Кислая Лепешка, шумно вздохнув, попытался прогнать мрачные мысли. Светает, а он так и не сомкнул глаз. Неспокойно горячее сердце, тревожно. Он краем уха слышал беседу вождя с Утренним Цветком. Чует она что-то, а что – сама не знает. Неправильно это, нехорошо. Завтра тяжелый день. Чужаки послов прислали, на переговоры приглашают. Индеец вновь вздохнул. Муторно как-то на душе. Может, ловушка?
* * *
– Все малюете? – веселый голос атамана ворвался в жарко протопленную избушку вместе с морозными клубами пара.
– Угу, – односложно ответил Данила, покосившись в сторону двери.
Гонта топнул сапогами, сбивая налипший снег, и степенно перевалился через порог, зацепив шапкой низкую притолоку. Чертыхнувшись, привычно поискал глазами красный угол горницы, обнажил голову и размашисто перекрестился.
– Что за зверь-то? – без особого интереса спросил он.
– Черепаха, – за сотника ответил старый казак.
Обмакнув иглу в чернильницу, он закрыл один глаз и осторожно коснулся кончиком кожи груди. Из-под рук бывшего иконописца проглядывала грозная морда панцирного земноводного.
– Долго еще? – утомленно спросил Данила, ерзая на жестком табурете.
– Сиди смирно, не вертись, как егоза! – прикрикнул татуировщик, отдергивая руку. – Не то корову намалюю…
– Дурью маешься, колдун! – упрек из уст атамана прозвучал уже не первый раз. – Баловство это ребячье.
– Фенимора Купера почитай, батько. – Ответ так же не отличался разнообразием.
– Библию надо читать, – наставительно задрав палец, отрезал Гонта. – А не ересь мерзкую, богопротивную.
Данила благоразумно промолчал, едва слышно хмыкнув, и сменил тему разговора, деловито осведомившись:
– Разъезд отправили?
– Два конных десятка, – кивнул атаман и сбросил овчинный тулуп на лавку. – Должны уже быть на месте.
Место для переговоров определили ровно посередине: и с той и с другой стороны день пути. Если верхом.
– В ночь тронемся?
– Засветло должны успеть, – протянув озябшие руки к печи, ответил Гонта и напомнил: – Ты еще посты сторожевые хотел расставить, тайные.
– Угу, – мрачно подтвердил Данила и прошипел сквозь зубы – игла коснулась какого-то нерва.
Греческий огонь и маскхалаты не давали покоя. Неправильные какие-то были индейцы. Слишком умные. Потому-то и татуировку он делал, не особо на нее полагаясь… на всякий случай, просто отдавая дань любимой в детстве книжке. Хоть и умные, но все ж дикари. Чем черт не шутит, когда Маниту спит?
– Ладно, – слегка поморщившись, Гонта брезгливо швырнул в угол шерстяные носки и, кряхтя, полез на полати. Надо вздремнуть… – широко зевнув и перекрестив рот, он сонно пробормотал: – Перед дорожкой.
– Спи, батько – хором отозвались казаки.
– А может зря мы затеяли переговоры, колдун? – голос из-под одеяла звучал глухо, словно из могилы. – Твоя стрельба по этим… как их там… секторам – добрая затея. Знатная. И не дело казаку от драки бегать. Били басурманина, и будем бить. И на родной земле и за океаном. Дикарь – он и в Африке дикарь… – радостно хохотнув, атаман закопошился на печи, укрываясь тулупом. – Что молчишь, характерник?
– Неправильный это дикарь, – огорченно пожаловался Данила. – Не дикаристый какой-то… Могучий храп прозвучал вместо ответа.
* * *
– Это неразумно, – в сотый раз повторил де Брюэ. – Испанцы всегда были олицетворением лжи и коварства. Вполне достаточного того, что я буду в составе миссии.
Седой Вепрь отстраненно пил горький настой, изредка поглядывая на звездное небо. Свои доводы он тоже приводил, но упрямство Утреннего Цветка безгранично, как Большая вода. Ну что ж, на все воля Великого Отца. И не ему, простому вождю, перечить дочери богини.
– Мадемуазель! – слегка повысил голос француз и требовательно вопросил: – Ну что вы молчите?
Из тени неслышно выскользнул Улках с неименной кровожадной ухмылкой на бронзовом лице и предупреждающе оскалился. Златка оторвалась от созерцания костра и махнула рукой. Индеец послушно исчез, словно его и не было.
