всё указывает на то, что фальшивые отношения не нужны ни тебе, ни мне.
Аловласка насупилась, поджала губы, несколько секунд так просидела… и разрыдалась, едва я успел худо-бедно, но создать безвоздушную прослойку вокруг нас. Хоть какая-то звукоизоляция, ибо слухи в том случае, если Хельга откажется от своей гениальной и гнетущей её саму идеи мне только помешают. А дальше… Дальше она рыдала, а я не особенно интенсивно пытался её успокоить традиционными методами. Потому что меньше всего мне было надо, что б она начала мне по-настоящему симпатизировать просто из-за того, что я её утешу.
И не в том смысле, о котором вы подумали, извращенцы!
Долгих двадцать минут я пытался «держать» Хельгу в адеквате, проецируя эмоции и помогая добрым словом. И итог моих трудов не заставил себя ждать: аловласка чуть подуспокоилась, а страх в её распахнутом всем ветрам разуме затух, словно истлевшая спичка. Только тогда она подобралась и вернула себе самоконтроль, заново возведя ментальную защиту и лишив меня свободного доступа к её эмоциям и, отчасти, даже мыслям. В последние я благоразумно не лез, так как мне моё «Я» ещё дорого. Вот подучусь, заматерею — тогда да, можно будет наворотить делов.
Но сейчас точно нет.
— Думаешь, я знаю, что мне теперь делать? Кроме тебя у меня не было никаких вариантов. Никаких!.. — И Хельга снова оказалась в шаге от того, чтобы начать выть навзрыд. Да что ж такое-то! Я думал, что будет нелегко, но что б настолько⁈
— Давай рассуждать логически. Чего конкретно ты не хочешь? Помолвки и свадьбы с незнакомым человеком? — Девушка неуверенно кивнула. — Тогда я ничем не отличаюсь от любого другого кандидата. Мы точно так же не знакомы, только обо мне до кучи никто ничего не знает. Или вот, скажем, чем тебе Синицын не угодил? Ты ему нравишься — это раз. Он силён — это два. Адекватен — это три…
— Адекватен⁈ Он⁈ — В глазах и эмоциях Хельги вспыхнула праведная ярость, что, впрочем, было лучше тоски, уныния и обречённости. — Да ты хоть знаешь, как он меня опозорил⁈ И не узнаешь!
— Не то, чтобы очень хотелось. — Хмыкнул я, радуясь достигнутому успеху. — Но по остальным пунктам его кандидатуры возражений нет? Тогда я передам, и он предпримет вторую попытку…
— Вторую⁈ — Не только эмоции, но и мысли меня как обухом по голове огрели. Зато я узнал о том, что попыток этих было много, и они не прекращались по сий день. Так что «стойко игнорировала» от Димы относилось скорее к тому, что ему не отвечали взаимностью.
— Всё-всё, понял, осознал, исправлюсь. Но согласиться с тем, что у тебя действительно нет вариантов не могу. — Вся проблема была раздута на ровном месте, и, по всей видимости, являлась не более чем придурью одной конкретной аловласки. Почему придурью? Да потому что она была готова не то, что шило на мыло сменять, а шило на шило! Какая к чёртовой матери разница с кем уживаться: с аристократом каким или со мной? Исходные данные те же, разве что я со способностями, но без влияния и богатств. Я-то думал, что с кандидатами действительно всё плохо. А теперь мне на глаза попался
