Должны ли мы повторить бедствия и уничтожение, планетарную катастрофу, или нам следует собраться с силами и решиться вспомнить о нашем общем происхождении, общих потерях через воссоздание исторической истины из материала снов, являющихся свидетельствами реальных событий, увиденных с определенной географической и эмоциональной дистанции? Возможно, мы вспомним чело- • века танам, каков он был до познания греха и стыда, что заставило его покинуть земной рай, которым была когда-то земля (порой этот человек смутно видится визионерам, и его непосредственное ощущение возникает при приеме галлюциногенов)? Страхи человечества ныне погребены, но мы обнаружим их без всякого ущерба, ибо, если повернемся к ним лицом, они не только не покажутся нам страшными, но предстанут радостными – сознание, отступившее в глубины адского бедлама, будет вызволено зрелищем грандиозной встречи, когда наша планета соединилась с разъяренной сверкающей плазмой кометы, представшей во всей своей роскоши и ужасающей красоте».
Если в том, что написал мне этот школьный учитель,, заключена истина, то вполне возможно, что широко распространившееся потребление галлюционогенных наркотиков имеет в качестве одной из целей потребность заново пережить травмирующий опыт, глубоко погребенный в человеческом разуме.
Regimen- работа, авторство которой приписывается Гиппократу, врачу конца пятого века-• начала четвертого века до н. э., содержит главу «О снах». В ней есть следующее наблюдение: «Всякий раз, когда небесные тела странствуют свободно, то одним путем, то другим, это указывает на расстройство души, пробуждающейся в беспокойстве».
Переводчик Ке^ипеп, У. X. С. Джоунс, добавил вариант перевода этого предложения: вместо «то одним путем, то другим» – «то в одном направлении, то в другом».
Движение, и в особенности неправильное движение, планет в снах связано с бессознательным ужасом: наблюдение Гиппократа и его интерпретация основаны на глубоком прозрении. Но по какой же причине сильная тревога находит свое выражение в снах, продукте бессознательного разума, заставляя планеты свободно бродить по небу, если небесные тела всегда двигались по правильным орбитам, никогда не угрожая Земле и ее обитателям?
Чтобы иллюстрировать данное Гиппократом описание страшного сна, в котором планетарные тела покидают свои орбиты, я предлагаю здесь сон, рассказанный мне профессором истории университета Среднего Запада в связи с лекцией, прочитанной мною несколько лет назад группе сотрудников факультета.
«Недавно вы выразили интерес к моему сну, который я вам пересказал в ходе беседы за обеденным столом. Я видел этот сон, насколько я помню, когда мне было лет шесть-семь (т. е. в конце 1920 или в 1921 году;…Во сне я находился во дворе нашего дома поздним вечером; с огромной тревогой и страхом я смотрел на небо, на котором не было луны, зато были какие-то небесные тела, больше обычных размеров, «сердито» роящиеся или спорящие друг с другом, Я очень тщательно взвешиваю слова, чтобы передать действительное впечатление.
Этот сон произвел на меня особое впечатление, потому что как раз в это время появились сообщения о пророчествах в отношении «конца света». Позже (примерно через год), когда я получил библиотечную карточку, я посвятил некоторое время чтению детских книг по астрономии. В конце моего школьного обучения в Гарварде я почти решился выбрать профессию астронома, когда один приятель предложил мне, ввиду моих исследований, работать там ассистентом в обсерватории. Я упоминаю обо всем этом, чтобы отчасти объяснить, почему этот сон так сохранился в моей памяти. В тридцатые годы он был забыт. Весной 1944 года я вспомнил о нем, когда наблюдал воздушные налеты на Лондон, а также в связи с чтением книги Дж. В. Данна «Эксперимент со временем», в которой высказывается предположение, что во сне разум высвобождается, чтобы странствовать в четвертом измерении (Данн, по профессии математик, был тогда в Англии в моде). Естественно, напрашивался вывод, что мой детский сон предвосхищал военное время в Лондоне. Однако, если быть более точным, тот сон отличался от ночного воздушного налета роящимися небесными телами, заполнявшими небо и не имевшими никакого отношения к событиям на поверхности Земли. Это было просто подобие прожекторов и ракет».
