Это стыдно и глупо, но в том, что Дато для меня не просто попутчик, а настоящий друг, я признался себе, только, когда мы расстались. После его ухода, я, панически испугавшись одиночества, попытался растормошить лопатинское сознание. Получилось. Только вот радости от его пробуждения вышло чуть. Да и то не моей.
Узнав, что гордый абрек нас покинул, Лопатин весьма и весьма обрадовался. После недолгой беседы (и это еще громко сказано! Суматошное мельтешение зачастую противоречащих друг другу мыслей, а туда же – беседа…) с удивлением выяснил, что Саша горца просто боится. До дрожи. Хотя даже дрожать он уже не может, тело–то полностью под моим контролем. Из–за этого страха Лопатин и предпочитает жить, как страус: спрятался в уголке нашей общей черепушки и не высовывается, вроде как нет его. Ну и хрен с ним, мне так даже проще: воспоминаниями, знаниями и общей моделью поведения реципиента пользоваться я могу, телом владею, как говорится, в совершенстве. Чего еще надо человеку, чтобы достойно встретить старость? Самую малость — чтобы рядом был друг. Дато. А остальное — приложится.
Чего я никак и не пойму, почему он со мной нянчится? Из одной благодарности за мое нелепое вмешательство? Вряд ли. Как по–моему, так абрек с его опытом почти сразу понял, что бандиту под ноги я случайно скатился, только вида не подает. А я до сих пор голову ломаю — почему? А спросить напрямую не то что боюсь – стесняюсь. Хотя уверен, Дато ответит правду. Он вообще врать не любит и живет по кодексу чести. Пусть собственному и весьма своеобразному, но кодексу. У меня, например, и такого нет.
А невозмутимости его я так просто завидую. Правду говоря, я практически всем его способностям и характеру завидую, но хладнокровию – больше всего. Взять хотя бы его визит в усадьбу Чантурия! В доме куча народа с ружьями и все, как я понимаю, отнюдь не первый день с оружием знакомство водят. А он спокойно так: «Одного застрелил, другого убил», как будто там не реальная перестрелка шла, а дружеский матч в пейнтбол! А в деревне этой, как её… Чадрахе! В одной с нами забегаловке трое местных ментов пьянствуют, и у каждого рожа, какими американцы диких русских казаков в комиксах рисуют. А мы, если что, в розыске. Лопатин (ну как же его фейс на мою родную физиомордию похож! Даже даты рождения и те всего на несколько дней разнятся, подозреваю, что, скорее всего, из–за смены календаря) до встречи со мной начудить успел, а уж абрека, почитай, весь Кавказ в лицо знает. Меня от страха так трясло, что я даже духанщику нахамил, лишь бы никто не подумал, что я боюсь. Старый, вычитанный где–то, принцип – нападение – лучшая защита… Только от такой обороны и результат, соответственно, вышел прямо противоположный ожидаемому. И поесть по–человечески не успели и внимание ментов к себе привлекли, то есть, я привлек. А со стражником вообще нехорошо получилось. Эта морда пьяная так Туташхиа довела, что он свое имя назвал. Мент пьяный–пьяный, а как фамилию абрека услышал, так сразу за кобуру схватился. И снова я, Клинт Иствуд доморощенный, накосячил. Дато еще при первой встрече мне револьвер подарил, так я, перепугавшись, что нас сейчас скрутят, из нагана и выпалил. Хотел в пол – попал менту в ногу. Хорошо хоть не в лоб. А абрек на меня смотрит удивленно, мол, зачем стрелять, коли вопрос деньгами решить можно? А я и не знал, что коррупция и тогда существовала… то есть, существует. Век живи – век учись. Если ты — бывший препод, тем более, учись жизни. Простые решения, как и простые движения, не всегда до добра доводят. Хотя чем дольше я в этом времени живу, тем больше убеждаюсь, что мне повезло и жаловаться грех. Потому как таких друзей как Дато, я в двадцать первом веке фиг бы где нашел. Тем злополучным вечером он меня еще раз удивил: сказал, что в страхе может признаться только по–настоящему смелый человек. И, вроде бы, никаких особенных интонаций он в эту фразу не вкладывал, а я поверил. И до сих пор в это верю и верить буду. Потому что когда от души говорят, это сразу видно.
И, наверное, благодаря этой вере, потом, уже в Батуми, я себя более или менее прилично вел. По крайней мере, в кустах от каждого встречного полицейского не прятался. Нет, в душе, я конечно, зубами лязгал, но внешне… Хотя, учитывая те ухмылочки, с которыми Дато нет–нет, да и посматривал на меня, и с внешним видом не всё в порядке было. Но я исправлюсь. Вот только снова встретимся, тут же и исправлюсь. Наверное.
Путешествие от Батуми до Одессы растянулось на четыре дня, а так как на пароходе даже для пассажиров первого класса с развлечениями не густо (ни аниматоров тебе, ни стриптиза, даже бара и того нет) коротали время в болтовне о том о сём. Травмировать абрека признанием в своей иновременности я из сугубой скромности не решился. Это такое оправдание для страха – скромность. Хорошее оправдание, вполне себе толерантное. Не рискнув предстать сумасшедшим, ограничился пересказом биографии Лопатина, благо, она у моего реципиента отнюдь не скучная: и из дома он, что твой колобок, утёк, и топ–менеджером поработал, и с анархистами дружбу водил, и даже в тюрьме посидеть успел. Если здесь и сейчас он сам себя называет тихоней, как же мне тогда себя–то назвать? Потому что на фоне детства Дато, моё, с дворовыми обидами и редкими побоями, смотрится сказочно–безмятежным. Я как–то читал, как ниндзя воспитывают, так вот и Дато примерно так же растили.
Пока дитё ножками ходить не может, «заботливые» воспитатели–родители колыбельку хрясь об стену! Пусть, мол, младенчик группироваться учится. А чуть дитятко подрастало, тут детство и заканчивалось, даже не начавшись. Десятиверстные пробежки по горам каждый день — это у них за норму почиталось, а то, что за окном ливень или снег, то никого не волновало. Самого Дато, как ни странно, тоже. И так над детьми измывались регулярно до тех пор, пока они не повзрослеют. То есть лет, примерно, до шести. Потом детишек к оружию приучать начинали. А чтоб дорогой порох зазря не тратить, ребятенок должен был научиться камнями дичь подбивать. Сначала птиц, потом добычу покрупнее. Дато говорил, что когда ему одиннадцать стукнуло, он камнем волка зашиб, равнодушно так рассказывал, как о вполне естественных вещах. Единственное, что его возмущало, это то, что в поисках волка ему аж в долину спускаться пришлось, тех хищников, что ближе к селенью рискнули жить, давно повыбили. Слава Богу, что в тех краях, где он рос, медведи и львы не водятся, а то была бы этакая локальная экологическая катастрофа. Кстати! Карате – отстой! Датико на досуге показал пару–тройку приемчиков из детского (детского!!!) арсенала, и мне реально поплохело. Представляю, насколько хреново было тем, на ком эти приемы отрабатывались, а уж про тех, к кому они применялись и говорить не хочу. Мир их праху. Как встретимся с Дато (а мы обязательно встретимся!), уговорю его меня хотя бы «детским» премудростям драки научить. А там глядишь, лет через… много, и до взрослых приемов дорасту.
