Ознакомительная версия.
– У нас, в Бежети, если жена сильно ругает мужа, он не ищет более находчивых слов, а отвечает ей добрым тумаком.
– Здесь одними кулаками завоюешь только треть славы, а две трети надо добывать чем-то другим, – возразил Быстрян.
Природная ловкость позволяла Дарнику проходить сквозь самую густую толпу, никого при этом не задевая. Но однажды от столкновения с дюжим кожевником увернуться все же не удалось, тот сильно задел его плечом, а следом обругал, обвиняя в неуклюжести. Несколько зевак даже остановились полюбоваться на их ссору. Дарник с каменным лицом дослушал все до конца, а потом молниеносно выбросил вперед правый кулак, и кожевник оказался на земле с разбитыми губами. Такое потом повторялось три или четыре раза, прежде чем в ремесленных и торговых рядах хорошо запомнили вспыльчивого молодого бойника и приучились старательно обходить его стороной.
Неподвластен он был и главному увлечению молодых короякцев – нарядной одежде. Здесь ей почему-то придавали непомерно большое значение. На тех, кто одет попроще и победней, взирали сверху вниз, а девушки порой даже откровенно пренебрежительно фыркали. Дарник же еще в Каменке на Сизом Лугу усвоил себе, что тот, кто слишком заботится о своей внешности, никогда не будет хорошим бойцом, потому и в Корояке смотрел на щеголей с откровенным презрением и своим подручным не позволял подобных излишеств.
Однажды из-за этого в ватаге произошел даже маленький бунт.
– Почему мы должны ходить в обносках хуже всех? – возмущалась молодежь при молчаливой поддержке Меченого с Бортем. – Если ты тратишь все дирхемы на дворище, то почему не продать часть запасного оружия или купеческих товаров и не одеться как все?
– У вас, наверное, нет глаз и ума, – спокойно отвечал Рыбья Кровь. – Неужели не понимаете, что здесь, в городе, осталось одно отребье? Настоящие парни ушли с князем. Когда они вернутся, тогда мы и решим, на кого нам следует быть похожими.
Ватажники молчали, сбитые с толку неожиданностью его аргумента. Но раз прозвучавшая претензия не давала покоя самому Дарнику, и через несколько дней он отправил Кривоноса поменять рулон купеческого шелка на двадцать рулонов короякского полотна. Из него он велел девушкам сшить длинные расстегивающиеся донизу рубахи-кафтаны. Когда рубахи были готовы, Дарник распорядился нанести на них вышивку трех видов: для себя, пятерых старших и десятерых младших напарников. С вышивками девушки управились за два дня. После чего вожак снова собрал бойников.
– Какие бы одежды вы себе ни выменяли, всегда найдутся те, кто одет богаче. Поэтому лучше носить то, что другие не носят. Если один человек наденет эту вышитую рубаху, над ним будет потешаться весь город. Если их наденем мы все вместе, то это станет лучшей одеждой Корояка, потому что в ней будут одеты самые лучшие бойцы города.
– А как их носить, на доспехи или под них? – спросил один из гребцов.
– Только на доспехи. Чтобы твой противник никогда не знал и не видел, какие именно на тебе доспехи, и думал, что ты весь в железе.
Первый же выход в обновках за ворота дворища полностью оправдал расчет Дарника. Простая знаковая вышивка сразу превращала обычные рубахи в нарядную верхнюю одежду. Часть разодетых короякцев тут же бегом помчалась на торжище узнать, откуда привезли партию такой непривычной и нарядной одежды.
За исключением подобных мелких недоразумений жизнь в Корояке дарникской ватаги протекала вполне ровно и благополучно.
С первыми лучами солнца все на их дворище приходило в движение. Две тройки подправляли тын свежими дубовыми бревнами, еще две превращали сараи в ладные жилые избы и строили конюшню для будущих коней, пятая тройка отправлялась в лес и на реку за съестной добычей. Сам Дарник в сопровождении Селезня или Черны регулярно отправлялся в торговые или ремесленные ряды. Разглядывая там отдельные изящные вещицы, он поражался изощренному человеческому уму и умению и вместе с тем часто не мог взять в толк, для чего все это изощрение нужно. Объяснял его себе женской привередливостью: именно женщины требуют себе все новых и новых красивых безделушек, и сильно его раздражали бестолковые мужчины, угождающие им. Вот он никогда не будет так стелиться ни перед одной женщиной, думал про себя Дарник и действительно отказывался покупать Черне и Зорьке какие-либо украшения или благовония.
Наблюдая за работой ремесленников, Дарник вынужден был расстаться с прежними своими иллюзиями и понял, что многого он в жизни так и не сумеет освоить: будь то муравьиная скрупулезность ювелиров, удивительные кирпичные арки каменщиков или медные сосуды литейщиков. Ему нравилось бывать на речной пристани, смотреть, как строятся купеческие ладьи, как подгоняются доски, как заливают специальным варом малейшие щели, как устанавливают мачту и кладут балласт для устойчивости. Рано или поздно он непременно снарядит целую флотилию таких судов, давал себе слово Дарник, пригодных и к мирной торговле, и к внезапному военному нападению. Вместо того чтобы путешествовать одному и вечно всего опасаться, он будет путешествовать с вооруженным отрядом, всегда способным за себя постоять.
Много нового узнал он и о воинских порядках Корояка. Прежние рассказы о многотысячных княжеских дружинах оказались полным вымыслом. Одну постоянную тысячу гридей имел только каган русов, остальные князья в силах были содержать от трехсот до шестисот воинов. Оплата везде была примерно одна и та же: по одной векше на рядового гридя в день, лишь каган платил полторы векши. Десятские получали по две – четыре векши, сотские по пять – десять. Дарник легко подсчитал, что содержание одной сотни гридей обходится в одиннадцать-двенадцать тысяч дирхемов в год. Про общее количество денег, поступающих в княжескую казну от податей и торговых пошлин, ему доведаться не удалось, но понятно было, что дружина «проедает» их большую часть. Неудивительно, что самый мирный князь вынужден был поэтому каждое лето отправляться за богатой добычей. В северных лесах поживиться было нечем, и острие военных походов неизменно поворачивало в южную сторону. Там лежала богатая Хазария, чьи каганы и беки давно наловчились использовать военную силу русов в своих интересах. Некогда хазарское войско совершало глубокие рейды на все четыре стороны, с тех пор Хазария считала эти земли своей собственностью. Поэтому любой воинский отряд легко получал у них грамоту на сбор податей в той или иной части их «обширной страны». Две трети собранных податей отсылались хазарам, одна треть оставалась самим сборщикам. Простое вроде бы дело, но хитрость заключалась в том, что почти всегда сборщикам податей приходилось встречаться с вооруженным отпором, который успешно ослаблял как дружины русов, так и хазарских данников. Очевидная нелепость и несправедливость такого порядка никого не удивляли и не возмущали, напротив, вносили некую определенность и ясность в круговорот княжеской жизни.
Ознакомительная версия.