В случае, который здесь описан, сон и беспокойство, смешанное с любопытством, которое он вызвал, определили круг интересов человека в годы обучения в колледже и почти решили для него выбор будущей профессии.
В одном из предшествующих разделов мы видели, что Юнг развивал теорию коллективного бессознательного разума. Кроме собственного личного подсознания, в каждом из нас живет родовая память: мы носители некоторых черт – Юнг назвал их архетипами – общих для всего человечества. Как возникли эти схемы, Юнг не знал. Он только верил, что эти архетипы встречаются постоянно, как определенные модели мысли и воображения, и он связывал их с первоначальным возникновением человека как Ьото зар1-спз. Ему не приходило в голову, что пережитое всеми ужасное испытание, после которого уцелели немногие, запечатлелись в наследственной природе человека. После смерти Юнга совсем немногие из его учеников стали искать ответ в событиях, описанных в книге «Столкновения миров».
Незадолго до своей смерти Юнг описал сон, который ему рассказали: «…Когда эта сфера очень быстро приблизилась к земле, я сначала подумал, что это Юпитер, сошедший со своей орбиты, но когда она подошла еще ближе, я увидел, несмотря на ее огромные размеры, что она слишком мала для планеты, подобной Юпитеру… Когда мы поняли, что она должна самым страшным образом столкнуться с Землей, мы ощутили осознанный ужас. Но это был ужас, в котором преобладало благоговение. Это было космическое действо, внушавшее благоговение и изумление…Вторая сфера, и третья, и еще одна приближались на огромной скорости. И каждая из них врезалась в. Землю…»1.
В этом сне открывается нечто из родовой памяти. Даже первое впечатление, что приближающееся небесное тело – это Юпитер, позже измененное, воплощает ту иллюзию, которую пережили наши предки при приближении Венеры, ошибочно принятой за Юпитер, как это описано в «Столкновениях миров» («Зевс и Афина»). Раздавшийся треск воспроизводит впечатление той самой эпохи, когда «мощные раскаты грома» (Исход 9:28) сопровождали падение метеоритов; этот грохот был не менее ужасающим, чем сами разрушения, причиненные метеоритами.
Частичное высвобождение глубинных и пугающих родовых воспоминаний, естественно, вызывало ожидание судного дня. В вышеупомянутой книге, своей последней книге, Юнг предварил дискуссию о летающих тарелках следующими необычными словами: «Меня побуждает не самонадеянность, но моя врачебная совесть, которая советует мне исполнить долг и приготовить тех немногих, к кому я могу обратиться, к факту, что для человеческого рода все наготове, и это означает конец еще одной Эры.
В этих прощальных словах, сказанных после полувека, посвященного изучению человеческого разума, Юнг раскрыл свое видение будущего.
1966 году бешеный торнадо пронесся через Топеку в штате Канзас и его окрестности и произвел полное опустошение. Один из жителей города с населением около 100 000 в 1973 году прислал мне письмо в связи с психологическими реакциям» на бедствие, которые испытали жители города и -он сам. Торнадо часто угрожали этому городу, в связи с чем были даны необходимые предупреждения и, хотя сам он отсутствовал, когда обрушился ураган, реакции жителей на предупреждение, свидетелем которых он был, привели автора в недоумение. Через год после первого письма он написал ^мне вновь по поводу иррациональных психологических реакций, как ему показалось, сравнивая их со своей собственной сильной, но абсолютно противоположной по существу, реакцией на эти предупреждения. Поскольку корреспондент, как он сам написал, подвергался психоаналитическому лечению, было поучительно увидеть даже в его первом письме, что не детские впечатления и страхи, не социальная среда и контакты, но некий родовой опыт является целостностью, непроницаемой для анализа опыта конкретной личности – та самая истина, к которой Фрейд пришел после многих лет раздумий. Человек из Топеки не был, однако, знаком с фрейдовской концепцией подавленных родовых воспоминаний. Эта концепция постоянно, даже упорно, не обсуждалась и не применялась психоаналитиками в их работе, следовательно, они не только пренебрегали тем, что сам Фрейд оценивал как вершину своих достижений, но и проникали сами только на определенную глубину. Вина в этом самого Фрейда, так как он понял «демоническую силу», заключенную в подавленных родовых воспоминаниях о травмирующем опыте прошлого, но ему не удалось постичь природу этого опыта.