– Месье, – устало промолвила девушка. – Я вам в сотый раз повторяю: без меня вам не обойтись. Не могу этого объяснить, но… – она озабоченно нахмурила лоб. – Поверьте на слово – что-то здесь не так. Я чувствую это…
– Мисс Утренний Цветок, я взываю к вашему благоразумию, – де Брюэ горестно воздел руки к небу. – Женщина на переговорах – это признак слабости. Поверьте моему опыту – я знаю, что говорю. Страна, родившая инквизицию, всегда будет смотреть на вас сквозь пламя костра. И еще… По условиям протокола каждая сторона делегирует трех посланников. С нашей стороны – это месье Вепрь, месье Желчь и я. Во всем нашем племени… – при этих словах Златка улыбнулась, а француз обиженно насупился. – Во всем племени только два человека знают испанский язык: ваш покорный слуга и этот… как его… Черствая Булка, – облегченно закончил он, с трудом вспомнив прозвище индейца-переводчика. Златка прыснула от смеха.
– Хорошо месье, – вытерев слезы, она покладисто кивнула головой. – В ваших аргументах имеется определенный резон. Я согласна, что мне не место в составе посольства. Но… – радостно вспыхнувшие глаза француза, настороженно сощурились. Девушка с лукавой усмешкой продолжила: – Предлагаю компромисс. Я переоденусь в индейца и буду стоять в почетном карауле… По пять человек с каждой стороны – ведь именно таковы условия переговоров? – и стремительно поднявшись с бревна, она озорно закончила, не вслушиваясь в очередной поток возражения: – А подслушать и подсмотреть я и снаружи смогу.
Возмущенный до глубины души де Брюэ еще пытался что-то говорить, но, наткнувшись взглядом на умильно скорченную рожицу и дразняще высунутый язычок, лишь бессильно махнул рукой, громким шепотом помянув деву Марию и всех ее несносных родственниц.
Златка круто развернулась на каблучках, отчего полы ее юбки взметнулись, поднимая снежинки с земли, и, вложив два пальца в рот, пронзительно свистнула. В этот раз вместе с Улкахом из тени появился и Сидящий Медведь.
– Пойдемте, мальчишки, – ласково улыбнулась она. – Я вам новый фокус покажу… – и скрылась в ночи, сопровождаемая радостно ухмыляющимися воинами.
* * *
– Лисица! Возьмешь пятерых и по этой ложбинке проберешься почти до самой поляны! – выслушав разведчика, Данила сосредоточенно рисовал на снегу хворостинкой план местности. – Пан Ляшко… – он повернулся к шляхтичу. – Ты с десятком ждешь сигнала за холмом… – сухая веточка, прочертив кривую линию, звонко хрустнула, оставшись сиротливо торчать в сугробе. – Ну а мы, с божьей помощью, тронемся.
Атаман Гонта и сотник Смушко, проводив взглядами умчавшись запорожцев, неспешной рысью направили коней следом за характерником. Чуть поодаль ломал копытами хрупкий наст верховой караул во главе с греком Янисом. Примерно через две версты посольство поднялось на вершину холма. Одинокий шатер у подножья едва просматривался сквозь внезапно налетевшую поземку.
– Твою… за ногу! – выругался сквозь зубы Данила, опуская подзорную трубу. – Снайперы!
– Кто? – изумленно приподнял левую, перечеркнутую тоненькой ниткой шрама, бровь Иван Гонта.
– Засада! – коротко пояснил сотник.
– Вернемся? – рядом с ними поравнялся Смушко. Данила вновь поднял трубу, внимательно осматривая местность…
* * *
– Трое на холме… сзади – караул сопровождения. Пятеро, – подышав на линзу, де Брюэ бережно протер ее носовым платком. – Справа в ложбинке наблюдаю движение.
– Гишпанцы! – презрительно процедил Седой Вепрь. Прозвучало как ругательство.
– Что будем делать? Свой вопрос француз адресовал не вождю – девушке.
– Место встречи изменить нельзя… – задумчиво произнесла Златка и решительно тряхнула роскошной короной из разноцветных перьев. – Едем! – Грозная раскраска лица изменилась, став на мгновенье смешной и милой. Вороной жеребец под наездницей всхрапнул, нетерпеливо перебирая ногами.
– Подождите, мадемуазель Злата. – Крепкая рука в черной перчатке легла на поводья. – Предлагаю вам с Улкахом присоединиться к переговорам чуть позже.
– Почему? – невинным тоном осведомилась девушка.
Прекрасно зная, что обычно скрывается за напускным спокойствием непоседы, француз торопливо зачастил:
– Это очень опасно! Испанцы явно подготовили ловушку. Если мы попадемся в нее, вы успеете дать команду своим воинам…
– Вся поляна под прицелом спецназа, – возразила Златка. – Они и так прекрасно знают, что делать.
– Мисс Утренний Цветок! – на де Брюэ было жалко смотреть. – Пожалуйста, хоть один раз в жизни… ради моего спокойствия… – приложив руку к сердцу, он с мольбой посмотрел на девушку.
