54
Ладно, хватит разглагольствований, давайте-ка лучше вернемся в тот мартовский вечер 1893 года, когда одна из самых влиятельных дам империи эрцгерцогиня Изабелла устраивала прием, в ходе которого мне довелось присутствовать на нескончаемом ужине среди множества важных деловых людей и нескольких скучных аристократов.
Прием эрцгерцогиня устраивала в своей роскошной Пресбургской резиденции, а Пресбург[58] был тогда столицей Австро-Венгрии. Официально гостей приглашали вроде как для встречи с другими высокопоставленными господами и договоренности между ними о сделках, но основная причина была «подана к десерту», и это почти сразу же стало очевидно.
Муж Изабеллы, эрцгерцог Фридрих Тешенский[59], сделал ей к тому времени семь дочерей, и постепенно эрцгерцог стал ощущать их как тяжкий груз. Не столько в финансовом плане, ведь семья была в империи из самых обеспеченных, сколько в социальном, так как возникала проблема с тем, кто продолжит род Тешенов. Для девушки из благородного, как говорится, семейства существовало тогда три пути, на выбор: принять монашеский постриг; выйти замуж за такого же аристократа, как она сама; стать придворной дамой какой-нибудь герцогини или эрцгерцогини. Ну и Изабелла предпринимала героические усилия по поиску мужей для каждой дочки, демонстрируя своих девочек на приемах в Пресбурге с максимальной изобретательностью. Для меня не сделали исключения.
Однако дочери Изабеллы и Фридриха оказались так юны (старшей тогда сравнялось четырнадцать), что мне, распознавшему намерения матери, при виде их стало как-то нехорошо, и я решил: пусть вечер идет по плану, но без меня, я буду есть, пить и более ничего.
А когда все собрались уже разъезжаться, я увидел ее. Она не сидела за столом во время ужина, но, вероятно, в течение вечера не избежала-таки общества гостей. Вот только кто же эта барышня, оживленно с кем-то беседующая в соседней комнате?
– Это фрейлина госпожи эрцгерцогини, – шепнул мне на ухо один из слуг, заметив мой взгляд в ее сторону.
Слуга проворно подал престарелому гостю пальто, потом обошел комнату по периметру так, чтобы пройти мимо меня, и снова – не замедляя шага – прошептал:
– Ее зовут София.
София не обладала ослепительной красотой, хотя у нее была осиная талия вкупе с пропорциями желаннее некуда, и привлекала она внимание столько же величественной статью, сколько и проникающим в душу собеседника взглядом. Ни у кого здесь ничего подобного не наблюдалось.
Когда наши с Софией глаза встретились, у меня появилось неописуемое ощущение, будто она читает все мои самые затаенные мысли, будто она раздела меня догола, будто взяла меня в плен с такой скоростью и определенностью, как никто и никогда.
Она мне улыбнулась.
Нет, эта София совсем не подходила для роли фрейлины. Такая живая и проницательная женщина не могла готовить себя к столь незаметной должности без дальнего намерения. Ну и какого черта она тогда пасется у эрцгерцогини?
Я не стал подходить к ней во время приема, опасаясь, что это – особенно после парада дочерей – испортит настроение Изабелле. Знак внимания куда менее обеспеченной, чем ее девочки, фрейлине, пусть даже и самый легкий, был бы воспринят хозяйкой дома как публичное оскорбление. Но София породила во мне любопытство, которое грозило вот-вот перерасти в необоримое желание.
И я вот-вот сделаю все возможное и невозможное, лишь бы увидеть ее снова.
С небольшой помощью манускрипта я ускорил ход событий – и на следующей же неделе получил от эрцгерцогини новое приглашение в Пресбург.
София, разумеется, присутствовала и в этот раз, похоже, она присутствовала всегда. Едва войдя в дом, я увидел, что она на кухне – заваривает чай. Почувствовав мой взгляд, девушка подняла глаза, и я улыбнулся ей, возвращая улыбку, которой она так милостиво одарила меня на прошлой неделе.
Все так же, взглядом, я пригласил ее последовать за мной к задней двери резиденции. Дверь эта выходила на громадную террасу, оттуда мы по лестнице спустились в сад, прошли по узенькой вьющейся меж деревьев тропке и оказались на опушке леса. Мы шли бок о бок, молча, и в тишине слышны были только наши шаги. И я – впрочем, как и она, – ни единого раза не ощутил нужды в том, чтобы нарушить этот покой словами.
На повороте тропинки наши руки соприкоснулись и прогулка внезапно прервалась. Я взял руки Софии в свои, затем, после минутного смущения, обнял ее и впился в ее губы долгим поцелуем. Мое стариковское сердце забилось в безумном ритме, и это напомнило мне, что, несмотря на внешность, я старше любимой на несколько веков.
Когда наша эскапада закончилась, София отправилась обратно на кухню, а я потихоньку смешался с гостями, которые о чем-то спорили в салоне.
Она даже не спросила, как меня зовут! Наверное, уже знала…
Господину случаю было угодно, чтобы дела все чаще приводили меня в Пресбург, и вскоре я выучил наизусть все повороты дороги, ведущей туда из Вены, все деревья на обочинах, все мосты и все окружавшие дорогу пейзажи.
Софии несколько раз удалось отпроситься у герцогини, и это позволило нам познакомиться ближе.
Отец моей пассии, Богуслав Хотек[60], был чешским дипломатом, представлявшим интересы многих политиков в Штутгарте, Дрездене, Берлине, Лондоне, Мадриде и Брюсселе. Путешествуя вместе с отцом, София выучила несколько языков, а занятия музыкой, танцами и этикетом превратили ее в светскую даму.
Но в те времена лучше было быть либо совсем бедным, либо очень богатым, а сбережения, накопленные Богуславом Хотеком, помещали его, к несчастью, где-то посередине. Служебные обязанности вынуждали дипломата ежедневно встречаться с государями и весьма состоятельными дипломатами, и ему, чтобы не повредить своей репутации и не потерять влияния на сильных мира сего, приходилось вести образ жизни, аналогичный образу жизни собеседников, это требовало огромных расходов, и профессия в конце концов Хотека разорила. В 1888 году он остался без гроша в кармане с восемью детьми на руках. Среди которых была и София. За несколько лет до того дипломату удалось организовать женитьбу сына императора и наследника трона Рудольфа на принцессе Стефании Бельгийской (последняя не была красавицей, что, прямо скажем, задачу осложняло), но, увы, карьера его завершилась скромной должностью посла при саксонском дворе. Правда, брак Рудольфа и Стефании позволил младшей сестре Софии, Зденке, стать фрейлиной принцессы.
Самой Софии было тогда двадцать лет, она уже готовилась к тому, чтобы уйти до конца своих дней в монастырь, но ей повезло, и она получила место у эрцгерцогини, где мы и встретились.
